История с продолжением
Шрифт:
– Держи!… Во дура, да держи же ты! Володя, иди сюда!
Пятый влетел в медпункт и остановился на пороге. Опять! Они же говорили – через час! Как же так!
– Ты позвонил? – Лукич повернулся к Пятому, лицо его было покрыто испариной, он тяжело отдувался. – Позвонил, я спрашиваю?
Пятый не ответил. Он повернулся и снова бросился бегом по коридору – прочь, прочь, прочь от этого ужаса, от своего страха, от своего бессилия. Лукич пожал плечами и, повернувшись к медсестре и второму хирургу, спросил:
– Ну что?
– Давление упало немножко, но он, кажется, очнулся, – ответил второй
– Сейчас проверю. Лин, это я, помнишь меня?
Лин слабо кивнул. Ему было дурно и страшно хотелось пить. Слабость, пересохший рот, боль… Даже дышать больно. Везде больно…
– Ты понимаешь, что с тобой такое?
– Я… пить хочу… – прохрипел Лин.
– Нельзя пока, – ответил Лукич. – Тебе плохо было, мы тебя прооперировали, так что пить нельзя. Володь, давай попробуем капельницу поставить, хоть глюкозой поддержим немного. Крови-то нету.
– Давайте попробуем. Только вены больно плохие, боюсь, мы только потеряем время.
– Тогда давай так – сначала руки проверим, а потом, коли не выйдет – катетер в подключичку. Хорошо?
Руки надежд не оправдали – вены рвались, словно были сделаны из бумаги. С огромным трудом врачи всё же ввели катетер и общими усилиями поставили капельницу. Лин к тому времени снова отключился. Ему перевязали израненные руки и снова укрепили фиксаж. Как оказалось, вовремя. Снова случился приступ судорог, через полчаса – ещё один. Давление упало ещё сильнее, но стимулировать сердце Лукич побоялся – отравленная сердечная мышца могла и не выдержать. А ещё через полчаса приехала, наконец, вторая бригада врачей. Во главе с Эдуардом Гершелевичем. Он эту бригаду привёз, внимательно выслушал Лукича, покачал головой, пожал плечами, согласился со всеми назначениями, осмотрел Лин и отбыл. Вторая бригада заступила на вахту, а Лукич вдруг с удивлением понял, что Пятого он не видит уже довольно давно и подивился – где же он? И пошёл поискать.
– Не видели?… Как – на улицу пошёл? – искренне удивился Лукич.
– Да он всё равно с территории сейчас выйти не сможет. Сказал – вы его отпустили подышать…
– Понятно… И куда он направился?
– Да куда-то в сторону котельной, – пожал плечами охранник на входе.
– Спасибо.
Лукич брёл по тропинке, протоптанной в снегу, то и дело спотыкался, чуть не падал – тропинка была узкой. “Где носит этого дурака? – с раздражением думал Лукич. – Он же ничего не взял – ни куртки, ни другой одежды. А вышел часа три назад”.
Лукич остановился и прислушался. Где-то за зданием котельной он различил посторонний звук. Сначала не понял, а потом сообразил. И бегом бросился к источнику этого звука.
Пятый сидел прямо на снегу и размеренно бил кулаком в кирпичную стену. Кулак был уже в крови. Пятый беззвучно плакал, лицо его было мокрым от слёз, он иногда останавливался и пытался вытереть слёзы разбитой рукой.
– Это что такое?! – возмутился Лукич. – А ну, иди сюда!
Он силой оттащил Пятого от стены и заставил встать на ноги.
– Рассказывай давай, что случилось, – потребовал он.
– Он… бригаду… он отказал… – у Пятого заплетался язык, его трясло от холода. – Сказал,
– Во-первых, приехала бригада, – жестко сказал Лукич. – Во-вторых, немедленно пошли в тепло, пока ты не схватил какую-нибудь мерзость. В-третьих, я считаю, что ты должен быть от Лина неподалёку, потому что он плохой и на самом деле может умереть в любую минуту. И никакая вторая бригада его не спасёт. Но сдаваться и устраивать истерики ты морального права не имеешь, понял? От тебя наполовину зависит, выживет он или нет. Знаешь, почему я тебя пошёл искать? Он о тебе спросил.
– Он очнулся? – на лице Пятого появилась безумная надежда.
– Да, очнулся… не совсем ещё, правда, но иногда в себя приходит. Пошли, психопат. На вон куртку мою накинь…
– Горячего чая, смазать руку йодом – и в комнату, – распорядился Лукич. – Как согреешься – сразу туда.
– Я уже…
– Сиди! И принесите ему переодеться, он промок насквозь.
…Пятый уже несколько часов сидел рядом с Лином. Врачи заглядывали каждые полчаса, пытались как-то поддержать его, что-то кололи, что-то говорили… Пятый видел – всё хуже и хуже. Лин постоянно просил пить – кровопотеря, лекарства, наркоз – всё это вызвало страшную жажду. Стали поить – началась рвота. От малейшего глотка воды Лина выворачивало наизнанку, он стонал от боли в свежих швах, плакал… ненадолго отпускало – и по новой. Опять просил пить. Снова…
Где-то ближе к утру Пятый заметил, что Лин дышит всё тяжелее и тяжелее. Лин не спал всю ночь, Пятый, естественно, тоже, поэтому и обратил на это изменение внимание Пятый не сразу.
– Рыжий, – позвал он тихонько. – Лин, что такое?
– Мне… плохо… не могу… воздуха мало… – Лин говорил бессвязно, речь его путалась, в глазах плескалось непонимание и страх. Он смотрел на Пятого, как ребёнок на взрослого – вот придёт дядя и всё исправит. – Открой окно…
– Лин, там холодно, – ответил Пятый. – Нельзя открывать. Ты простудишься.
– Ладно… – Лин облизнул пересохшие губы. – Дай… попить…
– Не надо, опять вырвет. Ты поспи немножко, хорошо? – попросил Пятый. – Отдохнёшь – а потом дам водички. Ладно?
Лин кивнул. Полчаса пошли в тишине, Лин лежал, прикрыв глаза, тяжело с хрипом дыша, и, казалось, спал. Пятый сидел неподвижно, силясь понять – что происходит? Но то, что происходило, стало вдруг происходить гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Лин вдруг приоткрыл мутные глаза и прошептал:
– Пятый… я, кажется… умираю…
Пятый вскочил, как подброшенный, и кинулся в коридор.
– Алексей Лукич! – закричал он. – Скорее! Ему плохо!
– Что такое? – Лукич, видимо, спал, но проснулся по давней военной привычке, на удивление быстро.
– Он задыхается!
– Буди остальных, живо! В комнату не входить, понял!
…Пятый сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене и, помимо своей воли, слышал почти всё, что делалось в медпункте. Его трясло всё сильнее и сильнее. “Только бы мне не слышать, только бы не слышать… О, Господи!… Не хочу это всё слышать”, – думал он. А обрывки голосов всё звучали и звучали…