История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
И эта любовь ко всему живому, пробуждённый интерес к окружающему не прошли даром. Впечатлительным, гуманным, близко к сердцу принимающим любую человеческую беду рос Андрей.
Андрей возвратился в деревню уже повзрослевшим. Многое видится ему по-другому. И снова Силыч входит в его жизнь, на многое открывает глаза: «Народ у нас не одинаково живёт: один, к примеру, работает на совесть, государству рабочему и крестьянскому помогает, а другой злобствует, как волк скаженный, всё норовит за ноги тебя хватануть».
«Андрей с интересом слушал деда Силыча. То, о чём дед говорил, как бы освещало заброшенную среди холмов Огнищанку
Замысел романа раскрывается уже в эпиграфе: «И слышал я как бы слово многих народов, как бы шум вод яростных, как бы грохот громов. И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали». То перед нами проходят картины огнищанских будней – здесь художник создаёт неповторимый мир, полный поэзии труда, с лирической неподдельностью и искренностью воссоздаёт он сцены сева, сенокоса, жатвы, молотьбы, – то возникают страстные, взволнованные публицистические отступления – главы, в которых передана атмосфера политической, экономической жизни страны. Не всё получилось на одинаковом художественном уровне, но, во всяком случае, художнику удалось сцены деревенской жизни пропитать, так сказать, насытить, политикой, раскрыть борьбу за новое в деревне как часть великой политической работы, которую партия вела по всей стране.
Когда речь заходит о конкретных лицах, например о Максиме Селищеве и Юргене Раухе, В. Закруткин заявляет о себе как полнокровном художнике и точно воссоздаёт душевный настрой двоих совершенно разных людей, оказавшихся на чужбине. Немец по происхождению, Юрген быстро обрёл в Германии вторую родину, вошёл в штурмовые отряды Гитлера, принимал активное участие в акциях, учиняемых фашистами. В объятиях мюнхенских проституток он постепенно забывает о своём чистом чувстве – о любви к огнищанской красавице Гане.
А донской казак Максим Селищев мучительно тоскует по родной земле, мечтает увидеться с любимой женой, с дочкой, с земляками. Ему чуждо всё, куда бы ни заносила его злая судьба, – и на турецкой, и на болгарской, и на американской, и на французской, и на польской земле. Днем и особенно ночью, во сне, видятся ему родные поля, родная природа, и чувство горечи и бесприютности с новой силой вспыхивает в нём. Прямой, мужественный, принципиальный, нравственно чистый Максим Селищев много раз делал попытки сблизиться с новой Россией, но трагические случайности каждый раз обрывали открывавшиеся перед ним возможности. По разным странам пронёс он любовь к родной земле, к своим близким. Жизнь пыталась заставить его совершить подлость, предательство по отношению к своему народу, но Максим всегда оставался честным человеком.
Правда, не всегда соглашаешься с писателем. Порой кажется, что уже всё ясно: тяга Селищева на родину, его порядочность, нравственная чистота, – а В. Закруткин ещё и ещё водит нас по кругу, в котором очутился донской казак. Такие подробности излишни, они перегружают ткань произведения бесполезными деталями. Понятно, художнику хотелось столкнуть два разных мира, но в композиции романа эти два мира
В романе много действующих лиц. Одни проходят через весь роман, другие только появляются, чтобы тотчас бесследно исчезнуть, так и не оставив следа в читательской памяти. Конечно, при широте охвата действительности и немыслимо одинаково полное изображение всех действующих лиц.
В романе часто говорят о счастье, о поисках своего места в жизни. Счастлив тот, кто удовлетворяет порывы своего сердца, чем бы ему это ни грозило. Стремление к намеченной цели, борьба, ведущая к ней, – вот что составляет счастье. Потому-то оборванные, голодные, но видевшие великую цель русские рабочие и крестьяне были счастливы.
Часто задумывается о счастье и Андрей Ставров. С детских лет он познал горе, нужду, смерть близких. На его долю выпало немного безоблачных дней. Отец не баловал его. Он рос, как и все деревенские ребята, испытывая те же радости и огорчения.
Закруткин очень строго отбирает факты, эпизоды из деревенской жизни, ограничивает поле художнического наблюдения только сферой социальных столкновений в происходящей борьбе. Перед читателем проходят разные события, факты, эпизоды. В них участвуют разные люди, разные характеры, а нанизывается всё на один стержень – борьбу социально враждующих группировок.
В гуще событий, в массе бытовых деталей и эпизодов автор всё время обращает внимание на те факты деревенской жизни, в которых крупно выявляется дух коллективизма, общность устремлений.
Влияние Шолохова плодотворно ощущается на всём творчестве В. Закруткина. И дело не в том, что Длугач чем-то напоминает Нагульнова, а дед Силыч – Щукаря. В. Закруткин продолжает развивать шолоховский взгляд на мир, который устремлён к лучшему, что есть в душе русского, к его национальной чести, гордости, бесстрашию, самоотверженности, удали, доброте, сердечности, бескорыстию, мужеству и простоте.
О замысле второй книги романа В. Закруткин писал:
«Вторая книга романа «Сотворение мира» посвящена трудному и сложному десятилетию в истории Советского государства – тридцатым годам… На пороге десятилетия, в 1929—1930 годах, началась сплошная коллективизация сельского хозяйства. Десятки миллионов земледельцев навсегда прощались с дедовскими наделами, с чересполосицей, с межами, со своими конями и волами, с плугами и боронами, со всем тем, что столетиями называлось «моё», а отныне должно было стать общим, «нашим». Нелёгким было это прощание с прошлым. При широко распространённых перегибах многие люди переживали тогда глубокую трагедию, уничтожали скот, имущество, уходили из деревни куда глаза глядят. Тысячи кулацких семейств, высланных из сёл и деревень, увозились на Север, в Восточную Сибирь, на Дальний Восток. Трудно было начинать новую, неведомую жизнь только что организованным колхозам.
На примере жителей затерянной в глуши, ни на каких картах не обозначенной деревни Огнищанки в романе будут показаны разные, то радостные, то горестные, судьбы крестьян-земледельцев…
Неприметная, малая капля в океане народном – семья Ставровых, в её истории отразилось всё то, чем жил в это десятилетие советский народ: и радость трудовых побед, и несправедливость, и горечь утрат, и надежды, и неистребимая вера в грядущее…»
Как и в первой книге, В. Закруткин на широком историческом фоне повествует о жизни семьи Ставровых.