История всемирной литературы Т.6
Шрифт:
В силу определенных особенностей и уровня развития русской литературы последняя оказывала заметное воздействие на другие литературы региона — особенно сильное на украинскую, белорусскую, но отчасти и на литературы Молдавии, народов Прибалтики, Северного Кавказа и Дагестана, на еврейскую литературу. Это воздействие поддерживалось и подкреплялось глубокими личными связями и контактами литераторов, фактом проживания русского писателя в другом регионе (например, Пушкина в Молдавии), а писателя другой литературы в русских культурных центрах (например, Шевченко в Петербурге), публикацией произведений в русской периодике (например, А. Хыждеу печатался в московском журнале «Телескоп», а Хан-Гирей в петербургском журнале «Современник») и т. д.
Вместе с тем проявилось влияние и других литератур. Литература Литвы испытывала сильное воздействие польской культуры, а литературы Латвии и Эстонии
*Глава первая*
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ЛИТЕРАТУРА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Все хронологические рубежи в искусстве, как известно, условны, однако есть основания для того, чтобы считать начало XIX в. — точнее последнее десятилетие века предшествующего — началом особого периода русской литературы. Того периода, который получил название литературы классической.
Ряд факторов определяет существование этого рубежа, в том числе факторы социально-политические, виднейшим из которых явилась Великая французская революция 1789—1794 гг. «...Весь XIX век... прошел под знаком французской революции, — писал В. И. Ленин. — Он во всех концах мира только то и делал, что проводил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали великие французские революционеры буржуазии...» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 367). «Во всех концах мира» — это значит и в России, и не в последнюю очередь в России. Упразднение или ограничение самодержавной власти: отмена феодальных институтов хозяйствования, и прежде всего крепостного права; установление твердой законности, исключающей произвол и коррупцию; защита человеческой личности; наконец, борьба с невежеством, предрассудками, социальными и националистическими предубеждениями; просвещение самых широких слоев народа — вот то силовое поле идей, в котором развивалась классическая русская литература.
На общеевропейскую или даже общемировую ситуацию, созданную Великой французской революцией, в России накладывались свои социально-политические факторы. Из них важнейшими для первой половины века явились Отечественная война 1812 г. и декабристское восстание 1825 г. Внешне смысл и воздействие этих факторов выглядели резко отличными и даже противоположными; отражение наполеоновского нашествия ознаменовало единство и цельность русского государства, в то время как выступление декабристов засвидетельствовало его глубокие антагонизмы; последний фактор как бы располагался в русле воздействия Великой французской революции, в то время как первый казался по отношению к ней нейтральным или даже враждебным, поскольку военным противником России была страна, вышедшая из горнила революции. Однако современники ощущали глубокую связь обоих великих событий русской истории, и Герцен одну из глав своей книги «О развитии революционных идей в России» демонстративно обозначил только двумя датами: «1812—1825».
Связь двух факторов вытекала из диалектической сложности их смысла. Антинаполеоновская эпопея выдвинула Россию в число значительнейших мировых держав, если не державы самой значительной, ибо она призвана была решать судьбы многих других европейских народов.
Но за освобождением от наполеоновского ига тотчас последовало иго Священного союза, всеевропейской реставрации, ударной силой которой была та же Россия. Превращение из страны-освободительницы в страну-жандарма произошло чрезвычайно быстро, почти стремительно. Но восстание декабристов, казавшееся лишь внутренним делом России, имело с Отечественной войной то общее, что содействовало росту исторического престижа России. «Это была первая поистине революционная оппозиция, создававшаяся в России» (А. И. Герцен). И она продемонстрировала перед всем миром способность русского народа доводить либеральное и оппозиционное движение до кульминационных точек, родственных западноевропейским революционным кризисам. То, что с позиций официальной идеологии выдвигалось как «дьявольское наваждение», в глазах, скажем, Герцена было величайшим историческим достижением России, ибо и в ее судьбе обнаруживалась общемировая освободительная тенденция.
Наконец, была и внутренняя зависимость последующего события от предыдущего. 1812 год, продемонстрировавший национальное и государственное величие России, одновременно открыл ее социальную и идеологическую отсталость: победители-солдаты возвращались под ярмо своих хозяев, а победители-офицеры, по крайней мере их лучшая часть, проникались свободолюбивыми идеями низверженной ими державы. 1812 год «способствовал
Но и другие факторы — уже собственно идеологические и литературные — определяют существование названного рубежа.
Именно к началу века — точнее даже к последнему десятилетию века предшествующего — относится возникновение новой русской журналистики. «Московский журнал» (1791—1792) и «Вестник Европы» (1802—1803) Н. М. Карамзина положили начало журналу западноевропейского типа — постоянные отделы, в том числе и критики, достаточное разнообразие материала, более или менее единое идеологическое и художественное направление, увлекательность и доступность изложения и, наконец, определенная периодичность. Эти достоинства были унаследованы и приумножены следующими поколениями журналов, из которых значительнейшими в первой половине века были: «Московский телеграф» (1825—1834) Н. А. Полевого; «Телескоп» с приложением газеты «Молва» (1831—1836) Н. И. Надеждина; основанный А. С. Пушкиным в 1836 г. «Современник» (после гибели поэта в 1837 г. издавался П. А. Плетневым, А. А. Краевским и др.); «Отечественные записки» (в которых в 1839—1846 гг. ведущую роль играл В. Г. Белинский) и, наконец, издаваемый Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым «Современник» (1847—1866), идейным вдохновителем которого в 1847 г. — первой половине 1848 г. был также В. Г. Белинский.
Роль русских журналов в этот период была велика и многообразна. Журналы — источники просвещения, «телеграфы идей» (так современники называли «Московский телеграф»), проводники философской, эстетической, экономической, а подчас и политической информации. Журналы воздвигали более или менее прочную и постоянную базу литературы; почти все — и поэзия, и проза, и часть драматургии, не говоря уже о литературе критической и очерковой, — проходило через журналы. Журналы создавали традицию непрерывного чтения, культивировали постоянство художественных и интеллектуальных интересов, формируя и неуклонно расширяя свою аудиторию. Наконец, журналы являлись артериями литературного общения, международной коммуникации, содействуя подключению русского читателя к мировому художественному процессу. На эту функцию русской журналистики обращал особенное внимание А. И. Герцен: «Ни в одной стране, исключая Англию, влияние журналов не было так велико. Это действительно лучший способ распространять просвещение в обширной стране... Они давали возможность жителям Омской и Тобольской губернии читать романы Диккенса или Жорж Санд спустя два месяца после появления их в Лондоне или в Париже».
Наконец, условием возникновения этого этапа было развитие и совершенствование литературного языка. Не случайно именно к началу века относятся языковая реформа Карамзина и борьба между сторонниками «нового» и «старого» слога. Правда, задача упорядочения литературного языка решалась с самых первых шагов новой русской литературы, начиная с Кантемира, Ломоносова, Тредиаковского, однако никогда еще она не приобретала такого размаха, как на рубеже XVIII—XIX вв. Развитие и обогащение языка были осознаны в качестве необходимой предпосылки подъема всей русской культуры на новый уровень, причем этот процесс вырисовывался как длительное и многоэтапное задание. В 1822 г. Пушкин сформулировал требование создать язык русской прозы — иначе говоря, язык мысли (проза «требует мыслей и мыслей»); в 1826 г. Д. В. Веневитинов выступил за формирование языка любомудрия, или философствования («О состоянии просвещения в России»); вопросы совершенствования письменной речи и освоения ею все новых и новых областей культуры и политики оставались актуальными и в 40-е годы (например, для Белинского или Герцена).
Языковое и стилистическое движение первой половины века, мощный толчок которому дали реформы Карамзина, должно быть понято не только в узком, но и в широком (что обычно не делается) смысле этого слова. В узком смысле это было развитие и совершенствование языка с ориентацией на определенные речевой и стилистический пласты (у Карамзина — на язык образованных слоев дворянства, при отклонении от старой книжно-славянской традиции). В широком смысле — это развитие языка независимо от ориентации на определенный пласт, вернее при ассимиляции и активизировании языковых ресурсов ряда слоев, в том числе и архаичных. Возможность такого развития не исключалась и самим Карамзиным, когда он говорил о необходимости «трудиться над обрабатыванием собственного языка» («О любви к отечеству и народной гордости», 1802).