История с продолжением
Шрифт:
– А почему?
– Он будет спать долго, а ему, сами понимаете, надо есть. А если он есть не начнёт, я спать не буду. Усёк? Рыжий, я не шучу.
– Хорошо, уговорили… я постараюсь. Согласен, на всё… Хорошо…
– Ты бы не трепался понапрасну. Ладно, хорошие мои. Надюша, ты пока приготовь что-нибудь, а мы тут повозимся малость…
Пятый молча помогал Лукичу – подавал то, что тот просил, делал что-то. Но – на автомате. Он думал о чём-то совершенно другом, мысли разбегались и путались. Лину поменяли повязки, сделали какие-то уколы, поудобнее
– Ну что? – спросил он, подождав, пока шаги в коридоре затихнут. – Как ты?
– Пятый, у меня… рука болит… левая… – Лин жалобно посмотрел на Пятого. – Очень…
– Прости, я как-то забыл. Сейчас, я помогу.
Из-за дренажа, стоявшего с левой стороны, Лину зафиксировали руку, чтобы невзначай не сбил трубку. Это, конечно, было правильно, но рука, хоть и находилась в мягкой марлевой петле, затекла от долгой неподвижности и, естественно, разболелась. Пятый освободил руку, положил её к себе на колени и стал потихонечку массировать, чтобы возобновить кровообращение. Лин благодарно улыбнулся и прикрыл глаза.
– Так лучше? – спросил Пятый.
– Да… что бы я… без тебя… делал… – Лин говорил шепотом, Пятый с трудом различал слова. – Пятый… я хотел спросить…
– Что?
– Долго мне… ещё… осталось так?…
– И даже не думай! Сказал тоже – “долго”! Пока не поправишься, – строго ответил Пятый, хотя внутри у него всё сжалось от боли в тугой ноющий узел. От боли и от страха. – Сказали же, что ты…
– А если… болеть?… Долго?…
– Я не знаю, – честно ответил Пятый. – Правда, не знаю. Мне никто ничего не говорит. Но, честно признаться, предполагаю, что ещё порядочно. А что?
– Я устал… не хочу… мучаться…
– Ты эти разговоры прекрати! Устал!… Помучаешься, не развалишься, – Пятый старался не подать виду, не показать, как его пугают такие слова, и это ему удалось. – Рука прошла?
– Да, нормально… ты посидишь?…
– Да куда ж я денусь. Спи, горе моё!
– Я не привык… сидя спать…
“Может, она права? – подумал Пятый. – Если бы рыжему было совсем плохо, он бы не говорил ни про руку, ин про то, что сидеть ему надоело… Словом, не капризничал бы. То есть мне так кажется. А на самом деле… Я же ничего толком про это всё не знаю, а сам – чертовски плохой пример того, как себя ведут больные. Может, им так положено? Ладно, спрошу, когда они придут”.
Пятый просидел с Лином три часа – и всё это время держал его руку у себя на коленях, чтобы снова не затекла. Так его и застал вернувшийся Лукич.
– Что это ты делаешь? – спросил он, прикрывая дверь в коридор.
– Он жаловался, что рука болит, вот я и… – начал было Пятый.
– Молодец, правильно сообразил. Но с чего ей затекать было, не пойму. Фиксаж совсем свободный.
– Капризничает он, – признался Пятый. – Всё ему не так.
– Это хорошо, что капризничает. Когда всё равно – плохо. А придирается – значит, немножко ожил.
– Ему можно будет полежать? – спросил Пятый.
– Нет,
– Не хочу, – Пятый поднялся со стула. – Когда мне возвращаться?
– Через часок-полтора. Сменишь нас.
Пятый вернулся в медпункт раньше, чем через час – волновался. Надежда Михайловна встретила его на пороге.
– Зачем пришёл так рано? – спросила она сварливо.
– Как он?
– Он совершенно нормально поел и спит. И не мешай ему, ради Бога, отдыхать! Что тебе неймётся?…
– Он один?
– Лукич с ним сидит, караулит.
– Рвоты не было? – с тревогой спросил Пятый.
– Говорят тебе – не было. На всякий случай царукал ему вкололи. Иди, отдыхай.
– Я тогда тут посижу, рядом. Я мешать не буду, правда, – Пятый умоляюще посмотрел на медсестру. Та сжалилась.
– Ладно, сиди. Только в комнату не лезь.
Пятый даже пробовать не стал спать. Знал, что не уснёт. Час он просидел на корточках подле двери, потом сходил покурил, потом опять вернулся к медпункту. Надежда Михайловна вышла из медпункта ещё через час.
– Сидишь? – спросила она.
Пятый кивнул. Тяжело поднялся на ноги.
– Ну как? – спросил он.
– Всё нормально. Второй раз покормили, ест хорошо, рвоты нет. Иди спать, Пятый. Вечером ты нас сменишь.
Пятый отрицательно покачал головой.
На следующий день Лину стало получше. Он стал просить, чтобы в комнате выключили свет – мешает спать. Чтобы не ходили – от шума болит голова. Чтобы отвязали руку – опять затекает. Чтобы дали хоть немножко полежать. Чтобы… Всё кончилось тем, что Лукич прогнал Пятого прочь из медпункта и, немало не стесняясь, наорал на Лина так, что тот сразу сник.
Примерно через полчаса в медпункте появился Володя, врач-терапевт из смены, который буквально волок на себе Пятого.
– Он что – в обморок там упал? – с интересом спросил Лукич.
– Нет. Но, по-моему, собирался, – Володя помог Пятому сесть на кушетку и пощупал пульс. – Во частит, а! За сотню.
– Пятый, ты сколько суток на ногах? – спросил Лукич.
– Шесть, по-моему, – неуверенно ответил Пятый. Последнее время он не обращал никакого внимания на смену дня и ночи.
– А не ел ты сколько?
– Не знаю… столько же, наверное. А что?
– А то, что ты все эти дни только то и делал, что курил, сидел тут и нервничал. Ты на грани срыва, поэтому…
– Что поэтому?
– Только то, что сейчас ты выпьешь полчашки слабого чая, разденешься и ляжешь. Понял?
– Я не хочу…
– Ляг, урод недоделанный! Немедленно, понял! Мне тут второй клиент не нужен. Вечером поешь нормально… не перебивай меня! Поешь и снова ляжешь спать. А утром – посмотрим, будешь ли ты годен для употребления. Всё, я сказал.