История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)

Митрополит Макарий

Святой крест употреблялся у нас тогда, как и прежде, во всех своих видах. Кресты в руках святых, изображенных в Святославовом Изборнике 1073 г., суть четвероконечные (л. 3). Крест преподобного Марка гробокопателя (конец XI в.), доселе хранящийся в его пещере и видимый всеми богомольцами, есть крест четвероконечный. Кресты, напаленные свечою на своде недавно найденной в Киеве пещеры, в которой, как полагают, подвизались какие-то иноки Феофил и Иоанн (конец XI или XII в.), суть четвероконечные и осьмиконечные. Крест, начертанный в известном Сборнике Слов святого Григория Богослова (XI в.) в конце последнего Слова – шестиконечный. Крест из Животворящего Древа, присланный в начале XII в. великому князю Владимиру Мономаху из Константинополя и доныне хранящийся в московском Благовещенском соборе, – осьмиконечный; крест, начертанный в числе других священных изображений на окладе Евангелия, писанного в начале XII в. для новгородского князя Мстислава Владимировича, – шестиконечный; кресты в руках святых Бориса и Глеба, изображенных на окладе того же Евангелия, – четвероконечные. Каменный крест преподобного Антония Римлянина, находящийся при его гробнице, – шестиконечный. Кресты (четыре), найденные в развалинах киевской Феодоровской церкви, основанной в 1128 г., – четвероконечные, хотя они могут быть относимы и к последующему времени.

Не можем при этом не заметить, что в то время у нас православные изображали на себе крестное знамение тремя перстами и пастыри Церкви крестообразно благословляли православных перстосложением именословным. Доказательствами первой мысли служат мощи некоторых угодников Киево-Печерских, подвизавшихся в XI и в 1-й половине XII в. Правые руки преподобных Илии муромца и Иосифа многоболезненного имеют три первые перста соединенными, хотя неравно, но вместе, а два последние – безымянный и мизинец пригнутыми к ладони. У руки преподобного Спиридона три первые перста сложены даже

совершенно ровно, а два последние пригнуты. Подобное же перстосложение представляют руки преподобного Алипия иконописца и Пимена многоболезненного. Очевидно, что все эти угодники скончались с тем самым перстосложением, каким они хотели ознаменовать себя в минуту смерти. Именословно благословляющими изображены святой Василий Великий в Святославовом Сборнике 1073 г. и святой Иоанн Златоустый в Служебнике преподобного Антония Римлянина (†1147). Такое же изображение благословляющей руки можно видеть в нотном Стихираре XI – XII вв. в императорской Публичной библиотеке; на бармах и скиптре великого князя Владимира Мономаха в московской Оружейной палате.

Святые мощи по временам были приносимы в Россию из Греции. Зодчие, пришедшие из Константинополя (1073) для сооружения Великой киево-печерской церкви, принесли с собою мощи семи святых мучеников: Артемия, Полиевкта, Леонтия, Акакия, Арефы, Иакова и Феодора. Мощи положены были в разных местах под стенами церкви в основание ее, а над мощами по стенам изображены были самые лики этих угодников. Дочь греческого императора Алексия Комнина, по имени Варвара, бывшая в супружестве за великим князем киевским Святополком – Михаилом, принесла из Царьграда мощи своего ангела, святой великомученицы Варвары, которые положены были в Киево-Михайловском монастыре, в церкви, сооруженной Святополком (в 1108 г.), где открыто почивают и доселе. Одна из поздних наших летописей упоминает, будто в 1091 г. принес к нам много мощей из Рима какой-то грек митрополич, по имени Феодор. Кто был саном этот грек митрополич (т. е., вероятно, прибывший с митрополитом из Греции и при нем живший), зачем был он в Риме и от кого приобрел он там мощи, которые принес в Россию, неизвестно. Не посылал ли его митрополит Иоанн со своим ответным посланием к папе Клименту III, подобно тому как Климент еще прежде прислал к нашему первосвятителю своего епископа? Дело возможное.

В самой России было двукратное перенесение мощей святых мучеников Бориса и Глеба, открытых прежде, и вновь открыты мощи преподобного Феодосия Печерского.

Первое перенесение мощей святых мучеников Бориса и Глеба совершилось в 1072 г., во дни великого князя киевского Изяслава. Он имел обычай ежегодно ходить в Вышгород вместе с другими православными на праздник святых страстотерпцев. Однажды при этом князь заметил, что церковь деревянная, в которой они покоились, построенная еще Ярославом, обветшала, и решился создать новую, деревянную. Когда здание было готово, Изяслав пригласил митрополита Георгия освятить новую церковь и перенести в нее мощи святых мучеников. На это торжество при бесчисленном стечении народа со всех сторон России собрались князья Изяслав киевский, Святополк черниговский, Всеволод переяславский и многие малолетние из областей своих, митрополит с епископами Черниговским Неофитом, Переяславским Петром, Белогородским Стефаном, Юрьевским Михаилом множество белого духовенства, черноризцев, игуменов, и в числе их Феодосии печерский, Софроний михайловский, Герман спасский и Николай переяславский. Первого числа мая митрополит освятил церковь и совершил в ней литургию. На другой день приступили к перенесению мощей. Сначала подняли мощи святого Бориса, которые почивали в деревянной раке. Впереди пошли черноризцы с зажженными свечами, потом следовали диаконы с кадилами и священники в облачении, далее епископы с митрополитом; за ними сами князья Изяслав, Святослав и Всеволод несли раку. Когда раку, принесши в новую церковь, открыли, от нее разлилось чудное благоухание, и все прославили Бога, а митрополита объял ужас, так как он прежде не твердо веровал в святость святых угодников, и первосвятитель, повергшись на землю, во всеуслышание молил Бога о даровании ему прощения. Затем, целовав мощи угодника Божия, переложили их в каменную раку. Возвратившись в старую церковь за мощами святого Глеба, которые покоились уже в каменной раке, не понесли их на руках, вероятно за тяжестию раки, а поставили на колесницу и повезли на себе к новой церкви. Здесь в дверях церковных рака остановилась и ее никак не могли вести далее; тогда велели народу взывать: «Господи, помилуй», – и рака прошла в двери. Обе раки поставлены были в церкви на правой стороне. Стали прикладываться к главе святого Бориса и к руке святого Глеба, причем митрополит, взяв руку последнего и облобызав, прилагал ее к своим очам и сердцу, потом благословил ею князей поочередно: Изяслава, Святослава и Всеволода, наконец весь народ. Святослав в другой раз приблизился к митрополиту и просил приложить святую руку к ране его, которая была на шее, также к его очам и темени; на главе князя остался в это время один ноготь святого Глеба, который принял князь себе на благословение. По окончании перенесения святых мощей совершена была Божественная литургия и все праздновали светло. Князья устроили торжественный обед, за которым присутствовали вместе с боярами своими, раздали много милостыни нищим и, мирно простившись, возвратились в свои жилища. С этого времени в России установлен новый праздник, мая 2-го, в память перенесения святых мощей Бориса и Глеба.

Второе перенесение тех же мощей последовало в 1115 г. при великом князе Владимире Мономахе и также по случаю построения во имя святых мучеников нового храма, каменного. Еще великий князь Святослав решился было создать в Вышгороде каменную церковь в честь святых мучеников Бориса и Глеба, но, возведши ее только на восемь локтей от земли, скончался (1076). Чрез несколько лет великий князь Всеволод (1078–1093) достроил эту церковь, но в ту же ночь, как церковь была совершенно окончена, верхи ее пали и стены развалились. Уже сын Святослава черниговский князь Олег вновь воздвиг эту церковь из развалин, расписал ее и снабдил всем нужным (ок. 1110 г.), но он напрасно несколько раз молил великого князя Святополка о перенесении в нее святых мощей. Святополк не соглашался, будучи недоволен тем, что не сам ее построил. Владимир Мономах, сделавшись великим князем (1113), немедленно согласился на перенесение мощей в новую церковь, к общей радости своих подданных. К первому мая было в Вышгороде необычайное стечение народа. Тут находились сам великий князь Владимир Мономах с сынами своими, князья черниговские Давид и Олег Святославичи также с сынами своими, митрополит Киевский Никифор с епископами Феоктистом Черниговским, Лазарем Переяславским, Никитою Белгородским, Даниилом Юрьевским, Миною Полоцким, игумены всех монастырей, многие черноризцы, священники и клирики, бояре, воеводы, старейшины от всех стран Русской земли и вообще бессчетное множество людей всякого возраста и пола, звания и состояния. Первого мая, которое случилось во вторую субботу по Пасхе, церковь была освящена митрополитом с епископами и храмоздатель Олег устроил для духовенства светлый пир. На другой день, в неделю жен-мироносиц, отпев одновременно заутреню в обеих церквах, новой и старой, где покоились святые мощи, приступили к перенесению их. Раку святого Бориса поставили на особо устроенную колесницу и повезли сами князья с боярами; им предшествовали митрополит и епископы в полных облачениях, а впереди епископов шли игумены, священники, черноризцы – все с зажженными свечами; народ покрывал улицы, стены, здания и толпился в таком количестве, что невозможно было двигаться священному ходу, и Владимир Мономах приказал бросать в толпы куны, сребреники, разные ткани, чтобы очистить дорогу. На протяжении всего пути народ взывал: «Кирие, елеисон» («Господи, помилуй»), и не было почти никого, кто бы не плакал от духовной радости. Когда рака святого Бориса была перевезена в новую церковь, тем же порядком перевезли и раку святого Глеба. Тут между князьями случилось разногласие: Владимир Мономах хотел поставить раки посреди церкви и над ними устроить серебряный терем, а Давид и Олег желали, чтобы раки поставлены были на правой стороне церкви в нарочито приготовленные уже для них клети, или своды (комары). Для решения спора митрополит и епископы предложили князьям бросить жребий. Князья согласились, положили два жребия на престол и вынули жребий Олега и Давида, почему раки постановлены были на правой стороне церкви. Затем совершена была литургия и последовал в Вышгороде трехдневный праздник, после которого все разошлись в свои домы. Благочестивый Владимир Мономах показал еще особенным образом свою любовь к святым страстотерпцам. Будучи еще переяславским князем, когда мощи угодников покоились в деревянной церкви, он однажды пришел ночью и смерил их каменные гробы, потом приготовил серебряные доски, позлатил и опять ночью оковал этими досками святые раки, так что наутро люди с изумлением увидели богатое украшение рак и прославили Бога и благочестивого князя. По перенесении же мощей в каменную церковь он снова оковал раки другими серебряными позлащенными досками, на которых сделаны были самые изображения страстотерпцев, поставил пред ними великолепные хрустальные подсвечники, украшенные золотом, повесил над ними серебряные позлащенные лампады, оковал золотом и серебром даже клетки, где помещались раки, так что многие из греков, приходившие в Вышгород на поклонение святым мощам, с удивлением свидетельствовали, что такого украшения рак они нигде не видели.

Об открытии мощей преподобного Феодосия

повествует Нестор не только как очевидец, но и как один из действователей, участвовавших в событии. «В 1091 г., – говорит он, – игумен и братия Печерского монастыря составили совет и. рассудили: неприлично отцу нашему Феодосию лежать вне церкви монастырской, потому что он основал эту церковь и собрал черноризцев. Вслед за тем повелели устроить в церкви место, где бы положить его мощи. За три дня до праздника Успения Богородицы пришел ко мне игумен и сказал: „Пойдем в пещеру к Феодосию“. Мы пошли тайно от всех и определили место, где нужно копать. Игумен сказал мне: „Не открывай никому из братии, чтобы никто не знал, а возьми только кого хочешь себе на помощь“. Я в тот же день приготовил орудия для копания и вечером – это было во вторник – взял с собою одного брата, пришел в пещеру и, отпев псалмы, начал копать. Уставши, я передал заступ брату, и мы копали до полуночи. Много трудились мы, но не могли докопаться, и я начал скорбеть, не в сторону ли копаем. Я взял заступ и стал копать еще усерднее, а товарищ мой отдыхал пред пещерою. Услышав било к заутрени, он закричал мне: „Ударили в било!“ – между тем как я прокопал до мощей Феодосия. И я отвечал брату: „Я докопался уже“. Когда я прокопал, меня объял ужас и я начал говорить: „Господи, помилуй!“ В то время два брата сидели в монастыре и смотрели к пещере, дожидаясь, не пронесет ли игумен тайно мощей святого Феодосия только с несколькими из братии. При ударе в било они увидели, что три столба как бы радужных пришли и стали над пещерою, где положен был Феодосии. Тогда же Стефан, епископ (Владимирский), бывший прежде преемник Феодосия на игуменстве, увидел из своего (Кловского) монастыря чрез поле великую зарю над пещерою. Получив еще за день пред тем известие, что будут переносить мощи Феодосиевы, он подумал, что, верно, уже переносят их, и, жалея, что переносят без него, поспешил взять с собою кловского игумена Климента и на коне отправился в Печерскую обитель. Пока они были в пути, им представлялась светлая заря над пещерою. Когда подошли ближе, увидели как бы множество горящих свеч, а когда пришли к самой пещере, уже не видели ничего; вошли в нее и нашли нас, сидящих у мощей святого Феодосия. Между тем я послал сказать игумену: „Приходи, вынесем мощи“. Игумен пришел с двумя братиями. Мы еще более раскопали могилу и, спустившись в нее, увидели мощи Феодосия; составы тела его не распались, только волосы присохли к голове. Положив мощи на мантию, мы вынесли их из пещеры. На другой день собрались епископы Ефрем Переяславский, Стефан Владимирский, Иоанн Черниговский, Марк Юрьевский (значит, они или заблаговременно были приглашены в Киев, или находились в Киеве), пришли и игумены из многих монастырей с черноризцами, и многие православные; взяли мощи Феодосиевы с фимиамом и свещами, перенесли их в Великую церковь, поставили в притворе на правой стороне в 14-й день августа, в четверток, и светло праздновали тот день». Впрочем, хотя мощи Феодосия были открыты и торжественно перенесены в церковь, но сам Феодосии еще не был причтен Церковию к лику святых. Уже в 1108 г. киево-печерский игумен Феоктист стал напоминать великому князю Святополку, чтобы имя преподобного Феодосия вписали в синодик. Святополк, хорошо знавший житие великого подвижника, с радостию на то согласился и повелел митрополиту Никифору вписать Феодосия в синодик. Митрополит вписал и приказал то же сделать по всем епископиям русским, и все епископы с радостию вписали. Вероятно, с этого времени и начали праздновать в честь Феодосия два дня: день его успения, 3 мая, и день перенесения мощей его, 14 августа. В 1130 г. суздальский тысяцкий Георгий, сын известного князя Симона Варяга, наследовавший от отца своего любовь к преподобному Феодосию, прислал в Печерскую обитель для окования его раки 500 гривен серебра и 50 гривен золота, и рака действительно была окована.

Кроме праздников, явившихся у нас по случаю перенесения или открытия святых мощей в нашем отечестве, установлен тогда у нас праздник по случаю перенесения святых мощей, бывшему и вне пределов нашего отечества. Разумеем праздник 9 мая в память перенесения святых мощей святителя Николая из Мир Ликийских в город Бар. Древние наши летописи совершенно молчат об этом событии; позднейшие говорят только о перенесении мощей, не упоминая об установлении праздника. Но сохранилось Слово на перенесение мощей святителя Николая, сказанное у нас одним из современников события и свидетельствующее, что к концу XI или в начале XII в. праздник этот уже существовал в Русской Церкви, как действительно он и означен в месяцеслове при Евангелии 1144 г. В Слове повествуется, что когда турки совершенно опустошили всю Ликию и в ней город Миры, где покоились мощи святого Николая, тогда святитель явился одному «правоверному» священнику, жившему по другую сторону моря, в Апулийской стране, в городе Баре, и заповедал передать барянам, чтобы они перенесли к себе мощи его из Мир Ликийских. Баряне, желая скрыть свое намерение, снарядили три корабля с пшеницею и отправили ее в Антиохию. Продав свой товар, мнимые купцы поспешили в Миры Ликийские, так как дорогою услышали, что венециане хотят взять к себе мощи святителя Николая. В Мирах посреди всеобщего запустения баряне встретили только четырех иноков, которые и указали им место погребения святителя Николая. Немедленно разломан был помост церкви, и там нашли раку угодника Божия с мощами, исполненную мира. Миро перелили в сосуды, а раку с мощами поставили на корабль и отправились в свой город, взяв с собою и двух иноков. Вышли они из Мир Ликийских II апреля и прибыли в город Бар 9 мая, в день воскресный, к вечеру. Жители города с радостию встретили святые мощи и положили их в церкви святого Иоанна Предтечи, находившейся близ моря. Затем последовали многочисленные чудеса: вечером в воскресенье и в понедельник святитель исцелил 47 больных, мужей и жен, одержимых разными болезнями, во вторник – 22, в среду – 29, в четверток утром исцелил юношу глухонемого, находившегося в недуге уже пять лет. Пораженные чудесами, жители приносили пожертвования к раке угодника, злато и серебро, и решились соорудить во имя его великолепную церковь. На третье лето после перенесения мощей, когда церковь была готова, баряне послали к папе Герману (Урбану II), чтобы он пришел освятить церковь и перенесть в нее мощи святителя Николая. Папа исполнил желание просивших и торжественно перенес мощи в новую церковь 29 сентября (по другим спискам – сентября 9-го, по третьим – мая 9-го). «И праздник, – замечает составитель Слова, – сътвориша в тот день и похвалу, юже творят в тот день святому людие вся и до сего дни».

Когда случилось это событие? Почти во всех наших летописях, в каких упоминается о нем, равно как во всех списках рассматриваемого нами Слова, говорится единогласно, что событие совершилось во дни греческого императора Алексея Комнина (1081–1118), Константинопольского патриарха Николая и князей русских: киевского Всеволода (1078–1093) и черниговского Владимира Мономаха, но самый год события показан очень различно: в летописях – 1087, 1088 и 1089, в списках Слова – 1095 и 1096 . Ближайшим к истине представляется первое показание, так как и по западным летописям перенесение мощей святого Николая из Мир Ликийских в город Бар последовало в 1087 г. Но никак нельзя принять ни четвертого, ни пятого показаний, потому что в 1095–1096 гг. великий князь киевский Всеволод, при котором случилось это событие, уже не существовал на земле.

Почему же и в нашей Церкви установлен был праздник 9 мая в память перенесения святых мощей святителя Николая? Не вследствие ли единения нашей Церкви с Римскою и подчинения папе, как казалось некоторым? Но два послания митрополита Иоанна II, при котором, по всей вероятности, и установлен у нас этот праздник, равно направленные против латинян, и потом три таких же послания митрополита Никифора (1104–1121) непререкаемо свидетельствуют, что предполагаемого единения и подчинения тогда вовсе не было. С другой стороны, ниоткуда не известно, чтобы папа Урбан II установил праздник 9 мая для всей своей Церкви, а не для одной только Апулии как праздник местный; напротив, известно, что в некоторых странах, подведомых Римскому епископу, праздник этот вовсе не был введен. Следовательно, тем более странно предполагать, будто у нас он введен по распоряжению папы. Почему же, повторяем, установлен у нас праздник 9 мая? Главными побуждениями к этому могли быть: а) глубокое уважение к святителю Николаю, издавна господствовавшее на всем Востоке и из Греции перешедшее в Россию; б) еще более – весть о многочисленных чудесах, какими сопровождалось перенесение мощей из Мир Ликийских в апулийский город Бар, где жили еще христиане православного исповедания, подведомые Цареградскому патриарху, хотя находились уже и латиняне; в) наконец, то важное обстоятельство, что во время самого перенесения мощей святителя Николая он и в Киеве совершил разные чудеса и, между прочим, чудо над утопшим в Днепре младенцем, сделавшееся известным митрополиту и поразившее изумлением всех жителей. Первосвятители наши еще прежде установили своею властию несколько местных праздников в России, не существовавших на Востоке; так точно могли установить и настоящий, хотя в Греции он не был установлен.

Из праздников, установленных тогда в Греции, наша летопись упоминает только об одном: о празднике 30 января в честь трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, установленном в 1076 г., хотя не говорит, тогда ли или уже впоследствии этот праздник принят Русскою Церковию. Что касается до древних праздников и постов, какие содержала Церковь Восточная, то, без всякого сомнения, их содержала тогда и Церковь Русская, как свидетельствуют сохранившиеся месяцесловы. К соблюдению праздников и постов убеждал своих слушателей преподобный Феодосии; в частности, он говорит о посте в среду и пяток и о святой Четыредесятнице, которую называет десятиною, приносимою нами Богу из дней года. А митрополит Никифор по случаю Четыредесятницы написал известное послание к великому князю Владимиру Мономаху и поучение к народу.