История Великобритании

Морган Кеннет

Те же источники богатства и вкуса были предоставлены в распоряжение строителей и архитекторов в Англии. Развивая идеи доминировавшего на большей части Европы готического стиля, символом и наиболее характерной чертой которого является стрельчатая арка, они создали архитектурные стили, имеющие серьезные основания считаться собственно английскими. Начиная с XIX в. их называли «декоративным» стилем [«пламенеющая готика»] (хотя точнее было бы назвать их стилем свободных линий и изгибов) и «перпендикулярным» стилем (скорее вертикальным и прямолинейным), и их легко идентифицировать по окнам и формам арок в английских соборах, в больших приходских церквах и колледжах. Если новшества в архитектуре могут быть объяснены с какой-то точностью, то мы можем отметить, что возобновившиеся дипломатические и военные контакты с мусульманским и монгольским мирами Египта и Персии в конце XIII в. распространили знания о восточных архитектурных стилях и строительных техниках

вплоть до Дальнего Запада. Изящные узоры и роскошные растительные мотивы, свойственные новому декоративному стилю, присутствуют на трех сохранившихся крестах Элеоноры, которые Эдуард I воздвиг в 90-х годах XIII в., чтобы обозначить стадии пути, по которому перевозили тело его жены из Линкольна к могиле в Вестминстере. Восточные мотивы можно также заметить в восьмиугольном северном портике и дверном проеме церкви Св. Марии Редклиф в Бристоле, датируемой началом XIV в. Спустя полстолетия (1285-1335) после создания этих экстравагантных украшений, не знавших себе равных и восхвалявшихся как «блестящая демонстрация изобретательности во всей истории английской архитектуры», началась реакция. Она породила самый английский из всех английских стилей – перпендикулярную готику. В тот период, когда Англия воевала, этот стиль редко имитировали на континенте. Его простые, чистые линии и большие, светлые пространства впервые, наверное, проявились в королевской капелле Св. Стефана в Вестминстере (разрушена в 1834 г.) или в городском соборе Св. Павла (сгорел в 1666 г.). Как бы там ни было, этот стиль быстро распространился на Западе Англии, изысканно воплотившись в гробнице Эдуарда II в Глостере. Достижениями этого стиля по-прежнему можно полюбоваться в глостерском соборе, датируемом серединой 30-х годов XIV в., а также в более поздних нефах Кентербери (после 1379 г.) и Винчестера (после 1394 г.). Декоративные элементы теперь, согласно английскому стилю, концентрировались на сводах, достигнув высшего проявления в веерном своде дома капитула в Херефорде (ныне разрушен) и клуатре собора в Глостере, построенного после 1351 г.

Однако лучшие образцы перпендикулярной готики чаще всего можно обнаружить в больших приходских церквах Англии – в Сайрестере, Ковентри и Гуле. Ни чума, ни война, которые могли ненадолго замедлить работу над крупномасштабными проектами, не смогли воспрепятствовать сукноделам и землевладельцам Восточной Англии и западных графств тратить свои средства на эти памятники английскому вкусу и стилю. Перпендикулярная готика переживала взлет во второй половине XV столетия в самых известных своих зданиях, большинство из которых возводилось за счет Короны, – Итонском колледже, капелле Св. Георгия в Виндзоре (после 1474 г.), капелле Кингс-колледж в Кембридже и капелле Генриха VII в Вестминстерском аббатстве. Бесспорно, то было «бабье лето английской средневековой архитектуры».

Несомненно английскими были и выстроенные в перпендикулярном стиле башни позднесредневековых приходских церквей, варьирующиеся от приземистой церкви Св. Джайлса в Рексаме до возносящейся вверх стрелы церкви Св. Ботольфа в Бостоне и элегантности Таунтона, церкви Св. Стефана в Бристоле и Св. Иоанна в Кардиффе. Такими же были и резные деревянные крыши XIV и XV вв., начиная с деревянного свода в доме капитула в Йорке после 1291 г. и замены башни собора в Или, обрушившейся в 1322 г., деревянным сводом и башней-фонарем. Возведение таких перекрытий достигло кульминации в огромном своде из дубовых балок в Вестминстер-холле (1394-1400), заказанном Ричардом II; его считали «величайшим произведением искусства всего европейского Средневековья». Каменщики, плотники и архитекторы пользовались покровительством королей, придворных, знатных дворян и других меценатов с XIII в., и не только когда возводили культовые здания; они строили также королевские и частные замки, усадебные дома. Хотя эти профессионалы были связаны главным образом с Лондоном и ведомством королевских строительных работ, они получали назначения по всей Англии и Уэльсу. Они предоставляли свои знания и опыт к услугам знати и епископов, создавая английский стиль, отвечающий вкусу нации.

Национальное чувство англичан и осознание ими своей английской принадлежности нелегко оценить. Но им приходилось сравнивать себя – и их сравнивали – с людьми других национальностей, языков, культур и политических традиций. В позднее Средневековье англичане сталкивались, зачастую на поле боя, с другими народами как на Британских островах, так и на континенте. Эти столкновения ускорили формирование статуса нации (nationhood) и осознание национальной идентичности англичан. Ведь такой опыт вызывал эмоции, из которых формируется осознание собственной природы страны, ее единства, общих традиций и истории.

До тех пор пока Англией управляли герцоги Нормандские или графы Анжуйские, англо-нормандские бароны имели владения на обоих берегах Ла-Манша, а некоторые и в Англии, и в Шотландии, правящая элита не могла осознать себя в качестве исключительно английской. Но это стало возможным после того, как Нормандия

и Анжу были захвачены французами и в 1259 г. формально подчинились им, поскольку тогда знати пришлось решить, на какой стороне Ла-Манша находится их страна. Это оказалось связано с растущим самосознанием Шотландского королевства, особенно когда войны Эдуарда I сделали держание земель по обе стороны границы делом прошлого. Впоследствии обособленное существование Англии объяснялось окружающими ее морями. В середине 30-х годов XIV в. памфлетист советовал:

Береги особо моря вокруг, Которые окружают Англию, как стена, Словно Англия подобна городу, А стены вокруг нее – моря…

Английские короли, начиная с Эдуарда I, по воспитанию и внешнему виду были более англичанами, нежели кто-либо из правителей со времен короля Гарольда. В самом деле, за все тридцать девять лет правления Генрих VI ни разу не побывал в Шотландии или Ирландии; лишь однажды он посетил Уэльс – провел день в Монмуте – и больше никогда не был во Франции после своей коронации там в возрасте девяти лет.

Что касается отношения к иностранцам, то засилье фламандцев, а затем итальянцев в заморской торговле Англии в XIII в. породило негодование, вызванное их коммерческими успехами. Говорили, что в правление Генриха VII англичане «испытывали враждебность к иностранцам, считая, что те лишь затем прибывают на их остров, чтобы стать их господами и отнять их имущество…»; В конечном счете нельзя было исключать, что подданные стран, находившихся в состоянии войны с Англией, как и чужеземные настоятели, связанные с французскими монастырями, могли отправлять деньги врагу или, как слуги французской жены Генриха IV, шпионить для Франции. Не зря же клерки короля в начале Столетней войны надписывали на государственных бумагах: «Не показывать иностранцам!».

Войны Англии, в которых с успехом участвовали как простые лучники, так и рыцари и знать, породили во всех слоях населения уверенность в себе, согревавшую английские сердца. Хорошо информированный наблюдатель отметил в 1373 г., что «англичане настолько преисполнены чувством собственного величия и выиграли столько больших сражений, что теперь верят, что не могут проиграть. В сражении они самая уверенная нация в мире». Гордость своими победами, казалось, не знала пределов, и отдельные короли воплощали эти достижения. При Эдуарде III «королевство Англия было благородно возвеличено, прославлено и обогащено более, чем в то время мог достичь любой другой король», а репутация Генриха V у его подданных была даже еще выше. Вера англичан в собственное превосходство – всего один шаг до гордости и уверенности в себе – сохранилась даже в середине XV в., когда успехи Англии уже были куда менее блестящими. К диким гэлам относились как к «всего лишь ирландцам», а фламандцев в 1436 г. описывали с нескрываемым презрением.

Помните, вы, фламандцы, свой позор, Когда вы окружили осадой Кале, и вас осуждают по праву, Потому что у англичан более почетная репутация, чем у вас, Их происхождение древнее, а кровь благороднее…

Итальянский путешественник около 1500 г., когда заморская «империя» Англии была почти потеряна, все еще мог сообщать, что «англичане очень любят себя и все, что им принадлежит. Они считают, что нет людей, подобных им, и мира, подобного Англии; а когда они встречают красивого чужеземца, они говорят: "Он выглядит как англичанин" и "Как жаль, что он не англичанин"». Чувство превосходства легко превращалось в презрение или даже ненависть. После десятилетий войны с Францией широко распространилась франкофобия, и под стать ей была англофобия французов, которые считали англичан «проклятой расой». Никогда еще нелюбовь ко всему французскому не была сильнее, чем при Генрихе V. Он мог претендовать на французский престол, однако в Англии не поощрял употребление французского языка в управлении и в образованном обществе. Лондонские пивовары последовали примеру обожаемого монарха и, записывая свои постановления по-английски, отметили, что «наш, то есть английский, язык в наши дни стал славно распространяться и украшаться… а наш превосходнейший господин, король Генрих V, позаботился о том, чтобы разговорный язык был возвышен использованием его в письменности».

Легенды о прошлом Британии в сочетании с реальными чувствами уязвимости соединились с мощью и амбициями английских королей (вплоть до Эдуарда I – возможно, Эдуарда III), чтобы повести англичан в Шотландию, Уэльс и Ирландию. Их успех в поглощении этих территорий был незначительным; и как бы они ни пытались англизировать валлийцев и ирландцев в культуре, языке и обычаях, в период позднего Средневековья англичане не смогли достичь вместе с зависимыми от них народами статуса политической нации. Английская делегация на церковном соборе в Констанце (1414-1417) провозглашала: