История российского сыска
Шрифт:
Кроме своих филёров, при Московском охранном отделении был ещё летучий филёрский отряд, которым тоже ведал Медников. Этот отряд разъезжал по России, разрабатывая агентурные сведения Зубатова или департамента.
То была старая медниковская школа. Лучше его филёров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только Медникова. Мёдниковский филёр мог пролежать в баке над ванной (что понадобилось однажды) целый вечер, мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живёт; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи вёрст; он попадал за границу,
Его филёр стоял извозчиком так, что самый опытный и профессиональный революционер не мог бы признать в нем агента. Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лоточника. При надобности мог прикинуться и дурачком, и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и своё начальство. Когда же служба требовала, он с полной самоотверженностью продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует получить на окраине города пулю или удар ножом, что и случалось.
Единственно, чего не было у медниковского филёра, это сознания собственного профессионального достоинства. Он был отличный специалист-ремесленник, но не был проникнут тем, что в его профессии нет ничего зазорного. Этого Медников им привить не смог. В этом отношении провинциальные жандармские унтер-офицеры, ходившие в штатском и исполнявшие обязанности филёров, стояли много выше, понимая своё дело как государственную службу. Позже и штатские филёры, подчинённые жандармским офицерам, воспитывались именно в этом духе, что облагораживало их службу и много помогало делу.
Во всех раскрытиях Московского отделения роль наружного наблюдения была очень велика.
Имелся в отделении свой хороший фотограф и расшифровщик секретных писем, а также и свой учёный еврей, который знал все по еврейству, что являлось при работе в черте оседлости большим подспорьем.
Сребреники Гапона
Сергей Васильевич Зубатов (1864-1917) поступил в Московское охранное отделение с гимназической скамьи, сначала секретным сотрудником, потом небольшим чиновником. Вскоре он обратил на себя внимание своей начитанностью, знанием революционного движения, умением подходить к людям и склонять членов революционных организаций к сотрудничеству. Он обладал редкой настойчивостью, памятью и трудоспособностью. Высшее начальство департамента, посещая охранное отделение, усмотрело в этом чиновнике талантливого, с инициативой человека, который в своей незаметной роли являлся в действительности центром московского сыска. Его скоро и назначили начальником Московского охранного отделения. Спустя три года он уже стал во главе всего политического розыска в России.
Зубатов был фанатиком своего дела, он многое продумал и глубоко изучил вопрос. Касаясь задач розыскной работы, он её разделял на две части: осведомительскую и конкретно-розыскную.
– Правительству, – говорил он, – необходимо иметь постоянно полное освещение настроения населения и общественных кругов, особенно оппозиционных. Оно должно быть осведомлено о всех организациях и примыкающих к ним лицах. Государственная мудрость тогда должна подсказать центральной власти мероприятия, которые уже назрели и которым, следовательно, необходимо войти в жизнь. А жизнь эволюционирует, – говорил Сергей Васильевич, – при Иоанне Грозном четвертовали, а при Николае II мы на пороге парламентаризма.
При этом он твёрдо держался мнения, что самодержавие олицетворяет суверенитет национальной власти и исторически призвано для благоденствия России, а значит, и для её прогресса. «Центр идёт от общего к частному, дедуктивно, – говорил он, – что же касается технической работы розыска, то она должна идти от частного к общему – индуктивно». Поэтому все детали по систематизации розыскного материала и его разработке должны быть особенно точны как в начальной фазе, так и в последущих этапах. Оппозиционное отношение к власти не может быть убито, как и революционные стремления, но полиция должна делать так, чтобы русло движения
Зубатов придавал исключительное значение развивавшемуся движению марксизма, доктрины которого затрагивали самые насущные вопросы рабочего класса. К тому же это движение только в конечном своём итоге намечало захват власти насильственным путём, этапы же – агитация и пропаганда – подчас так бледно выражали признаки преступления, необходимые для преследования по суду, что оставались без возмездия. Зубатов хотел бороться с этим движением рационально, созданием здоровой русской организации, которая другим путём подошла бы к разрешению вопросов, предполагавших революцию.
Зубатов разработал план по отрыву рабочих от революционной интеллигенции. Рабочее движение ширилось, и Зубатов попробовал направить его в надлежащее русло, сделав профессиональным. По мнению Зубатова, это должно быть легальное движение на базе экономической защиты рабочих. Вырисовывалась некая социальная монархия, когда царь надпартиен. Рабочие могут получить все через царя и его правительство.
Для организации профессиональных союзов требовались лидеры, яркие образованные люди из рабочих Зубатов перехватывал их на пути к социал-демократам или эсерам и заражал своими идеями. Стали возникать легальные рабочие кружки, враждебные к марксизму. В них обсуждались различные проблемы, профессорами читались лекции…
В случае фабричных и заводских конфликтов охранное отделение приходило на помощь рабочим, улаживало их споры с хозяевами.
Кружки сплачивались в союзы. Петербург, Москва, Одесса, другие города… Зубатов прекрасно объяснился и с еврейскими рабочими. Многие из них отшатнулись от Бунда. Например, Маня Вильбушевич по инициативе Зубатова организовала в Минске «Еврейскую независимую рабочую партию» для борьбы с хозяевами при сохранении самодержавия. Эта партия немало попортила крови Бунду. После её ликвидации в 1903 году Вильбушевич уехала в Палестину, где стала одним из идеологов сионизма.
В Одессе легальную группу из бывших революционеров организовали Шаевич и Волин. Там по их инициативе началась забастовка на чугунно-литейном заводе, неожиданно распространившаяся по городу. Этим умело воспользовались социал-демократы, перехватив руководство забастовкой и втянув в неё сорок тысяч рабочих. Одесса оказалась без воды, хлеба и света. Плеве приказал навести порядок «хотя бы употреблением оружия». До оружия дело не дошло, но казачьих нагаек рабочие попробовали.
Во всем обвинили Зубатова. История с забастовкой дошла до царя, и Зубатову пришлось уйти в отставку. Выходя из кабинета Плеве, он так хлопнул дверью, что посыпались стекла. Государство потеряло талантливого незаурядного работника.
Зубатов жил тихо в маленьком домике в Замоскворечье. Сидя с семьёй за обедом, он узнал, что царь отрёкся, в России революция. Зубатов вышел в другую комнату и застрелился.
Он-то понимал, какой кошмар обрушился на Россию.
Но вернёмся к кружкам и обществам, созданным Зубатовым. Во главе одного из них стал священник Георгий Гапон – впоследствии фигура заметная в русской истории.
Происходил он из полтавских украинцев. Окончил семинарию, Духовную академию в Петербурге. Эмоциональный, с горящими глазами, всегда на подъёме, Гапон обладал даром слова и уже в академии обратил на себя внимание. Он разработал несколько проектов о реформе рабочих домов, о земледельческих исправительных колониях для детей и пр. Ему пообещали, что их рассмотрит сама императрица Александра Федоровна.