История розги
Шрифт:
«Так, святой отец, — ответила она.
«Хорошо, — продолжал он, — теперь нужно, чтобы вы были мне покорны в святом послушании таким образом, как я вам скажу».
Тогда он велел ей, чтобы победить скромность, служащую только препятствием священному поучению и покаянию, совершенно раздеться, и объяснил ей, что невозможно сделаться вполне благочестивой, если она не подвергнется этому самоуничижению, которое является первым условием приобщения к тайному священному умерщвлению плоти. Каленкен пошла исполнять это приказание, но, не успев еще окончить своего урока, упала в обморок. Почтенный отец ожидал этой «помехи» и скоро привел девицу в чувство при помощи нюхательной соли. Тогда он отпустил ее, заметив, что на этот раз довольно, и обещал, что к ее следующему визиту у него
Так шли дела несколько месяцев, в продолжение которых посвященные члены ордена прилежно добивались дружбы Каленкен и убеждали ее быть во всем покорной Корнелию. Это постепенно развратило ее мысли, у нее уже нашлось, в чем покаяться, и духовный отец, обрадованный такой переменой, сказал ей, что теперь она уже достаточно подготовлена принять тайное поучение, и велел ей принести с собой розгу в следующий раз, которой она и была высечена тем же манером, как и другие молодые женщины.
Но как бы то ни было, секрет этот открылся в 1563 году при помощи другой жертвы, и Каленкен предстала пред судом как свидетельница в ее пользу.
В обществе брата Корнелия состояла одна женщина, по имени Беткен Масс, которая посвятила себя уходу за больными и славилась своей добродетельностью и благочестием. Она познакомилась с монахом августинцем, который предостерегал ее против Корнелия, что дошло до ушей последнего; он немедленно объявил Беткен последовательницей Поля и Эразма и убеждал своих духовных чад не входить с ней ни в какие сношения. Беткен сносила все это молча. Ей пришлось вскоре ходить за одной дамой, которая была при смерти, и эта дама велела Беткен принести ей монашескую шапочку, спрятанную у нее, чтобы она могла в этой шапочке испустить свой последний вздох.
Беткен, расспросив о причине этой странной просьбы, узнала, что шапочка — драгоценный подарок брата Корнелия, который сказал этой женщине, что, надев ее перед смертью, она получит отпущение всех грехов и избавит себя от мук чистилища. Беткен пыталась разубедить ее в этой глупости, но напрасно; это только раздражало больную, которая вместо того, чтобы умереть, выздоровела и при первой возможности отправилась в монастырь францисканцев к Корнелию. Почтенный отец был разгневан вмешательством Беткен и объявил ее везде еретичкой. В монастыре кармелиток, где у Корнелия была племянница, к которой он приходил, как и к другим монахиням, — он также оклеветал Беткен; ее друзья отказывались видеться с ней и не желали больше принимать ее услуг как сиделки. Доведенная до крайности, она отправилась к начальнику ордена августинцев и открыла ему настоящую причину ненависти к ней Корнелия, а также секрет тайной дисциплины. Августинец послал за Корнелием и указал ему опасность, какой он подвергнется, если не примирится с Беткен. Он потребовал, чтобы Корнелий формально отрекся от всего, что говорил о ней с кафедры, в монастыре и частных домах. С кафедры Корнелий упомянул об этом, но так темно и запутанно, что никто ничего не понял, а в частных домах все осталось по-прежнему. После этого он продолжал свои нападки на Беткен, которая прибегла к последнему средству: она рассказала во многих домах о злоупотреблениях и обманах монаха, а также о его особенном курсе покаяния.
Это скоро распространилось, и дело дошло до суда, который пригласил Беткен Масс дать полное показание относительно всех этих тайн. Общество очень заинтересовалось тайной дисциплиной, но в то же время Корнелий вполне мог бы оправдаться, если бы взялся за дело, как следует: следствие можно было легко остановить, так как здесь было замешано очень много знатных фамилий. Но, несмотря на все это, Корнелий продолжал громить своих обвинителей, а расследование шло своим порядком. Все женщины, на которых было указано, как на членов этого дисциплинарного общества, должны были лично предстать пред судом, и оказалось, что в числе членов состояло много знатных дам, как молодых, так
Велик был стыд многих семейств, когда открылось это многолетнее бесчестие. Все свидетельствовали свою невинность и обман их монахом, но это не могло остановить позорных насмешек над его последователями, и «священная дисциплина» была предметом множества пасквилей и острот. Брат Корнелий удалился в другой монастырь в Эйперн, где провел несколько лет, а потом опять возвратился в Брюгге. Он объяснил простоватым фламандцам, что история с этой дисциплиной была клеветой на него врагов; он ревностно проповедовал против реформаторства и наконец в 1581 году скончался в полной святости.
Глава XV
Знаменитое дело монаха Жерара и мисс Кадир
Этот случай, один из самых знаменитых в летописях сечения, в то же время дает яркий пример изумительно распущенной нравственности и лукавства, бывших тогда отличительной чертой ордена иезуитов. Подробности этого обстоятельства постоянно печатались на многих европейских языках, но все тонкости поучений и других духовных воздействий, происходивших между отцом Жираром и его ученицей, оказались слишком обширными для их опубликования; поэтому мы позволяем себе предложить нашим читателям только один или два главных факта из этой знаменательной истории.
Биография девицы Кадир в ранних ее летах не представляет ничего особенного и может быть описана в немногих словах. Екатерина Кадир, дочь Жозефа Кадир и Елизаветы Поме, родилась в Тулоне 12 ноября 1702 года. Отец ее умер, когда она была еще ребенком, оставив, кроме нее, трех сыновей. Вдова осталась в благоприятных условиях и воспитала своих детей в страхе Божием. Старший сын женился, второй вступил в орден доминиканцев, а третий сделался священником. О воспитании дочери особенно заботились, и когда она выросла, то вполне вознаградила мать за все эти труды.
Екатерина прославилась среди подруг своим добрым характером, чистотой и невинностью души и своей красотой. Ей делали много предложений, но она всем отказывала, так как ее мысли были слишком заняты небесным. Ей было 25 лет, когда в апреле 1728 года иезуитский патер Жан Батист Жирар получил назначение в Тулон. Сперва он поселился в Аахене, откуда и разнеслась слава о его красноречивой проповеди и строго нравственной жизни.
Жирар сразу сделался популярным в Тулоне, и целые толпы приходили слушать его проповеди и исповедовать ему свои грехи. Дамы всех возрастов единодушно избрали его своим духовником и советчиком, и это доверие было в высшей степени приятно святому отцу; молодые же девицы Тулона образовали между собой род ордена для упражнений в благочестии, начальником которого был Жирар, придерживавшийся по отношению к своим ученицам системы Молини, и при том с такой хитростью и наглостью, что это возбуждало доверие к его приемам. Он приступил к делу с большой осторожностью и долгое время ограничивался только двусмысленными и мистическими разговорами, но постепенно и незаметно, хотя уверенно, доводил своих прелестных исповедниц до обычного покаяния, которое он привык налагать в форме умерщвления плоти по издавна установленной форме. Перед его убедительным красноречием не могли устоять никакие сомнения в пристойности и полезности такой дисциплины.
Множество молодых девиц вполне усвоили себе идею Жирара относительно умерщвления плоти; но главным лицом в этой секте явилась девица Гюйоль, умная и ловкая от природы, с самого начала показавшая, что может как нельзя лучше служить намерениям святого отца. Отец Жирар нашел в ней единомышленника; очень скоро между ними установилось полное доверие, и она усердно помогала ему заманивать в западню самых неопытных и молодых женщин. Жирар собственноручно давал розги отдельно каждой из своих учениц, устраивая род «вечеринки бичевания», на которой многие из них присутствовали. Вначале наказания производились самым скромным и приличным образом, но мало-помалу вожделения отца Жирара заставили его налагать наибольшее очищение за более легкомысленные поступки, а его прекрасные грешницы были им до того ослеплены, что процесс исправления только увеличивал их благоговение перед пастырем и любовь к нему.