История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
Историю Стратилатова, которая сейчас признана шедевром и
первоисточником чуть ли не всей последующей русской художественной прозы.
Но в литературных кругах Ремизов стал чрезвычайно популярен. Со
свойственным ему причудливым и лукавым юмором он изобрел целую
организацию, которой был канцлером – Великую Вольную Обезьянью Палату.
У многих видных русских писателей и издателей имеются грамоты,
подтверждающие тот или иной их сан
рукописным шрифтом XVII века и подписанные propria caudaАсыка, царь
обезьяний. Первыми кавалерами этого ордена стали ближайшие друзья
Канцлера – философы Розанов и Шестов. Его комнаты были настоящим
173
зверинцем всевозможных игрушечных зверей и чертиков, которые являются
героями многих его произведений. Постепенно, особенно же после
Стратилатова, ставшего известным еще до того, как был напечатан, Ремизов
сделался главой новой литературной школы, и к началу войны печать была
заполнена подражаниями Стратилатовуи другим ремизовским рассказам.
Пришвин, А. Н. Толстой и Замятин были первыми его последователями.
В 1916 г., когда эгоистичная и близорукая политика Антанты требовала, чтобы
Россия мобилизовала больше людей, чем могла вооружить, был мобилизован и
Ремизов, но после врачебного обследования был освобожден по болезни. После
своего исключения из университета Ремизов не принимал участия в политике,
но то, что он писал во время войны, в 1917 и в последующие годы,
замечательно необыкновенной отзывчивостью на жизнь нации. Нигде
атмосфера Петербурга в трагические 1914–1921 годы не передана так
убедительно, как в книгах Ремизова Мара, Взвихренная Русьи Шумы города.
Он не становился ни на чью сторону – ни в 1917 г., ни потом. Слово о погибели
Русской земли, написанное в августе-сентябре 1917 г., хотя и «политично» в
лучшем, широчайшем греческом смысле слова, совершенно вне партийной
политики. Прожив в Петербурге все самые голодные и холодные годы, Ремизов,
чье здоровье было серьезно подорвано перенесенными лишениями, получил,
наконец, разрешение советского правительства уехать из России. В конце
1921 г. он приехал в Берлин, потом в 1923 г. переехал в Париж. Несмотря на
жизнь за границей Ремизов по-прежнему занимает строго аполитичную
позицию, даже когда пишет о «политике». Это не помешало советскому
правительству запретить ввоз его книг в СССР – из-за
религиозного характера.
Творчество Ремизова – самое разнообразное в русской литературе; оно
настолько разнообразно, что немногие из его поклонников могут восхищаться
им в целом. Тем, кто ценит «подпольную» достоевщину Пруда, вряд ли
покажется интересной камерная наивность В поле блакитном; тех, кто любит
лирическое красноречие его мистерий или Слово о погибели Русской земли,
отвратят напечатанные в частном порядке нецензурные сказки вроде Царя
Дадона. Ухватить сущность ремизовской личности или понять принцип,
объединяющий его творчество, – труднейшая, почти невыполнимая задача,
настолько он неуловим и многосторонен. Он величайший юморист – и в то же
время иной раз проявляет такое отсутствие чувства юмора, что хочется
записать его в разряд самых «священнодействующих» символистов. Связь его с
ними непреложна. Он принадлежит к тому же пласту в истории русской
цивилизации. Но в нем есть нечто большее, чем просто символизм, и отличает
его от современников глубокая укорененность в русской почве. Он впитал и
усвоил всю русскую традицию, от мифологии языче ских времен до
русифицированных форм византийского христианства, до Гоголя, Достоевского
и Лескова. Он самый натуральный славянофил из современных русских
писателей. Он, кстати, один из тех, кто опровергает распространенное и
поверхностное представление о России как главным образом крестьянской
стране. Все самые оригинальные и «русские» из русских писателей – Гоголь,
Григорьев, Достоевский, Лесков – не принадлежали к крестьянству и не знали
его. То же можно сказать о Ремизове: он жил в московском «Ист-энде», в
Петербурге, в больших и малых провинциальных городах, но в деревне никогда
не провел более двух дней кряду.
Ремизов человек книжный, рукописный, не зря он женился на палеографе.
Никто в России не говорил о книгах с такой искренней любовью; ни в чьих
устах слово «книжник» не звучит такой похвалой и нежностью. В его
174
творчестве многое есть переработки фольклора или древних легенд. Одна из
его книг Россия в письменах– комментарий к некоторым старинным рукописям,
оказавшимся в его владении. Он писатель-труженик, и не в одном, а во многих
смыслах. Он не только работает над стилем так же тщательно и терпеливо, как