История свастики с древнейших времен до наших дней
Шрифт:
Наконец, свастика представлена в древнерусских граффитти — в виде «плетёнки» на штукатурке южного нефа Софии Новгородской (датируется XI веком), а также на тех же восточных монетах (дирхемах, ходивших в отсутствие своей монеты на Руси)4, где изображать свастику русские могли научиться также от скандинавов, ходивших «из варяг в греки» и снабжавших наше отечество иноземной монетой.
И опять-таки, вопрос о свастике на Руси не так-то прост. Если предположить, что в древнем Новгороде она варяжского происхождения, а в Киеве — византийского, а монеты были потеряны заезжими скандинавами, то аргумент височных колец никто не отменял и не отменит.
Более
мического сосуда, найденного на Выползовом городище в окрестностях Ржева (А. С. Уваров. «Сборник мелких трудов». М. 1910, том 2, с. 108), на рис. 25 — свастические гончарные клейма из кургана в Гнездово (в окрестностях Смоленска) («Древняя Русь. Быт и культура». М., 1997, с. 264). Известны подобные гончарные знаки из Старой Рязани, Ярцева (Смоленская обл.), Ростиславля Рязанского (Озёрский р-н Московской области) («Российская археология». № 1, 2000) — мы учитываем лишь «классические» четырёхконечные, не отвлекаясь на семи- и т. д. конечные свастики. На нашем рис. 26 представлены бронзовые бляшки близкого к славянам вымершего балтийского племени куршей из литовского могильника Пришманчяй («Финно-угры и баллы в эпоху средневековья». М. 1987, с. 453). Ещё древнее праславянская либо фракийская глиняная фигурка богини на возке, украшенном свастикой (рис. 27) — она датируется эпохой бронзы («Praistorija jugoslaveriskih zemalja». Sarajevo, 1983, том 4, табл. 83).
Большая часть этих материалов датируется VIII–XI вв., но некоторые — древнее. Под давлением такого количества фактов мы не можем отрицать, что свастика была известна древним балто-славянам — однако, опять- таки, является она здесь исконной, либо пришла сюда от иранцев (ангов, скифов, сарматов) — совершенно неясно. Нечто подобное свастике археологи имеют в однозначно ираноязычной салтово-маяцкой культуре VIII–IX вв. («Степи Евразии в эпоху средневековья». М. 1981, с. 64 и 151). Свастика встречается в народно-прикладном искусстве латышей, македонцев, белорусов и пр., причём ни у одного из этих народов не сохранилось правильного истолкования смысла этого знака — все они сё считали узором, и всё. Кстати, под германским влиянием в 1920 — 30-е голы младолатыши предпринимали попытку во {рождения активного употребления свастики на своей родине (в рамках планировавшегося возрождения языческого культа как национальной религии будущей «Великой Латвии»), Они дали этому знаку имена ugunkrusts («огненный крест»), либо Регкопа /crusts («Перунов крест»), которые были переняты рядом националистически настроенных этнографов и даже народными мастерами, вышивавшими традиционные широкие свадебные пояса — юосты — и украшавшими их в том числе свастиками, а также владельцами магазинов сувениров, выставлявших эти изделия ручной работы на продажу.
Кроме того, у нас на Руси в русле христианской традиции свастика встречается в церковном искусстве (например, в мозаиках под куполом Софии Киевской), придя сюда из Византии. Однако тут она не получает широкого распространения, ограничиваясь отдельными элементами декора отдельных православных храмов и элементов их обстановки, а также, что более показательно, народной вышивкой русского Севера (о чём ниже). Академик Б. А. Рыбаков в книге «Язычество древних славян» (М. Наука, 1981, с. 158) пытается проводить параллели между неолитическими свастиками Триполья и Трои и северорусским орнаментом на вышивках. Это, конечно, делать можно — свастика на то и свастика, что она везде одинакова, однако связь эта нам представляется слишком опосредованной (пусть даже протоиранцами).
Поскольку свастика есть везде, то, естественно, она
Что же касается финского этнографического материала (народная резьба, вышивки, орнаментика берестяных сосудов), частично учтённого Уилсоном, — то здесь мы видим опять-таки скандинавское влияние: если принять во внимание, сколько слов было заимствовано из древнескандинавского в старофинский, то контакты были весьма и весьма оживлёнными. Теодор Швиндт в хельсинкской монографии 1894 года по финскому орнаменту (цитируемой у Уилсона), находит свастику среди второстепенных саамских орнаментов. После получения Финляндией независимости в 1918 году свастика даже вошла в государственную геральдику этой страны, как символ солнечных лучей.
Жёлтая свастика внутри голубого равноконечного креста образует «крест свободы» в левом верхнем углу президентского флага (1920). Свастикой украшены почётные цепочки на тогдашних государственных наградах (рис. 29). В 1918–1945 гг. свастику использовали вооруженные силы
Суоми (в том числе, на танках и аэропланах), в виде свастики делался водяной знак на финских почтовых марках. В 1930-е годы, когда Финляндия ориентировалась на фашистскую Германию, использование свастики всячески приветствовалось местными националистами, но после поражения гитлеровского блока в войне, оно, лишившись внешнего стимула и под давлением общественного осуждения, постепенно сходит на нет, законно уступая место геральдическому финскому льву.
К финно-волжским (мордва, марийцы) и финно-пермским (коми, удмурты) народам свастика, возможно, попала от русских в Средние века. Для мордовских, марийских, чувашских орнаментов характерны прямоугольные ломаные элементы, где свастика могла получиться чисто случайно. Приводим изображение каймы мордовской рубахи (рис. 30) и пермяцкое полотенце (рис. 31), где знак свастики соседствует с близкими по графическому исполнению несвастич- ными мотивами.
Разобрав историю свастики на Руси, перейдем к свастике в Азии.
Относительно свастики на Древнем Востоке многое сказано у Уилсона — те же, кто писал после него, порою ограничиваются лишь констатацией фактов, не приводя документальных или иллюстративных доказательств. Так, согласно брошюре Йегера, свастика была обнаружена и в эламских Сузах, и у хеттов, и на индусских монетах, у последних начиная с III века до н. э., т. е. с эпохи Александра Македонского и распространения греко-бактрийского эллинизма.
Тот факт, что свастика встречается среди памятников хараппской, протоиндийской цивилизации, был известен достаточно давно — смотри, например, печать 2300–1700 гг. до н. э., найденную в долине Индостана (рис. 32), а также свастические знаки на хараппских находках IV–III тыс. до н. э. (рис. 33). Проблема только в том, что Хараппа и Мохенджо-Даро были доиндоевропейскими городами, жизнь в которых остановилась около 1600 г. до н. э., когда орды ариев (тех же андроновцев) из Южной Сибири и Казахстана хлынули с севера на территорию Индостана, оттеснив протоиндийцев на юг полуострова и на Шри-Ланку (теперь их потомки говорят на дравидийских языках). Так что же, получается четвёртый центр пресловутой полицентричности? Будем ждать новых находок.