История сыска в России. Книга 2

Кошель Петр Агеевич

Исполнительного Комитета Союза ССР

Заключенного Внутренней тюрьмы НКВД

М. Н. РЮТИНА

ЗАЯВЛЕНИЕ

В настоящее время после отбытия почти пяти лет своего десятилетнего заключения я вновь НКВД привлечен к уголовной ответственности за то, что, во-первых, теперь отдельные места и выражения написанных мною в свое время нелегальных “документов” истолковываются ведущими следствие как призыв к террору и, во-вторых, что на основе этих документов где-то якобы образовались и раскрыты правые террористические группы.

По существу

предъявленного мне нового обвинения считаю необходимым сообщить Центральному Исполнительному Комитету следующее.

1. Я не признаю себя виновным ни в чем, кроме того, за что я несу уже длительный срок наказания. Я никогда террористом не был, не являюсь и не буду. Никогда террористических взглядов и настроений не имел и не имею. Нигде, никогда, никому никакого сочувствия террору не высказывал и относился к нему всегда враждебно.

Новое “толкование” отдельных цитат из “документов” как террористических является явно пристрастным и тенденциозным.

К этому считаю необходимым добавить, что от своих взглядов, изложенных в “документах”, я уже четыре года тому отказался. С тех пор ни к каким политическим партиям, группировкам и течениям не принадлежу.

От всякой политической борьбы и политической деятельности навсегда отказался.

2. Я осужден (и приговор до сих пор никем не отменен) и отбыл почти половину своего заключения за всю совокупность своих взглядов, изложенных в “документах”; как бы ни толковать эти “документы” или отдельные их места, за всю совокупность “документов”, вплоть до последней строчки, до последнего слова, до последней буквы, за все это я уже осужден, приговор никем не отменен, и новое привлечение меня к ответственности за эти же “документы” или отдельные их места и выражения является явно незаконным, произвольным и пристрастным.

3. Я осужден и отбываю уже пятый год наказания за всю совокупность своих действий (и за все их последствия), в том числе и за распространение “документов” и за все последствия этого распространения на основе и под влиянием этих документов через месяц, через год, через пять, через десять лет после их распространения какими-либо нелегальными группами и ячейками.

Новое привлечение меня к ответственности за те же действия и последствия является явно незаконным, произвольным и пристрастным.

4. Ни одно уголовное законодательство, начиная с римского права и вплоть до наших дней во всех странах, в том числе и советское уголовное законодательство, не допускают привлечения к ответственности и наказания преступника два раза за одно и то же преступление, хотя бы второй раз и под другим названием.

Самый факт вторичного привлечения меня к ответственности за то же преступление, за которое я отбыл почти пятилетнее заключение, за те же самые “документы” или отдельные их места и те же последствия их распространения является чудовищным. История судебных процессов и карательной политики Европы и Америки в течение последних столетий, насколько мне известно, не знает подобного чудовищного случая!

5. Статьи Уголовного кодекса, по которым я был осужден, обнимали и обнимают, несомненно, всю совокупность совершенных мною преступных деяний и моих преступных взглядов, но в этих статьях не содержится никакого обвинения в терроре.

Следовательно, ни в моих “документах”, ни в моих действиях не было и нет ничего “террористического”. В противном случае на мне были бы применены другие соответствующие статьи Уголовного кодекса.

6. Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего дела, несомненно, знакомилось или, по

крайней мере, его знакомили и с написанными мною преступными “документами”, и со всей совокупностью совершенного мною преступления. И однако же Политбюро не нашло в них никаких данных для обвинения меня в терроре. В противном случае оно, несомненно, дало бы соответствующие указания коллегии ГПУ, и я был бы привлечен за террор. Я не был привлечен за террор, следовательно, ни в моих взглядах, ни в моих действиях не было ничего террористического.

7. Коллегия ГПУ, осудившая меня на десять лет заключения, несомненно, в свою очередь внимательно ознакомилась с написанными мною нелегальными “документами” и тщательно изучала все мельчайшие детали моего дела. Она также не нашла в них ничего “террористического”, иначе я был бы привлечен по соответствующим статьям за террор. Я не был привлечен, следовательно, в моих взглядах и действиях не было найдено и не было ничего террористического.

8. Начальник СПО ГПУ Молчанов, ведший надо мной следствие, опять-таки бесспорно изучал внимательно все мельчайшие детали моих “документов” и всего дела.

Он также не нашел в нем никаких данных для предъявления мне обвинения в терроре и не предъявил его. Следовательно, и это свидетельствует о том, что в моем деле не было ничего террористического. А теперь тот же Молчанов по тем же документам или отдельным их местам, за те же действия (распространение документов и его последствия) предъявляет мне обвинение в терроре! Чудовищно!

9-Печать, газеты в течение ряда месяцев после моего дела вели по нему обстоятельную разъяснительную кампанию. Они действовали, не подлежит сомнению, на основе полученных директив и были достаточно осведомлены. Они также не нашли в моем деле никаких следов террора и не отмечали его.

Неужели и они “слона-то и не приметили”.

10. Наконец, Президиум ЦИК СССР, как высший законодательный орган, контролирующий деятельность всех исполнительных органов власти, в том числе и ГПУ (НКВД), в порядке контроля также, бесспорно, знакомился с моим делом. Он также не нашел в нем инкриминируемого мне теперь обвинения в терроре. Иначе он дал бы соответствующим органам указание отменить приговор коллегии ГПУ и предъявить мне новое соответствующее обвинение.

Таким образом, самые высшие советские и партийные органы, самые авторитетные лица страны во всей совокупности моего дела не нашли ничего террористического, в том числе и Молчанов, а теперь тот же Молчанов, по тому же делу, после отбытия мною почти половины своего десятилетнего заключения, предъявляет обвинение в терроре!

На основании всего вышеизложенного с полной очевидностью и бесспорностью следует:

Во-первых, что в моих взглядах, документах, действиях и во всей совокупности дела не содержалось и не содержится никаких данных нового обвинения меня в терроре, и поэтому предъявление подобного обвинения является явно незаконным, произвольным, тенденциозным и пристрастным. Во-вторых, если бы в моем деле и заключалось что-либо террористическое (чего в действительности нет), то я за это уже осужден, ибо я осужден за каждую строчку и слово моих “документов” при каком угодно толковании, за каждое произнесенное мною слово, за малейшее свое действие, за каждый свой шаг по распространению “документов” и его последствия, каковы бы они ни были, приговор не отменен, я отбыл уже длительный срок наказания, и поэтому новое привлечение меня к ответственности за то же самое является опять-таки совершенно незаконным, произвольным и пристрастным.