История власовской армии
Шрифт:
Но ответа на этот вопрос ему и его товарищам пришлось ждать долго.
До середины 50-х годов о власовском движении лишь мимоходом упоминалось в литературе о партизанах. Затем заговор молчания был нарушен. 17 сентября 1955 года Президиум Верховного Совета объявил амнистию для всех советских граждан, которые в период 1941-45 гг. были взяты в плен или добровольно пошли на службу в немецкие вооруженные силы[757]. В связи с этим советский пропагандистский аппарат развернул широкую кампанию среди бывших советских граждан, живущих за границей^, используя для этого отдельных возвращенцев. Тут уже нельзя было не считаться с информацией о власовской армии, которой обладали эмигранты. Важную роль в кампании играл созданный в Восточном Берлине „Комитет за возвращение на родину“, впоследствии — „Советский комитет по культурным связям с соотечественниками за рубежом“, во главе которого стоял бывший военнопленный генерал-майор Н. Ф. Михайлов ч (впрочем, по мнению эмиграции, истинным руководителем Комитета был КГБ). В публикациях Комитета для заграницы „За возвращение на Родину“, позже — „Голос Родины“, и в радиопередачах затрагивались темы, все еще недоступные „внутреннему“ читателю
Но и в самом Советском Союзе слухи о Власове и власовцах получили такое распространение, что власти, опасаясь нежелательных последствий, были вынуждены отказаться от политики умолчания. Поводом послужил рассказ Сергея Воронина „В родных местах“, напечатанный в 1959 году в ленинградском журнале „Нева“![758]. Содержание рассказа таково: в родной деревне встречаются два бывших фронтовика. Один из них, прежде чем перейти к партизанам, некоторое время отслужил в РОА, вернее — в Восточных войсках под немецким командованием. Герой рассказа знает о прошлом бывшего друга, осуждает его, но заявить о нем властям не хочет — друга и без того мучают угрызения совести. Вывод — „великодушный советский народ“ простил этих людей, подверг их лишь моральному осуждению — вызвал буквально бурю возмущения. Специальное заседание партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей приняло резолюцию, в которой назвало рассказ „вредным“, а в редакции „Невы“ было устроено расследование. Возражения вызывала „неприкрытая попытка Воронина протащить ложный принцип христианской любви к ближнему... попытка раздуть сентименты вокруг власовца.. пролить слезу над несчастной долей власовцев“*. Все это, разумеется, было вопиющим нарушением писательского долга, и писателям следовало четко растолковать, как обходиться с „власовщиной“.
Чтобы довести до сведения писателей указания партии, была, как всегда, использована „Литературная газета“. Главный редактор этого центрального органа Сергей Смирнов изложил партийную программу в статье „Именем солдат“ (27 октября 1959 г.)[759]. Его определение вполне соответствовало общепринятому клише: „власовцы“ — это солдаты так называемой Русской освободительной армии (РОА), банд изменников Родины под командованием генерала-предателя Власова, подонки, без чести и совести“*. И вдруг невольно вырвавшееся признание: Смирнов пишет, что в подавляющем большинстве „власовцы“ были непримиримыми врагами „нашего строя, нашего государства““, то есть, другими словами, политическими противниками. Это было нечто совершенно новое — впервые признавалось, что Власов представлял прежде всего политическую проблему. А с „идеологической диверсией“ следует бороться — и статья не оставляла никаких сомнений относительно способов борьбы. Смирнов заканчивает свою установочную статью эпизодом военного времени: в 1944 году некий капитан Красной армии при всеобщем одобрении красноармейцев приказал расстрелять солдат РОА. Автор заключает, что такой суд народа был справедлив, и заверяет, что „наш народ“ — читай, коммунистическая партия — никогда не простит того, кто, как Власов, изменил Родине. От имени миллионов бывших фронтовиков автор призывает советских писателей без всякого снисхождения развенчивать в своих произведениях оставшихся „власовцев“.
Для придания полемике пущей убедительности было решено привлечь еще живущих в СССР участников власовского движения и воспользоваться их сведениями, тщательно отредактировав и откорректировав их. Одним из таких людей был Д. В. Брунст, представитель НТС, еще в послевоенное время ведший в СССР подпольную работу и схваченный в конце концов органами госбезопасности[760]. В 1961 году Брунст рассказал о попытках НТС оказать политическое воздействие на РОА через таких видных деятелей, как генерал-майор Трухин и подполковник Тензоров. Конечно, он не случайно так настаивал на роли НТС: его цель сводилась к тому, чтобы политически скомпрометировать эту организацию, играющую активную роль в западной эмиграции. В критические дни мая 1945 года Брунст вместе с Тензоровым находился в Богемии в непосредственной близости от Власова: он вспоминает о том, как нестерпима для него была уже тогда „откровенность бесстыдного позорного бегства“* генерала и его людей от наступающих советских армий.
В довольно умеренном тоне высказывается о Власове и других деятелях Освободительного движения профессор В. П. Василакий, в 1955 году добровольно вернувшийся в СССР, бывший член националистической украинской организации „Просвите“, впоследствии ставший членом КОНР: его статья „Путь к правде“ появилась в газете „Известия“ 2 сентября 1965 г.[761]. Но эта статья не послужила началом объективного обсуждения власовского движения: 7 октября „Известия“ напечатали статью генерал-лейтенанта Е. И. Фоминых „Как был пойман предатель Власов“ — об обстоятельствах ареста Власова, где факты вновь искажаются, а арестованный генерал рисуется исключительно черной краской.
В 1967 году журнал „Москва“ опубликовал исторический роман Аркадия Васильева „В час дня. Ваше Превосходительство“[762]. Роман этот заслуживает особого внимания, так как в нем впервые сделана попытка показать „власовщину“ на документальной основе. Книга основана на воспоминаниях некоего А. Мартынова, якобы советского агента в штабе Власова. В 1965 году в газете „Голос Родины“ появилась статья Мартынова „Правда о власовцах“, автор отрекомендовался как „уполномоченный КОНР в Курляндии“[763]. Эта статья интересна с психологической стороны: хотя Мартынов всячески поносит Власова, сравнивая его с „немецкой шарманкой“, называет „фашистским манекеном“ и даже обвиняет в том, что Власов якобы содействовал Гитлеру при выполнении плана „истребления населения“ России, в ней все же проступают очертания Освободительного движения. Документальный роман Васильева получил высокую оценку: на его исторической достоверности настаивает Александр Кривицкий в статье „Отголоски прошлого“[764],
Пожалуй, для нас интересна не столько крайне сомнительная документальная основа романа Васильева, сколько сам факт, что советские писатели, „инженеры человеческих душ“, начали рассматривать власовское движение в его историческом контексте. Поначалу советские публикации, продолжая линию военной пропаганды, изображали Власова и власовцев безыдейными, беспринципными трусами, эгоистами, подлецами и фашистскими наймитами. Однако с годами этот подход изжил себя. И в этом была определенная логика: ведь если эти люди действительно были всего лишь трусами и эгоистами, то невольно возникал вопрос: как же случилось, что они воевали „яростно и ожесточенно буквально до последнего патрона“*? Это был вынужден признать в 1959 году Сергей Смирнов, а в 1965-м — генерал-майор А. П. Теремов, дивизионный командир, в своих мемуарах „Пылающие берега“![765]. Неудивительно поэтому, что у Аркадия Васильева трусы и эгоисты разом переродились в контрреволюционеров, идейных врагов коммунизма, автор даже не упустил заметить, что у Власова имелась программа, которую он называет „смесью эсеро-меныпевистских идей“. Теперь власовское движение преподносилось как остаточное явление гражданской войны, классовой борьбы и контрреволюции. Но тут возникала новая дилемма: как объяснить, что эти самые контрреволюционеры и классовые враги зародились в собственных рядах? Более или менее просто решался вопрос с генералами Трухиным, Благовещенским и Боярским — они были из дворян; генералы Малышкин, Севастьянов, Богданов и Меандров служили когда-то в царской армии, и этим можно было объяснить их классовую вражду (разумеется, умолчав о высоких постах, занимаемых ими впоследствии в Красной армии). Хуже обстояло дело с такими офицерами пролетарского происхождения, как генерал-майоры Буняченко, Зверев, Шаповалов и Мальцев, начавшими свой путь в Красной армии с рядовых. И уж совсем не годилась версия классовой борьбы для бывших политработников Красной армии, полковых комиссаров Шатова и Спиридонова, комиссара корпуса Зыкова и многих других представителей „рабоче-крестьянского“ государства, занимавших определенное место в партийном аппарате, как, например, бывший секретарь московского райкома партии и комиссар армии Жиленков. Напрасно будем мы искать их биографические данные у Васильева либо в других советских публикациях: эти сведения, нарушающие фикцию монолитного единства советского общества, остаются за семью печатями[766].
Особый интерес представляет портрет самого генерала Власова, сына крестьянина и воспитанника духовной семинарии, который у Васильева трансформируется в отпрыска помещика и фабриканта. Реконструировать истинное положение Власова в Красной армии по советским источникам, особенно по мемуарной литературе, можно лишь с большим трудом. Генерал А. Я. Калягин, правда, в своих воспоминаниях „По незнакомым дорогам“ упоминает о работе Власова в Китае в 1938 году, но умалчивает о том, что Власов занимал ответственный пост начальника штаба советского военного советника, комдива А. И. Черепанова[767]. В 1940 году газета Красной армии „Красная звезда“ в чрезвычайно похвальном тоне писала о вкладе Власова в формирование 99-й дивизии. „Командиру передовой дивизии“ была посвящена статья П. Огина в „Правде“[768]. В декабре 1940 г. в статье „Новые методы боевой учебы“ (“Красная звезда“) Власова ставили в пример всей Красной армии, газета опубликовала его портрет. 9 декабря в той же газете читаем:
“99-я дивизия заняла первое место в Красной армии. Все поздравляют генерала Власова“[769].
Как писал П. Г. Григоренко[770]:
Запомнился 1940 год. Буквально дня не было, чтоб „Красная Звезда“ не писала о 99-й дивизии, которой командовал Власов. У него была образцово поставлена стрелковая подготовка. К нему ездили за опытом мастера стрелкового дела. Я разговаривал с этими людьми, и они рассказывали чудеса. Вторично я услышал о Власове в ноябре 1941 года... Снова о нем говорили как о выдающемся военачальнике.
23 февраля 1941 года советская общественность прочла в „Известиях“ указ Верховного Совета СССР о награждении генерала Власова орденом Ленина[771]. Но в послевоенное время мы нигде не отыщем никаких упоминаний об этом прославленном полководце.
Методы советских историков прекрасно демонстрирует Стрижков, который в истории 99-й дивизии „Герои Перемышля“, изданной в 1969 году, просто заменяет некогда гремевшее имя командира дивизии на никому не известного полковника Дементьева[772]. В Военно-исторических публикациях нет упоминаний о Власове ни в связи с контратакой 4-го механизированного корпуса в тяжелых условиях под Бердичевом в июле 1941 года, ни в связи с героической обороной „города-героя“ Киева 37-й армией в сентябре 1941 года под командованием Власова, ни в связи с продвижением 20-й армии во время контрнаступления под Москвой в январе 1942 года[773]. Дело доходит до того, что в опубликованной в 1967 году книге „Московская битва в цифрах“ в „Указателе командного состава фронтов, армий и корпусов, участвовавших в битве под Москвой“ в качестве командующего 20-й армией вместо Власова представлен генерал-майор А. И. Лизюков, а начальником штаба 19-й армии вместо генерал-майора Малышкина назван полковник А. Г. Маслов[774]. Очевидно, составитель не знал, что к власовскому движению присоединились также член военного совета 32-й армии комиссар армии Жиленков и начальник штаба этой армии полковник Бушманов, — их имена часто упоминаются в тексте.