История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

Казанова Джакомо

— Да, я так думаю.

— Я рада; но если я права, согласитесь, что, желая объединить меня с ними, вы отказываете мне в любви, такой, какую я могла бы желать, чтобы быть уверенной, что подлинно любима вами.

— Да, я с этим также согласен, и прошу искренне прощения. Теперь скажите, божественная Элен, что мне надо сделать, чтобы пригласить на обед пастора?

— Это нетрудно. Пойдите к нему и просто пригласите его, и если вы хотите быть уверены, что я буду участвовать, попросите его пригласить меня вместе с моей матерью.

— Почему вместе с вашей матерью?

— Потому что он влюблен

в нее вот уже двадцать лет и все еще любит ее.

— И где я могу устроить этот обед?

— Г-н Троншен ваш банкир?

— Да.

— У него есть прекрасный загородный дом на озере; попросите у него этот дом на один день, он даст его вам с удовольствием. Сделайте так, но не говорите об этом ни синдику, ни его трем подругам — мы скажем им потом.

— Но вы уверены, что ваша просвещенная кузина охотно согласится встретиться со мной?

— Более чем охотно, будьте уверены.

— Отлично! Уладим все это завтра. Послезавтра вы вернетесь в город, и я назначу нашу встречу на три-четыре дня позднее.

Синдик присоединился к нам к закату, и мы весело провели вечер. После ужина девицы отправились ложиться спать, как и накануне, я пошел в комнату старшей, в то время, как мой друг пошел к двум младшим. Я знал, что все, что я мог бы предпринять, чтобы уговорить Элен, будет бесполезно, поэтому ограничился несколькими поцелуями, после чего пожелал им доброй ночи и пошел с визитом к младшим. Я нашел их глубоко спящими, а синдик скучал в одиночестве. Я не обрадовал его, когда сказал, что не смог добиться никаких милостей.

— Я вижу, — сказал он мне, — что теряю лишь время с этой маленькой глупышкой, и хочу прекратить это занятие.

— Полагаю, — ответил я, — что это самое простое и, возможно, самое лучшее, что вы можете сделать, потому что томиться рядом с бесчувственной и капризной красоткой — глупо. Счастье не должно быть ни слишком легким, ни слишком трудным.

На следующий день мы вместе отправились в Женеву, и г-н Троншен оказался счастлив доставить мне то удовольствие, которое я у него попросил. Пастор принял мое приглашение и сказал, что уверен, что я буду рад познакомиться с матерью Элен. Было легко заметить, что этот бравый мужчина питает к этой женщине нежные чувства, и если она отвечала ему хоть немного, это лишь способствовало моим намерениям.

Я рассчитывал отправиться тем же вечером ужинать с подругами и очаровательной Элен в дом на озере, но полученное мной срочное письмо заставило меня немедленно выехать в Лозанну; моя бывшая гувернантка, м-м Лебель, которую я люблю до сих пор, пригласила меня поужинать с ней и с ее мужем. Она писала, что договорилась со своим мужем, что он отвезет ее в Лозанну, как только получит мое письмо; она добавляла, что уверена, что я брошу все, чтобы доставить ей удовольствие меня видеть. Она назвала время, когда она приедет к своей матери.

М-м Лебель — это одна из десяти или двенадцати женщин, которых я нежней всего любил во время моей счастливой молодости. У нее было все, чего можно желать для счастья в семейной жизни, если бы в моей судьбе мне было дано испытать это блаженство. Но с моим характером, возможно, я правильно сделал, что никогда не связывался бесповоротно ни с кем, хотя, в моем возрасте, моя независимость оборачивается разновидностью

рабства. Если бы я был женат на женщине, достаточно опытной, чтобы мною руководить, чтобы меня подчинить, так, чтобы я не мог замечать эту мою зависимость, я бы позаботился о своей судьбе, я бы заимел детей и не был бы, как сейчас, одинок в мире и без ничего.

Но оставим сетования о прошлом, которое невозможно исправить, и, поскольку я счастлив своими воспоминаниями, было бы безумием предаваться бесполезным сожалениям.

Сообразив, что, отправившись немедленно, я смогу прибыть в Лозанну за час до моей дорогой Дюбуа, я, не колеблясь, известил ее о моем намерении. Должен сказать здесь моим читателям, что, хотя я и любил эту женщину, учитывая, что сейчас я был охвачен другой страстью, никакое сладострастие не примешивалось к моему стремлению. Моего уважения к ней мне было достаточно, чтобы держать мою любовь к ней в узде, но я уважал также и Лебеля, и я бы никогда не решился подрывать счастье моих старых друзей.

Я наспех написал записку синдику, сказав, что неожиданное и важное дело вынуждает меня выехать в Лозанну, но послезавтра я буду иметь удовольствие ужинать с ним в Женеве у трех подруг.

В пять часов я высадился у матери Дюбуа, умирая от голода. Удивление доброй женщины при виде меня было велико, потому что она не знала, что ее дочь приезжает с ней повидаться. Не долго думая, я вручил ей два луи, чтобы она приготовила нам ужин, столь мне необходимый.

В семь часов м-м Лебель прибыла со своим мужем и полуторагодовалым ребенком, которого я без сомнений признал за своего, без того, чтобы его мать мне об этом сказала. Наша беседа была исполнена счастья. В течение десяти часов, что мы провели за столом, мы плавали в веселье. На рассвете она укатила в Золотурн, где у Лебеля было дело. Г-н де Шавиньи передавал мне тысячу комплиментов. Лебель уверил меня, что посол был безмерно добр к его жене и благодарил меня за подарок, который я сделал, уступив ее ему. Я мог увериться, что он счастлив и что он составил счастье своей жены.

Моя дорогая гувернантка рассказала мне о моем сыне. Она сказала, что никто не предполагает правды, но что она знает, на кого ей опереться, так же как и Лебель, который свято соблюдал договоренность не вступать в брачные отношения ранее чем по истечении двух обговоренных месяцев.

Эта тайна, — сказал Лебель, — никогда не будет раскрыта, и ваш сын станет моим наследником, один или вместе с моими детьми, если у меня они будут, в чем я сомневаюсь.

— Друг мой, — сказала его жена, — есть некто, кто действительно сомневается, по мере того, как растет ребенок; но мы можем ничего не опасаться с этой стороны — ему заплачено за сохранение тайны.

— И кто же это, моя дорогая Лебель?

— Это мадам де…, которая вас не забыла, потому что частенько говорит о вас.

— Не хотите ли передать ей мой привет?

— О! Охотно, друг мой, и я уверена, что доставлю ей большое удовольствие.

Лебель показал мне мое кольцо, а я ему — его перстень, передав ему для моего сына превосходные часы с моим портретом.

— Вы передадите ему их, — сказал я, — когда сочтете нужным.

Мы встретимся с этим ребенком в Фонтенбло через двадцать один год.