История Византийской империи. Эпоха смут
Шрифт:
Франки не в первый раз принимали у себя римского первосвященника, и церемониал приема был уже готов. На этот раз главе Церкви оказаны были царские почести. От границы его сопровождали архиепископ кельнский Гильдибальд и граф Аскарих, а навстречу был послан сын Карла Пипин, подобно тому как на встречу папы Стефана в свое время вышел Карл по приказанию своего отца. Карл ожидал папу в Падерборне, где приготовлена была торжественная встреча с военным парадом и церковной церемонией [375] . Но решение по делу папы Льва III представляло значительные затруднения, тем более что из Рима стали приходить жалобы на него со стороны враждебной ему партии. Положение Карла было в высшей степени затруднительно и в том отношении, что ему предстояло выступить судьей в деле главы Церкви и что это был первый случай в истории отношений церковной власти к светской на западе. В одном из писем к Карлу, относящихся к занимающему нас времени, ученый друг его Алкуин так выражается по поводу современных церковных затруднений: «По отношению к святой Церкви Христовой, которая возмущена многообразной развращенностью бесчестных и осквернена преступными деяниями скверных людей не только в низших слоях, но даже в самых высших, нужно принять самые серьезные
375
Liber Pontificalis, Vita Leonis. C. 11–16; Hartmann. II. 355.
376
Alcuini. Epist. 95. Ap. Migne. 100.
Как бы ни был осторожен Карл в переговорах с папой и в установлении своей новой роли посредника и судьи между папой и враждебной ему в Риме партией, тем не менее ясно, что в приведенном письме Алкуина определенно намечалась главенствующая роль в тогдашней Европе и в католической Церкви для франкского короля, и не может быть сомнения, что Карл разделял мысли Алкуина и охотно шел на ту роль, которая приготовляема была для него.
Первоначальное намерение идти в Рим вместе с папой было потом отложено, и осенью 799 г. Лев III с военной охраной отправлен в Рим, где ему оказана была торжественная встреча народом и духовенством. В начале декабря сопровождавшая папу франкская свита, во главе которой были кельнский архиепископ Гильдибальд и зальцбургский Арно, с пятью епископами и тремя графами приступила к следствию по делу о восстании против папы. Есть некоторые данные, из которых можно выводить, что Арно не совсем был на стороне папы и не считал его безвинным в прискорбных происшествиях; но официальным решением судебного следствия было установлено, что против Льва не было представлено серьезных обвинений, вследствие чего главные виновники движения против папы, Пасхалис и Кампул, были отправлены в изгнание, делу же о претензиях римлян против Льва не было дано дальнейшего движения.
Между тем в то же время при дворе Карла, в ближайшем кружке его ученых друзей, где он носил прозвание Давида, а Алкуин — Флакка, вопрос о перенесении императорской короны должен был обсуждаться во всех подробностях. Теоретические основания для этого предприятия были выработаны частию Алкуином, как показывают его письма, подробности же и самая обстановка приготовлены были на месте по соглашению с папой. Одно случайное обстоятельство могло расширить перспективы приверженцев Карла, посвященных в проект. Из Иерусалима прибыл монах с подарками и святынями от Гроба Господня, который именем патриарха просил помощи у могущественного государя Запада и защитника Церкви. Для Карла в этом могло представляться новое доказательство, что Византийское царство оскудело и не в состоянии более оказывать защиту Церкви. Насколько можно доверять известию, будто из Константинополя недовольные царицей Ириной приглашали Карла идти на Восток и захватить империю, это трудно решить [377] , но настроение приближенных Карла было такое приподнятое, что они могли искренно верить в возможность подобного расположения умов в Константинополе. В кругу влиятельнейших друзей Карла, говорит Гартман, который состоял из Алкуина, Ангильберта, Арно зальцбургского и Павлина аквилейского, уже давно была речь о возможности и необходимости мировой политики для Франкского государства [378] . Не напрасно у них встречается сравнение с империей и не без умысла прилагаются королю Карлу, хотя бы в поэтическом тоне, атрибуты императора. Здесь уместно выяснить мировое значение идеи империи.
377
Annal. Lauriss. Einhardi. Anno. 799. Известие о приглашении находится в Ann. S. Petri Colon. Monum. Germ. S. XVI, 730; Hartmann. Gesch. Italiens. II. 355. Anm. 10, 11.
378
Ibid. S. 343–344.
Империя составляла единственную политическую идею, свойственную одинаково северным германцам и римлянам; хотя она в сознании потомков римских провинциалов Галлии и Германии несколько помрачилась, но влияние Римской Церкви и ее проповедников вновь пробудило и укрепило эту идею, т. к. Римская империя являлась лишь гражданской формой католической Церкви. По воззрениям современников, Карл исполнил долг, который лежал на Римской империи по отношению к Западу. Т. к. власть его переросла значение обыкновенного варварского королевства, то естественно, что только в Риме, средоточии мира, он мог проявить свою фактическую власть. Казалось, что взаимно не покрывают себя содержание и форма его верховного владычества, как будто повторилось такое же внутреннее противоречие, какое наблюдалось тогда, когда майордом Пипин царствовал именем Меровинга. Это выяснилось, когда в августе 800 г. в Майнце собрание чинов королевства решило поход в Италию.
Идея империи наряду с другими историческими факторами имела в средние века громадное значение как на Востоке, так и на Западе. Эта идея развивалась и вырабатывалась в двух совершенно различных направлениях: на Востоке она нашла полное выражение в императорстве, подчинившем своей власти и самую Церковь — т. е. в цезаро-папизме; на Западе совершенно обратно: папа, благодаря известным обстоятельствам, сосредоточил в своих руках не только духовную власть, но и светскую, следовательно, идея империи выразилась здесь в папском
Основателем цезаро-папизма на Востоке нужно признать Константина В. Доставив торжество христианству, Константин В. придал ему характер монархической общины, во главе которой стоял сам император; главные стремления Константина В. можно формулировать в трех положениях: 1) сосредоточить в своих руках управление всею Церковью; 2) быть признанным высочайшею главою верных — первосвященником Иисуса Христа; 3) введенный им порядок рассматривать как образ небесного строя, как нечто совершенное и безукоризненное. После Константина В., сделавшего первый шаг к обладанию духовною властию, преемники его, как, например, сын его Константин II, открыто заявляют свои притязания быть решителями споров не только в светских, но и в духовных делах. В 335 г. на соборе в Милане Константин II сказал: «Не канон, а моя воля должна быть законом для Церкви. Восток не противится моим приказаниям, пусть и Запад следует его примеру, иначе я сумею наказать непослушного»; а в V в. мы уже видим полное благоговение перед особою императора; даже епископы в протоколах соборных постановлений (Халкидонский собор 451) выражаются обыкновенно так: «Тогда сказал божественный всеблагочестивый наш повелитель». Тогда же произнесено было многолетие «царю первосвященнику, учителю веры».
Таким образом, уже в V в. личность императора в глазах представителей Церкви и епископов была окружена ореолом святости. Самые обстоятельства падения Западной Римской империи много способствовали распространению и укреплению в умах этого взгляда на императора. Стоит проследить последние годы Западной Римской империи, когда власть находилась всецело в руках варваров, представителей военных сил империи, как, например, Стилихон, Рицимер, Орест, и тем не менее ни один из них не решился возложить на себя императорскую корону, а довольствовался званиями консула, патриция, союзника и друга римского народа. Сами императоры последних годов Западно-Римской империи, хотя бессильные и не больше как только креатуры варварских предводителей, все же назначались из римских фамилий — так велико было уважение варваров к сану императоров; наконец, частые свержения императоров на Западе еще больше усиливали значение восточного как единого законного императора.
Немало также способствовали возвышению восточных императоров их вмешательства в дела Западной империи по случаю назначения императоров. Так, Зинон назначил Юлия Непота, а раньше еще Анфимия, и хотя их судьба была печальна, но уже эти факты в связи с другими, например походом против Гензериха, короля вандалов, имели значение, как примеры исторические, на которые могли ссылаться восточные императоры в своих дальнейших притязаниях на обладание Италией и на преимущественное уважение со стороны западных государей. Требовался ряд особенно благоприятных обстоятельств, чтобы теория Римской империи, разработанная и нашедшая историческое приложение в Константинополе, могла быть перенесена на Запад и вновь найти себе применение в империи Каролингов. Эти обстоятельства заключались, с одной стороны, в иконоборческих эдиктах императоров Исаврийской династии, во-вторых, в постепенном освобождении римского епископа из-под влияния Восточной империи. Папы Григорий I и Григорий II, один в начале VII, другой в первой половине VIII в., должны считаться главными представителями этого освободительного движения. Последний в 731 г. произнес отлучение против восточного императора, открыто порвал всякие связи с империей и сделал вакантным для Запада императорский титул.
Из предыдущего видно, что идея перенесения императорского титула на представителя Каролингов находила себе оправдание как в исторических событиях, роковым образом разобщавших Восток от Запада, так и в настроениях умов культурных представителей тогдашнего западного общества. С точки зрения истории Византии это была узурпация, или восхищение чужих прав, т. к. константинопольские цари фактически были представителями империи и законными носителями императорского титула, но с точки зрения всемирного исторического развития это был неизбежный ход событий, вследствие которого живая отзывчивость и приспособляемость к потребностям данного времени берет перевес над вялостью, косностью и формализмом.
По прибытии в Рим Карлу предстояло заняться на месте разбором дела о римской революции. Для этой цели под его председательством образована была комиссия из духовных и светских лиц. Хотя свидетельские показания давали повод к спорам и сомнениям, но часть франкского духовенства держала сторону папы, и король выразил мнение, что обвинения против Льва не имеют значения и продиктованы злобными чувствами. Но был еще весьма щекотливый вопрос в этом деле: о неподсудности папы какому бы то ни было суду на земле; эта точка зрения высказана прежде всего в письмах Алкуина, и затем она повторена в торжественном собрании римского и франкского духовенства и светских чинов, происходившем в церкви св. Петра. Тогда Лев III изъявил согласие по собственному почину принести оправдание в тех обвинениях, которые против него высказывались, и с кафедры св. Петра он сделал следующее заявление: «Я, Лев, епископ святой Римской Церкви, заявляю в свое оправдание, никем не осужденный и не вынуждаемый, но по личному и свободному моему решению перед вами и перед лицом Божиим, и перед Его ангелами, и блаженным князем апостолов Петром, в храме которого находимся, что я ни сам не повинен в исполнении и не подстрекал других к исполнению тех преступных и злодейских поступков, в которых меня обвиняют; свидетельствуюсь Богом, на суд которого мы явимся и пред лицом которого стоим теперь. Это заявление делаю я по моему собственному свободному изволению и не потому, что подобное действие основывалось на канонах, и не с тем, чтобы вводить такой обычай в практику святой Церкви, в обременение моих преемников или моих братьев и соепископов».