История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3

Яворницкий Дмитрий

Гетман Мазепа о происшествии, бывшем в Сечи, донес царям особым листом, в котором высказывал свое негодование по адресу кошевого, называя казнь казаков варварским поступком со стороны Ивана Гусака: «Такого скорого и сурового каранья на Запорожье от бывших атаманов кошевых над проступками не бывало, знати (знать) то сей атаман Иван Гусак взял межи войском низовым силу, что так поступити важился» [187] .

Самим запорожцам гетман Мазепа в это время отправил обширный лист в виде ответа на посланное ими марта 17-го дня укоризненное письмо. На запрос запорожцев о времени похода царских войск против неприятелей гетман отвечал, что на подобный вопрос он вовсе ничего не может отвечать, потому что разглашать о том преждевременно нельзя, чтобы не дать неприятелю времени собрать собственных для отпора сил; когда же окажется надобность в походе, то запорожское войско будет о том извещено царским указом и гетманским универсалом и за свои подвиги против басурман получит монаршескую милость и гетманское доброжелательство. О гадячских мещанах, хлопотавших «о закуплений» Переволочанского перевоза, гетман заявляет, что те люди много причинили ему неприятностей, досад и «ругательных слов», и потому гетман сам приносит на них жалобу в Кош. По поводу запрета присылки в Келеберду на зимовлю «войскового арматного стада» гетман отвечает, что он никогда в том войску никаких препон не делал и никаких пожитков с Келеберды себе не присваивал, и если запорожцы не всегда встречали там радушный прием от местного сотника, то причиной тому они же сами: приезжая туда на зимовлю, они держат себя там слишком надменно («всякий из них высоким себя чинит там») и много себе позволяют, причиняя людям немало

кривды и неприятностей. Нужно, чтобы Кош, отправляя казаков из Запорожья в малороссийские города для отдохновения, посылал с ними, для удержания их от самовольства, старших «крепостью умоцованных» и чтобы те казаки располагались на жительство к своим родным и знакомым и не причиняли никаких неприятностей бедным людям. Что касается требований со стороны запорожского войска присылки ото всех мельниц полтавского полка отрубей, то об этом не было никаких распоряжений ни от прежних гетманов, ни от предшествовавших государей и потому в войско как посылалось, так и теперь посылается 500 бочек муки разом, не считая того, что дается по частям («на раздробь») всем запорожским казакам; приезжающим к гетману и уезжающим от него. Из перевозных же доходов гетман ни единого шеляга на себя не берет и все, что получается, отправляет в войско запорожское, исключая того, что зарабатывают перевозом две пары лип на Божьей церкви и на сотника в Переволочне, но и это установлено еще прежними гетманами, до уряда самого Мазепы. А что до раздачи заслуженным лицам из запорожского войска разных маетностей на Украине, будто бы «для похлебства делающейся», то и это неправда: еще со времени гетмана Богдана Хмельницкого и до Мазепиного уряда в малороссийских городах всегда значные и заслуженные добрые молодцы войска запорожского, не только на старшинстве бывшие, но и рядовые товарищи, кто того был достоин, «заживали», с царской и войсковой ласки, разные маетности, и теперь делается то же самое, нового же ровно ничего, и раздача таких маетностей никакого убытка войску запорожскому не причиняет. О внимании же и приязни гетманской к запорожскому войску всем известно: гетман никогда никого из запорожских товарищей не отпускал от себя без подарков деньгами и сукнами и всегда старался у великих государей о прибавке войску запорожскому милостивого царского жалованья и теперь будет стараться о том же, лишь бы только запорожское войско, согласно своей присяге, верно служило монархам, не верило никаким клеветникам, которые вносят раскол и ссору между товариством низовым и гетманом и причиняют беды державе великих государей и вред отчизне Малой России [188] .

187

Там же, 1691, св. 86, № 13; мал. подл, акты, св. 8, № 740–724.

188

Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1691, св. 8. № 746–739.

Нельзя не заметить того снисходительного и заискивающего тона, в каком написано к запорожцам гетманское письмо. Оно и понятно: бегство в Запорожье Петрика, недовольства, отовсюду раздававшиеся на гетмана в Малороссии, волнения в самом Запорожье сильно беспокоили Мазепу, и ему нужно было так или иначе успокоить запорожцев, а для этого следовало обратить их внимание на другую сторону. Гетман от имени великих государей послал представление кошевому атаману Гусаку оставить всякие раздоры и чинить промысл против врагов святого креста, для чего им дозволялось взять старые челны на реке Самаре у Новобогородицкого городка.

Но этот призыв не произвел должного действия на запорожский Кош. Против крымцев в это время действовали только так называемые охотницкие казаки. Руководимые каким-то сотником Юском да фастовским полковником Семеном Палием, они напали в начале весны на урочище Пересыпи, за Очаковом, на возвращавшихся «с немецкой войны до Крыма» татар, шедших под начальством двух султанов – Девлет-Гирея и Батырь-Гирея. В этой стычке запорожцы многих неприятелей в плен забрали, многих покололи, немало добычи захватили и одного языка гетману Мазепе отослали, которого гетман, в свою очередь, отправил в Москву [189] .

189

Архив Мин. ин. дел. мал. подл, акты, 1691, св. 8, № 742–726, 743–727.

Сам вельможный Кош ответил гетману только в начале месяца мая. Для того отправлен был в город Батурин сечевой казак Федор Лях с обширным от всех запорожцев письмом. И тон, и содержание письма показывают, что запорожцы вовсе не думали смиряться перед гетманом и что они по-прежнему считали себя обиженными им. Прежде всего они потребовали от гетмана выдачи им пожалованных от государей челнов и необходимого количества для починки их железа и смолы, а потом разразились укоризнами на гетмана за построение Новобогородицкого городка, за утайку восьми тысяч «перевозных грошей» от Переволочанского перевоза, за недоставку муки с мельниц Полтавского полка, за недозволение проживать запорожцам вместе с их арматными конями в Келеберде, за допущение гетманским посланцем Пантелеймоном Радичем, ездившим в Крым для размена пленных, захвата на реках Миусе, Кальмиусе и Берде запорожских рыбных и соляных промышленников в басурманскую неволю, когда, вследствие пущенного Радичем преждевременного слуха о имеющем быть мире между Украиной и Крымом, те промышленники слишком далеко углубились в татарские урочища и были полонены басурманами.

Многочисленные тайные агенты, которыми Мазепа наводнял Запорожье, поспешили отправить ему важные вести из Сечи и объяснить настоящее в ней положение дел. По словам таких агентов, в числе коих был какой-то «законник», запорожцы, после двухдневной рады, тайно отправили от себя двух куренных атаманов с товариством в Крым, с целью замириться с ханом, к тому подбивал их «проклятый» Петрик, который советовал запорожцам идти войной на Украину и, оставляя в ней в покое посполитых людей, истребить всех панов да сердюков, захвативших на Украине маетности, и поставить гетмана «с своей руки» [190] .

190

Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1691, св. 8, № 757–741.

При всем том гетман старался держаться с запорожцами на мирной ноге. Он приказал воеводе Новобогородицкого городка передать запорожцам пожалованные им лодки, а от себя послал в Сечь четыре воза «гнучого» железа, 10 бочек смолы для поправки челнов; кроме того, на сооружение сечевой церкви пожертвовал сто золотых грошей, 12 бочек разного борошна, 10 полтей и 10 сал [191] . Что до обвинений, высказанных ему Кошем, то на них гетман отвечает по пунктам. Город Новобогородицкий построен не по гетманской воле, а по воле самих государей, и жаловаться на это дело, столь спасительное для всех христиан в борьбе с басурманами, нет никакого резона, скорее запорожцы могли бы быть недовольными за построение турками днепровских городов Шагингирей и Кызыкермень, закрывших казакам выход на Черное море, нежели на сооружение Новобогородицка, возведенного не для утеснения запорожских вольностей, а для отражения басурманских на Запорожье и на Украину постоянных набегов. Недоплата перевозных денег от Переволочны – простое со стороны запорожцев недоразумение: запорожцам посланы деньги все сполна, и если бы было доказано обратное, то за утайку тех денег дозорца гетманский Иван Рутковский будет лишен жизни. Хлебные запасы, в количестве 500 бочек муки, также все сполна отправлены в Запорожскую Сечь, сверх этого гетман немало роздал запасов хлеба частью отдельным лицам низового товариства, частью полевым ватажникам, частью тем «заслуженным, которые, находясь в войске в нищете и убожестве, в городах проживали. Келеберда как была, так и осталась на положении всех городов Полтавского полка: гетман из нее ничего себе не берет, но ставить ли там одних коней арматных, а товариства не ставить – об этом не было и речи, потому что все города войсковым становищам подлежат. А что до захвата промышленных людей на Миусе и Кальмиусе в басурманскую неволю через преждевременное оглашение гетманским посланцем Радичем о имеющем быть мире между русскими и крымцами, то в том гетманский посланец не виноват нисколько, и кто пустил такую поголоску о мире и тем причинил шкоду бедным людям, не взявшим чрез то мер предосторожности и ушедшим далеко от своих пределов, за то пусть сам Господь Бог отомстит ему на его

голове [192] . Пантелеймон Радич, посланный в Крым и в другие крымские «басурманской владзы края о свободе невольничей», не выполнил своего поручения вследствие перемены бывшего хана и султанов на новых и вернулся назад из Крыма с одним знатным татарином, которому дано было поручение всех бывших в малороссийских и великороссийских городах пленных татар зареестровать и доставить о том ведомость новому хану в Крым. Опасаясь некоторых «неуважных людей» из запорожского войска, Радич, по собственной воле, нашел нужным в Запорожскую Сечь вовсе не заезжать, а от Кызыкерменя прямо к Переволочне пробраться. Сделал это он отнюдь не сообразуясь с волей гетмана, а по собственному желанию. Находясь в Крыму, Радич слыхал, что крымцы очень склонны заключить с русскими государями мир, но русские государи на тот мир, без согласия соседних государей, особенно польского короля, не согласны, и потому запорожцам следует держаться того же положения в отношении крымских татар [193] .

191

Там же, № 748–732.

192

Архив Мин. ин. дел, мал. подл. акты. 1691, св. 8, № 753–737.

193

Там же, № 759–743.

О своих сношениях с Кошем гетман сообщил в Москву, причем присовокупил к тому известие о бегстве «здрайцы» Петрика в Запорожье и «о перейме превратного его злоумия письма», писанного из Сечи в Малороссию к какому-то канцеляристу [194] .

В одно время с тем, как велась официальная переписка между Кошем и гетманом, шла тайная «через певных и секретных гетманских посланцев» переписка между гетманом же и кошевым атаманом. Гетман, соблюдая строгую тайну, извещал Ивана Гусака о скорой и непременной войне России с Крымом и советовал кошевому ввиду того собрать запорожское войско «укупу» на Коше. Не имея оснований не верить гетману, Гусак собрал все войско до Коша и ждал с нетерпением, когда гетман объявит о походе во всеобщее сведение. Но так как проходили дни за днями, и гетман не объявлял никакого похода, то кошевой очутился в весьма затруднительном положении и с трудом мог удерживать на Кошу войско, которое, получая ничтожное жалованье и не имея никакой добычи, стало уходить к польскому королю на службу. Положение кошевого сделалось еще более затруднительным оттого, что он в это же время должен был ладить с крымским ханом. Пользуясь печальным случаем захвата басурманами на какой-то реке, вместе с челном, казака Искры и желая вызволить несчастного пленника из неволи, кошевой атаман Гусак, сообща с добрыми молодцами, отправил в Крым несколько человек товариства с видимой целью заключить перемирие с Крымом, с действительной проведать о том, что делают в Крыму басурмане и сколько осталось их дома. Пребывая с гетманом в прежней дружбе, кошевой с возвращением в Сечь из Крыма посланного товариства немедленно известил о том гетмана, а пока наипокорно просил его сообщить секретным способом через щирых людей своих, как ему, кошевому, поступать с войском: если военного дела совсем не будет, тогда нечего войска и на Кошу держать, а нужно отпустить его на добычи, потому что до сих пор (до 5-го числа июля месяца) ни казаки, ни чумаки, согласно гетманскому указу, не имеют позволения оставить Запорожской Сечи и идти в города на промыслы [195] .

194

Там же, № 748–732.

195

Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1691, св. 8, № 776–760. В это же время кошевой Гусак на просьбу гетмана «о вызволении из неволи басурманской» некоего Поплонского послал гетману и другое письмо, в котором говорил, что запорожцы исполнят гетманское приказание, но для этого нужны, как для самих охотников на такое дело, так и для толмача, деньги, запорожская же скарбница «барзо на мешок хируе»: Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1691, св. 8, № 772–756.

Каков пришел от гетмана Мазепы на запрос кошевого атамана ответ – неизвестно, но в конце того же июля месяца Мазепа отправил к царям грамоту о запорожском казаке Куленке с его товарищами, которые «во время сражения с калгой-султаном взяли одного языка», а в начале августа месяца сам получил тревожные вести о настроении запорожского войска. Августа 13-го числа Мазепа послал из Батурина в Переволочну своего чедядника к дозорце Ивану Рутковскому с приказанием достать в Днепре живого осетра и, «осоливши его добре», доставить его, как можно скорее, в город Батурин, куда гетман «на сей час сподевается к себе гостя вдячного из Москвы».

Пользуясь таким случаем, дозорца Рутковский послал гетману Мазепе весть о делах и настроении запорожского войска. Жил за порогами Днепра, писал Рутковский, один «врельский» [196] человек. Понимая письмо, он находился при Божьей церкви; но потом, оставивши Запорожскую Сечь, вернулся к себе и от преданных гетману лиц, его гетманской особе слишком известных с некоторых пор, рассказал о «злостях и шаленстве» Петрика, убежавшего на Сечь [197] . Петрик «прибирает» к себе кошевого с товариством, в особенности казаков того куреня, в котором сам живет, и подбивает их идти войной на Русь (то есть Малороссию), пользуясь «теперешним миром». «Я, говорит он, пане кошовый, горло свое ставлю, и велю мене на составы порубати, коли тобе вся Украина, почавши от самой Полтавы, не поклонится; тилко хоть шесть тысячей озми (возьми) орди (орды) да пойдем в городи: мене пошли вперед с килко сот коими в Полтавщину, – я знаток, з якого конца зачати, да и дедусь мой не буде спати за свою зневагу, що его зкинули с полковництва, а гетман зараз на Москву утечет, бо там его вся душа, а тут тилко тень его, войску запорозкому; одни скарби(ы) в Польшу сестре отвез, а теперь на Москву другие почав возити, та и сам туди ж к чорту покрутится, одно (лишь только) с татарами перейдемо Днепр. Як був гетман на Москве, так рок (рек), щоб такий город посеред Сечи поставити, як на Самаре побудовав». В другой раз тот же Петрик в разговоре с кошевым атаманом говорил так: «Пане кошовый, не помогут (разве не помогут) нам братя наше, которих сердюки – арендаре да тие дуки (богачи), що им царе (цари) маетности понадавали, мало живих (вых) не идят (едят), едва почуют, що ты з войском рушишся з Сечи, то сами оны (они) тих чортув панув подавят, а мы же прийдемо на готовый лад, да и коло (около) самого гетмана есть там добрие люди, которых лепше (лучше) послухают, нежели его самого, не знаючи допустят утекати з Москви, и так ему мало одного часу од них не склалося лихо». На такие речи Петрика кошевой атаман Гусак различно отвечал ему, смотря по собственному настроению: коли был трезв, то журил Петрика и говорил ему так: «Покинь, Петре, не брыдь ледачого»; да и от стариков ему за такие речи доставалось в бороду. А когда кошевой был пьян, то и сам много ледачого говорил, и на тот час «стачечные и зичливые» казаки принуждены были по необходимости молчать [198] .

196

Нужно думать «орельский», то есть житель одного из городов на реке Орели.

197

Один из таковых был «прошлый» писарь запорожский Гук, который до гетманской вельможности «вельми горнется», дает всякие вести дозорце гетманскому и впредь обещает давать знать; за что дозорца просил гетмана чем-либо «потешить такого усердного человека».

198

Архив Мин. ин. дел, мал. подл, акты, 1691, св. 8, № 790–775.

Посылая в Батурин такую весть, дозорца Рутковский просил гетмана отнюдь не открывать там имен тех «особ, которые суть зичливые в Сечи вельможности гетманской», потому что раньше того, когда кто-то из Батурина в Сечь сообщил о пересылке от какой-то особы для гетмана цидулки, то ту особу едва казаки не убили, и она «выкрутилась только чернецством да священством», то есть через монахов да священников.

Но гетман Мазепа, помимо дозорцы Рутковского, получал вести и от своего казака Сидора Горбаченка. Сидор Горбаченко прислал в Переволочну «цидулку» с какой-то загадочной формулой: «Тот писал – хто читав, а где скрыто – мало хто ведает» и, по-видимому, давал ответ Мазепе по поводу его требования о выдаче «запорожца» (конечно, Петрика), которого казаки не желали выдавать гетману.