История «Шобиков»
Шрифт:
— Верни их, — велел Шан, и Гветер произнес в интерком:
— Беттон и Тай, пожалуйста, вернитесь в лэндер.
Беттон сразу начал взбираться по лесенке, потом остановился и взглянул на мать. В бурой мгле, почти на границе рассеянного сияния прожекторов, шевелилось тусклое пятнышко — фонарь ее шлема.
— Беттон, возвращайся, пожалуйста. Тай, пожалуйста, вернись.
Беловатый костюм двинулся вверх по лесенке, голос Беттона умолял по интеркому:
— Тай, Тай, вернись! Гветер, мне пойти за
— Нет. Тай, пожалуйста, немедленно вернись.
Командное единство мальчика выдержало проверку; он поднялся в лэндер и остался в наружном шлюзе, высматривая оттуда мать. Гветер пытался разглядеть ее через окно — на экране ее уже не было видно. Светлое пятнышко утонуло в бесформенной мути.
Если верить приборам, то после посадки лэндер уже погрузился на 3,2 метра и продолжал погружаться с возрастающей скоростью.
— Какая тут почва, Беттон?
— Похожа на раскисшую грязь! Где она?
— Тай, пожалуйста, немедленно вернись!
— Лэндер-один, пожалуйста, возвращайтесь на «Шоби» со всем экипажем, — произнес интерком. — Это Тай. Пожалуйста, немедленно возвращайтесь на корабль, лэндер и весь экипаж.
— Беттон, не снимай костюма и оставайся в камере дезинфекции, — велел Гветер. — Я закрываю наружный люк.
— Но… Хорошо, — ответил голос мальчика.
Гветер поднял лэндер, включив одновременно дезинфекцию кораблика и костюма Беттона. Как ему виделось, Беттон и Шан вошли вместе с ним в «Шоби» и прошли по коридорам на мостик, и там их ждали Карт, Сладкое Сегодня, Шан и Тай.
Беттон подбежал к матери и остановился; он не стал ее обнимать. Его лицо застыло, точно восковое или деревянное.
— Ты испугался? — спросила она. — Что случилось там, внизу? — И она взглянула на Гветера, ожидая объяснений.
Гветер не воспринял ничего. Не-во-время не-периода никакой длины он воспринял, что ничего из случившегося не происходило такого, что не произошло. Потерявшись, он стал искать, потерявшись, он отыскал слово, слово, которое спасло.
— Ты, — произнес он, с трудом ворочая распухшим и онемевшим языком. — Ты вызвала нас.
Похоже, она стала это отрицать, но это не имело значения. А что имеет значение? Шан говорил. Шан мог сказать.
— Никто не вызывал, Гветер, — сказал он. — Вы с Беттоном вышли, я был поддержкой; когда я понял, что не смогу сохранить стабильность лэндера, что почва на месте посадки какая-то странная, я велел вам вернуться в лэндер, и мы взлетели.
Гветер смог лишь пробормотать:
— Иллюзорные…
— Но Тай вышла, — начал было Беттон и смолк. Гветеру показалось, что мальчик отстранился от матери. Что имеет значение?
— Никто не спускался вниз, — сказала Сладкое Сегодня. И, помолчав, добавила: — Никакого низа нет, и спускаться некуда.
Гветер попытался отыскать другое слово,
Тогда он отыскал слово, неправильное слово.
— Потерялись, — сказал он и, произнеся его, почувствовал, как огни на корабле медленно окутываются бурой мглою, тускнеют, темнеют и гаснут, а негромкое деловое гудение корабельных систем умирает, сменяясь реальной тишиной, которая была здесь всегда. Но здесь ничего не было. Ничто не произошло. «Мы в порту Be!» — попытался он крикнуть, собрав всю свою волю, но не издал ни звука.
Солнца пылают сквозь мою плоть, сказала Лиди.
Я и есть эти солнца, сказала Сладкое Сегодня. И не только я, но и все.
Не дышите! крикнула Орет.
Это смерть, сказал Шан. То, чего я боялся: ничто.
Ничто, сказали они.
Не дыша, призраки скользили и перемещались внутри призрачной раковины холодного и темного корпуса, плавающего вблизи мира бурого тумана, нереальной планеты. Они разговаривали, но никто не слышал голосов. В вакууме нет звуков, в не-времени тоже.
В одиночестве своей каюты Лиди ощутила, как сила тяжести уменьшилась наполовину; она видела их, близкие и далекие солнца, пылающие сквозь марлю корпуса и переборок, сквозь постель и ее тело. Самое яркое, солнце этой системы, находилось прямо под ее пупком. Она не знала, как оно называется.
Я мрак между звездами, сказал кто-то.
Я ничто, сказал кто-то.
Я есть ты, сказал кто-то.
Ты, Ты!..
И вдохнул, и простер вперед руки, и воскликнул: — Слушайте!
Крикнул другому, крикнул другим: — Слушайте!
— Мы всегда это знали. Это место — то, где мы всегда были и всегда будем, в колыбели, в центре. Тут нечего бояться, в конце концов.
— Я не могу дышать.
— Я не дышу.
— Тут нечем дышать.
— Вы, дышите. Дышите, пожалуйста!
— Мы здесь, в колыбели.
Орет разложила костер, Карт развел огонь. Когда он разгорелся, они негромко сказали по-кархайдски:
— Восславим также огонь и незавершенное творение.
Огонь искрил, потрескивал, внезапно вспыхивал. Но не гас. Он горел. Все собрались вокруг.
Они были нигде, но они были нигде вместе. Корабль был мертв, но они находились в нем. Мертвый корабль остывал довольно быстро, но не мгновенно. Закройте двери, подходите к огню; прогоним перед сном ночной холод.
Карт вместе с Ригом отправился к Лиди — чтобы уговорить ее покинуть звездный склеп. Женщина не пожелала вставать.
— Во всем виновата я, — сказала она.
— Не будь эгоисткой, — мягко произнес Карт. — Как такое может быть?
— Не знаю. Я хочу остаться здесь, — пробормотала Лиди.