История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Контлер Ласло

К началу 1919 г. старая политическая элита уже начала оправляться от шока, вызванного обрушением здания дуалистической монархии, вновь обретая уверенность в собственных силах. Этому, в значительной мере, способствовало ее желание противостоять некомпетентности правительства Каройи, которая в ее глазах порождала нестабильность в обществе и усугубляла национальную трагедию. Национальная объединенная партия, созданная в феврале 1919 г. магнатами и многоопытными политическими деятелями под руководством трансильванского графа Иштвана Бетлена, стремилась к восстановлению довоенной системы власти. Они, конечно, понимали, что должны думать об облегчении участи не только «исторического среднего класса», но также крестьянства и пролетариата, но при этом без всяких колебаний отвергали радикализм «иммигрантской (эвфемизм, заменявший слово «еврейский») интеллигенции» и провидели «союз низших и высших социальных страт на основе общего национального мироощущения» при патерналистском доминировании последних.

Национальная объединенная партия была лишь одной из тех, к которым примкнули традиционно правые силы. Более удивительным представлялось появление политических групп, требовавших коренных перемен, однако не в том направлении, в каком действовало правительство. Основной опорой правого радикализма стали тысячи демобилизованных офицеров и безработных чиновников и служащих, многие

из которых прибыли в Венгрию с территорий, теперь оказавшихся за границей. Крах империи не только задел их национальные чувства, но и разрушил основы самого их существования. Они не сомневались, что военное поражение и распад исторической Венгрии, в значительной мере, лежат на совести изнеженного консервативного либерализма, взращенного в тепличных условиях эпохи дуализма. Преодолеть этот либерализм они рассчитывали не в ходе демократизации страны и земельной реформы, а путем создания авторитарного управления, в котором они сами будут иметь больший вес и которое сумеет перераспределить собственность в пользу христианского среднего класса за счет мобильного, преимущественно еврейского, капитала. В отличие от Каройи и даже Бетлена, также надеявшегося выторговать для Венгрии у победителей в войне более благоприятные условия мира, такие группы, как Всевенгерский союз оборонных сил (МОВЕ), возглавлявшийся Дьюлой Гёмбёшем, или Союз пробуждающихся венгров, с ноября 1918 г. настойчиво требовали, чтобы страна с оружием в руках защищала свои интересы.

Однако улицы пока еще принадлежали крайне левым движениям. Призывы умеренных социал-демократов, входивших в правительство, к порядку и терпению вызывали прямо противоположную реакцию со стороны разочарованных народных масс, новыми героями которых стали коммунисты, создавшие 24 ноября 1918 г. собственную партию во главе с Белой Куном — бывшим журналистом и профсоюзным деятелем, недавно вернувшимся из русского плена. Подобно многим другим людям с аналогичной судьбой, Кун пришел к убеждению, что созданная в России советская модель политического устройства превосходит и парламентаризм, и демократию. Коммунистическая пропаганда обещала равенство и уничтожение всякой эксплуатации путем национализации собственности, а также международную стабильность, поскольку братским советским республикам не будет надобности враждовать между собой, а коммунисты не сомневались, что в скором будущем вся Европа будет состоять из одних только советских республик. За несколько недель эта привлекательная утопия, подкрепленная тщательно продуманной социальной демагогией, довела численность Коммунистической партии почти до 40 тыс. человек, а также обеспечила ей много сторонников, количество которых в несколько раз превышало численный состав самой партии и которых коммунисты могли мобилизовывать по мере надобности. Сторонники эти набирались в основном из массы населения, деклассированного послевоенной депрессией и разрухой, а также из молодых интеллигентов, предрасположенных к революционному романтизму. К январю 1919 г. страну накрыло волной забастовок и стачек, во время которых захватывались фабрики, транспорт и узлы связи. Известны были также случаи стихийного захвата земель и попытки создания коллективных земледельческих хозяйств, что, несомненно, свидетельствует о причастности к этим акциям коммунистов, требовавших уничтожения всех пережитков феодализма, провозглашения Венгерской советской республики, а также изменения внешнеполитического курса страны — разрыва отношений с Антантой и установления связей с дружественной Советской Россией.

В то время как экстремисты справа и слева атаковали сами основы нового политического режима, у Каройи не осталось его партии. Недовольные принятыми проектами реформ, которые казались им слишком радикальными, из правительства ушла большая часть лидеров прежней Партии независимости. В их числе был и Яси, разочарованный тем, что его план по удержанию национальных меньшинств в составе Венгрии оказался мертворожденным. Основной партией власти теперь стали умеренные социал-демократы, безуспешно сражавшиеся с собственным леворадикальным крылом, которое, тяготея к коммунистам, превратилось во внутреннюю оппозицию правительству.

Правительство, хотя и несколько запоздало, попыталось противодействовать силам, угрожавшим его власти с обеих сторон: подавлено было МОВЕ, а когда 21 февраля очередная демонстрация, организованная компартией, закончилась перестрелкой, власти арестовали 32 самых известных деятеля коммунистического движения, в том числе и Куна. Одновременно Каройи решил усилить свою внешнюю политику, стремясь сохранить хотя бы часть национальной территории, которую еще можно было сохранить. Венгерские дипломаты установили прямые контакты с представителями западных держав в Вене и Берне — только в этих двух европейских столицах была разрешена официальная аккредитация. Они попытались убедить Антанту в том, что Венгрия находится на грани коммунистического переворота и что, помимо программы американской финансовой помощи, предназначенной для восстановления венгерской экономики и реализуемой под контролем Герберта Гувера, необходимо также решить вопрос с границами — иначе переворот станет неизбежным. Дома Каройи уверял общественность, что не подпишет мирного договора, расчленяющего страну.

Однако ему не пришлось ничего подписывать. 20 марта коалиционному правительству Каройи через подполковника Викса была вручена нота командующего французскими войсками Балканской армии Антанты де Лоби. От Венгрии требовали в течение 24 часов дать согласие на эвакуацию венгерских войск из нейтральной зоны, включавшей такие крупные венгерские города, как Дебрецен и Сегед. Поскольку союзники рассчитывали подготовить себе оперативный плацдарм для вторжения в Советскую Россию, предполагалось, что демаркационная линия частично пройдет по границам Румынии, установленным Бухарестским договором 1916 г. Каройи и общественность Венгрии поэтому заподозрили, что речь вновь идет об аннексии и новом территориальном делении, совершенно для Венгрии неприемлемым. Каройи понимал, что его нынешняя уступка приведет к внутреннему кризису. Он отверг ноту, рассчитывая призвать нацию к сопротивлению и найти поддержку у Советской России, которая совсем рядом, за Карпатами успешно противостояла Антанте. Поскольку «вильсонизм» оказался несостоятельным, единственной панацеей от надвигавшейся национальной катастрофы представлялся пролетарский интернационализм. Каройи обратился к социал-демократам с настоятельной просьбой поддержать его решение, взяв на себя всю полноту власти и ответственности. 21 марта его просьба была удовлетворена. Социал-демократы ускорили переговоры с арестованными коммунистическими лидерами об образовании единой рабочей партии, которые велись ими уже с начала месяца, и в тот же день было объявлено о создании нового правительства — Революционного совета. Председателем его стал один из социал-демократов, но в действительности всей его деятельностью заправлял Бела Кун. С самого начала Совет официально заявил, что главной своей задачей считает установление диктатуры пролетариата.

Решая

насущные вопросы, связанные с укреплением национальной обороноспособности и в значительной степени обусловившие их приход к власти, левые из Революционного совета с великим усердием взялись за реализацию главной своей задачи. Надо было наверстывать упущенное время. Базовые принципы «революции астр» не имели глубоких корней в венгерском обществе, но они, по крайней мере, могли рассматриваться в плане развития тех процессов, которые в течение двух предшествовавших десятилетий вызывались кризисом внутриполитического режима дуалистической монархии и попытками разрешить его демократическими способами. Напротив, эгалитаризм аграрно-социалистических движений носил туманный и утопический характер. Райские видения бесклассового общества, которое проповедовалось социал-демократами, воспринимались как научно- фантастическая картина неопределенного будущего. Ничего подобного не содержалось в конкретных программах действий политических партий вплоть до конца 1918 г. Если рассматривать революционные преобразования под другим углом зрения, то получается, что реформы, проводившиеся (или, скорее, пропагандировавшиеся) правительством Каройи, при всем их радикализме не меняли в корне баланса политических сил и собственности в стране, перестраивая лишь взаимоотношения между правящей элитой и массами. Реформы Каройи, в отличие от нововведений Революционного совета, не отвергали таких базовых ценностей, как частная собственность или политический плюрализм.

В течение двух недель после прихода к власти Революционный совет предпринял целый ряд мер, эффективно разрушивших фундамент буржуазного миропорядка. 26 марта все фабрики, заводы и шахты, на которых трудилось более 20 (вскоре этот показатель уменьшился до 10) наемных работников, а также все транспортные предприятия, финансово-кредитные организации и доходные дома были национализированы (владение жилой площадью, превышавшей норматив в одну комнату на человека и три комнаты на семью, было признано незаконным). 4 апреля все крупные и средние земельные владения, т. е. почти 60 % пахотных земель в стране, были объявлены «собственностью пролетарского государства» и переданы кооперативам, состоящим из представителей сельского пролетариата (маленькие и карликовые наделы были оставлены их владельцам). Школы и прочие образовательные учреждения, значительная часть которых находилась в ведении церковных организаций, были также национализированы. Преподавание в них Слова Божия было заменено изучением общественных наук. Все эти преобразования оказались значительно радикальнее тех, что в это же время проводились в Советской России. Считалось, что, поскольку Венгрия была страной более развитой, чем Россия, ей не нужны такие промежуточные шаги и меры, как, например, первоначальная раздача земли крестьянству. В сфере административно-политической реорганизации страны вопрос шел о замене старого бюрократического аппарата на местах — в районах, городах и комитатах — на Советы рабочих, солдат и крестьян. Депутатов в Советы избирал расширенный состав электората, из которого по иронии судьбы были исключены все бывшие «эксплуататоры», т. е. большинство лиц, единственно и обладавших избирательным правом до 1918 г. включительно. Выборы состоялись 7 апреля 1919 г. и проводились по одному-единственному списку кандидатов, подготовленному новой Социалистиче- ской партией. Особенно велика была роль будапештского Совета рабочих, непосредственно контролировавшего деятельность правительства. Венгерский съезд Советов на правах учредительного конституционного собрания, делегаты которого избирались городскими и областными Советами, заседал с 14 по 23 июня. Он проголосовал за социалистическую конституцию страны. Инфраструктура правоохранительных органов также претерпела радикальные преобразования: уже 25 марта были созданы революционные трибуналы, обязанность судей в которых исполняли рядовые граждане, не имевшие специальной подготовки. Процедурно-процессуальные церемонии в этих органах правосудия были также предельно, в ущерб законности, упрощены и ориентированы в основном на решение главной задачи — покончить с контрреволюционной пропагандой, паникерством и подрывной деятельностью. Однако в их компетенцию не входило вынесение смертных приговоров. Для этого были созданы чрезвычайные революционные трибуналы, при необходимости подавлявшие сопротивление гражданского населения и тем обеспечивавшие диктатуру пролетариата. Глава чрезвычайных революционных трибуналов Тибор Самуэли разъезжал в своем «поезде смерти» по районам волнений и председательствовал на заседаниях выездного суда. Ему помогала целая группа боевиков, чья преданность делу революции не вызывала сомнений, как, например, пресловутые «ленинцы», сформированные для усиления Красной гвардии и взявшие на себя традиционные функции полиции и жандармерии. Помимо обычных убийств реальных или предполагаемых врагов, на счету «элитных» отрядов бойцов было исполнение не менее 120 смертных приговоров, вынесенных трибуналами по явно политическим мотивам.

Масштабы и скорость перемен во многом объяснялись необходимостью убедить народ в неизбежности осуществления социалистической утопии. Программа социальных мероприятий, рассчитанная на решение жилищного вопроса в стране, наводненной беженцами, меры по демократизации системы образования, национализация крупных фирм и установление эффективного контроля над производством и распределением товаров народного потребления и продуктов питания — все это действительно было с одобрением встречено широкими слоями населения, особенно в городах. Немало представителей интеллектуальной элиты, приветствовавших осенью 1918 г. демократические реформы, также поначалу соблазнились благородством целей Советской республики. Среди них оказались не только такие коммунисты, как Лукач, ставший «народным комиссаром просвещения» (фактически министром образования в Революционном совете), или Кашшак, но и большинство писателей из круга журнала «Нюгат», ставших сотрудниками директориума писателей, а также Барток и Кодай, возглавлявшие музыкальное ведомство. Среди новой профессуры Будапештского университета значились Манхейм, Бабич, психолог Шандор Ференци, искусствовед Лайош Фюлеп и историк Дьюла Секфю (хотя последний не вступил в должность).

Со временем, однако, большинство этих людей стало испытывать глубокое разочарование, как и многие представители средних классов и интеллигенции, в частности видные деятели Октябрьской революции 1918 г., один из которых, Яси, эмигрировал уже в начале мая 1919 г. (Правда, Каройи оставался в стране до конца июля и даже предложил свои услуги для переговоров между Советской Венгрией и Антантой.) В это время Секфю уже работал над своей очень значительной монографией «Три поколения» (1920), в которой сражался не только против коммунистической революции, но и против демократии и либерализма, вымостивших, по его мнению, путь Беле Куну. Мориц поначалу также воспринимал происходящее с большим энтузиазмом, но затем стал сетовать, что Советам не удалось удовлетворить крестьянскую потребность в земле. Дежё Сабо, также первое время симпатизировавший революции, вскоре опубликовал «Опустошенную деревню» — произведение антиурбанистической, антиреволюционной и антисемитской направленности, особенно популярное в межвоенный период.