История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена.
Шрифт:
В феврале 1964 г. И. Бродский был арестован, в марте состоялся суд и был вынесен приговор, по которому поэт был осужден «за тунеядство» на пять лет административной высылки с привлечением к принудительному труду. Местом ссылки стала деревня Норенская Архангельской области. Однако в результате активных действий в его защиту в нашей стране (А. Ахматова, К. Чуковский, С. Маршак и др.) и за рубежом — уже через полтора года он был досрочно освобожден и вернулся в родной город.
После возвращения Бродский писал стихи, занимался переводами, но по — прежнему его творчество в нашей стране не имело доступа к читателю. Ему удалось напечатать всего несколько стихотворений в ленинградских альманахах, в частности, эпитафию «Памяти Т.С. Элиота» и «В деревне Бог живет не по углам…», написанные еще в ссылке («День
Период с 1965 по 1972 г. был временем активного лирического творчества И. Бродского, интенсивной разработки его главных тем и мотивов, их обогащения, углубления его художнического мировосприятия, совершенствования в области поэтической формы. Одно из характерных в этом плане стихотворений — «Сонет» (1967), опубликованный под этим названием в ряде изданий, а в последнем четырехтомном собрании сочинений названном «Postscriptum».
Как жаль, что тем, чем стало для менятвое существование, не сталомое существованье для тебя.…В который раз на старом пустырея запускаю в проволочный космоссвой медный грош, увенчанный гербом,в отчаянной попытке возвеличитьмомент соединения… Увы,тому, кто не умеет заменитьсобой весь мир, обычно остаетсякрутить щербатый телефонный диск,как стол на спиритическом сеансе,покуда призрак не ответит эхомпоследним воплям зуммера в ночи.Как видим, здесь своеобразно раскрывается духовная жизнь современного человека, вечная тема человеческих отношений, любви и одиночества, переведенная в экзистенциальный, космический, философский план. Человеческая разобщенность ощущается в самой разорванности пространства и времени, дисгармонии формы (в данном случае по — особому воспринимается и «работает» отсутствие рифмы в сонете).
Следует заметить, что опыты такого рода (сонет, написанный белым стихом) были у поэта и раньше (см. сонеты «Мы снова проживаем у залива…», «Прошел январь за окнами тюрьмы…» «Я снова слышу голос твой тоскливый…» (1962) и др.). Но именно в поэтической структуре стихотворения 1967 г. все, условно говоря, элементы формы и содержания неразрывно слиты и предельно функциональны в рамках единого художественного целого.
Столкновение бытовых предметных деталей («медный грош», «щербатый телефонный диск», «зуммер») с безбрежностью времени и пространства (космос, мир, ночь) усиливает чувство безнадежного отчуждения, тоски и ужаса, трагического одиночества человека во вселенском мраке. В драме любви, от которой остался лишь призрак, точнее, его эхо, выразились экзистенциальное восприятие и ощущение жизни, бытия. Не случайно слово «существование» дважды звучит уже в начале стихотворения, задавая тон и настрой движению мысли — переживания.
Во второй половине 60–х — начале 70–х годов Бродский пишет ряд стихотворений, как, например, «Anno Domini» («Провинция справляет Рождество…»), раскрывающее сложные взаимоотношения личности и государства, «Письмо генералу Z» (1968), представляющее гуманистический протест, реакцию совести на вторжение советских войск в Чехословакию, «Конец прекрасной эпохи» (1969), выявляющее тупиковость существования во «второсортной державе» (позже Бродский отчетливо скажет:,империи») «в эпоху свершений», которая оборачивается слепыми и беспросветными временами (..Этот край недвижим… — тут конец перспективы»). И не случайно здесь зарождается трагическая мысль о поиске какого — либо, даже самого невозможного выхода: «То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом, / то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом».
Мотивы безнадежности и обреченности звучат и в написанном в 1970 г. ко дню рождения А. Кушнера стихотворении: «Паршивый
В июне 1972 г. И. Бродский был вынужден уехать из страны, по сути оказался в изгнании и поселился в США, где стал преподавать в университетах и колледжах, выступать с лекциями и, добившись материальной независимости, смог более интенсивно заниматься поэтическим и — шире — литературным творчеством.
Изменение судьбы, смена окружающей среды происходила не безболезненно, и, главное, поэт не строил никаких иллюзий на этот счет. Еще незадолго до отъезда, в стихотворении «Письма римскому другу» (март 1972 г.), Бродский горестно констатировал: «Если выпало в Империи родиться, / лучше жить в глухой провинции, у моря». А в написанной через несколько лет «Колыбельной Трескового мыса» (1975), говоря о «перемене империи», он неоднократно употребляет это слово применительно к стране, в которой теперь живет, и своеобразным рефреном — обрамлением звучит здесь дважды возникающая строка: «Восточный конец Империи погружается в ночь…»
Вместе с тем творческая деятельность Бродского интенсивна и многообразна. Одна за другой на Западе, прежде всего в Соединенных Штатах, выходят его книги: «Часть речи» и «Конец прекрасной эпохи» (1977), «Римские элегии» (1982), «Новые стансы к Августе» (1983), «Мрамор: Пьеса» (1984), «Урания» (1987), «Примечания папоротника» (Швеция, 1990) и др.
Во второй половине 80–х — начале 90–х годов появляется ряд публикаций в периодике, а затем и отдельные издания на родине: «Назидание», «Осенний крик ястреба», «Часть речи» (1990), «Письма римскому другу», «Стихотворения», «Холмы» (1991), «Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы» в 2–х томах (1992), «Сочинения» в 4–х (1992–1995), «Пересеченная местность. Путешествия с комментариями» (1995) и др.
Говоря о поэзии Бродского, следует прежде всего подчеркнуть широту ее проблемно — тематического диапазона, естественность и органичность включения в нее жизненных, культурно — исторических, философских, литературно — поэтических и автобиографических пластов, реалий, ассоциаций, сливающихся в единый, живой поток непринужденной речи, откристаллизовавшейся в виртуозно организованную стихотворную форму.
Современность, история, так называемые «вечные», бытийные, экзистенциальные темы находят в его стихах всегда новую, непохожую на бывшие у других и своеобразную поэтическую трактовку. Можно было бы выделить, как это сделал М. Крепе в книге «О поэзии Иосифа Бродского» (США, 1984), его «излюбленные, коренные темы — время, пространство, Бог, жизнь, смерть, искусство, поэзия, изгнание, одиночество». Хотя сам исследователь ощущает неполноту этого перечня и добавляет к нему в качестве вариаций темы болезни и старения, Ада и Рая, Ничто (Небытия), разлуки, свободы, империи, части речи (творчества) и др.
Писавшие о Бродском, в том числе П. Вайль, А. Ранчин, Вл. Соловьев и др. отмечали у него мотив одиночества человека в мире, трагедийность мироощущения. Характерно название статьи критика Вл. Соловьева: «Апофеоз одиночества». И как выход из этой, казалось бы, обреченности и безнадежности, как преодоление трагедии человека и человечества возникает у Бродского тема творчества, слова, речи, иначе — поэзии, языка, развиваемая в его стихах и высказываниях 70–х–90–х годов.
Так, в беседе с французской слависткой Анни Эпельбуан в 1981 г. Бродский, в частности, говорил: «Язык не средство поэзии; наоборот, поэт — средство или инструмент языка… Поэзия, в сущности, высшая форма лингвистической, языковой деятельности… Язык — это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное, для нас как биологического вида». И при всей необычности высказываемых взглядов им не откажешь в цельности и последовательности.