История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

Казанова Джакомо

На следующий день мы переместились в Сульцбах, где барон де Шомбург, который знал м-м д'Юрфэ, оказал нам добрый прием. Я скучал в этом грустном месте без игры. Мадам, нуждаясь в компании, в разговоре ободрила Кортичелли, посулив, что к ней вернется мое хорошее отношение, и ее, соответственно, тоже. Эта несчастная, которая сделала все возможное, чтобы мне навредить, видя, с какой легкостью я разрушил ее проекты и до какой степени я ее унизил, поменяла свою роль; она стала нежной, услужливой и покорной. Она надеялась вернуть, хотя бы частично, кредит, который столь полно утеряла, и полагала, что близка к победе, когда увидела, что м-м д'Аше и Мими остаются в Кольмаре. Но больше всего ей терзало душу не отсутствие дружбы, моей или маркизы, а ее

шкатулка, которую она не осмеливалась больше у меня просить и которую больше не должна была увидеть. Своими застольными заигрываниями, чудачествами, заставлявшими много смеяться м-м д'Юрфэ, она смогла вызвать у меня некоторые слабые любовные поползновения, но любезности в этом роде, которые я ей оказывал, не могли уменьшить мою суровость; она спала постоянно со своей матерью.

Восемь дней спустя после нашего прибытия в Сульцбах я передал м-м д'Юрфэ барону де Шомбург и направился в Кольмар, где надеялся развлечься. Я ошибся, так как нашел и мать и дочь на пути к замужеству.

Богатый торговец, который любил мамашу восемнадцать лет назад, теперь, когда увидел ее вдовой и еще красивой, ощутил возврат своих первоначальных желаний, попросил ее руки и был встречен благосклонно. Молодой адвокат нашел Мими в своем вкусе и предложил руку и сердце. Мать и дочь, которые опасались последствий моей нежности, сочли, впрочем, эти партии подходящими и поторопились дать свое согласие. Меня принимали по-семейному, и я ужинал в многочисленной и избранной компании, но видя, что могу лишь принести беспокойство этим дамам и скучать в ожидании некоторых случайных милостей, я сказал им адьё и на другой день вернулся в Сульцбах. Я нашел там прекрасную страссбуржанку по имени Зальцманн и трех или четырех игроков, которые говорили, что приехали на воды и привлекли за собой нескольких сотрапезников женского пола, о которых читатель узнает в следующей главе.

Глава IV

Я отправляю Кортичелли в Турин. Посвящение Элен в таинства Амура. Я совершаю поездку в Лион. Мое прибытие в Турин.

Мадам Сакс была создана, чтобы вызывать поклонение влюбленных мужчин; и если бы при ней не было ревнивого офицера, который никогда не терял ее из виду и выглядел угрожающе для любого, кто осмелился бы воздать ей справедливость, пытаясь ей понравиться, вероятно, у нее не было бы недостатка в обожателях. Этот офицер любил игру в пикет, но при этом следовало непременно, чтобы мадам сидела рядом с ним, и делала она это, казалось, с удовольствием.

В послеобеденное время я с ним играл, и это продолжалось пять или шесть дней. Мне, наконец, надоело, потому что стоило ему выиграть у меня десять-двенадцать луи, он поднимался и оставлял меня. Этого офицера звали д'Антраг, он был красивый мужчина, хотя и худощавый, и не был обделен ни умом, ни светскими манерами.

Два дня мы не играли, когда, после обеда, он спросил у меня, не желаю ли я, чтобы он дал мне реванш.

— Мне все равно, — сказал я, — потому что мы игроки разного уровня. Я играю для удовольствия, потому что игра меня забавляет, в то время как вы играете, чтобы выиграть.

— Как это? Вы меня обижаете.

— У меня нет такого намерения; но каждый раз, когда мы с вами встречаемся, вы через час меня покидаете.

— Вы должны мне быть за это благодарны, потому что, будучи не столь сильным игроком, как я, вы наверняка проиграли бы много.

— Это может быть, но меня это не беспокоит.

— Могу вам это доказать.

— Согласен; но первый, кто покинет партию, теряет пятьдесят луи.

— Согласен, но деньги на стол.

— Я по другому и не играю.

Я велю гарсону принести карты и достаю четыре или пять свертков по сотне луи каждый. Мы начали играть по пять луи за сотню, отложив каждый по пятьдесят луи на заклад.

Было три часа, когда мы начали играть, и в девять часов д'Антраг сказал, что мы могли бы пойти поужинать.

— Я не

голоден, — ответил я, — но вы можете подняться, если хотите, чтобы я положил сотню луи себе в карман.

Он засмеялся и продолжил игру, но прекрасная дама на меня надулась, при том, что я ее не задерживал. Все наблюдатели пошли ужинать и вернулись составить нам компанию за полночь; но к этому часу мы остались одни. Д'Антраг, который увидел, во что он ввязался, не говорил ни слова, и я раскрывал рот только, чтобы вести счет в игре; мы играли самым спокойным в мире образом. В шесть часов утра любители и любительницы попить воды стали ходить вокруг и выражали нам восхищение нашим упорством, нам аплодировали, а мы сердились на это. Монеты лежали грудой на столе; я проигрывал сотню, но при этом игра склонялась в мою пользу.

В девять часов пришла прекрасная Сакс, и несколько минут спустя — м-м д'Юрфэ с г-ном де Шомбург. Дамы сообща посоветовали нам принять по чашке шоколаду. Д'Антраг согласился первый и, полагая, что я готов кончить, сказал:

— Договоримся, что первый, кто попросит есть и будет отсутствовать более четверти часа или заснет на своем стуле, проиграет заклад.

— Я ловлю вас на слове, — воскликнул я, — и присоединяюсь к любому другому отягощающему условию, которое вам угодно будет предложить.

Шоколад прибыл, мы выпили и продолжили игру. В полдень нас позвали обедать, но мы оба дружно отвечали, что не голодны. В четыре часа мы согласились выпить бульону. Когда настал час ужина, все стали находить, что дело зашло далеко, и м-м Сакс предложила нам присоединиться к пари. Д'Антраг, который выигрывал у меня сотню луи, готов был согласиться с предложением, но я воспротивился, и барон де Шомбург нашел, что я прав. Мой противник мог уступить заклад и выйти из игры; он все равно оказался бы в выигрыше; но жадность снедала его более, чем самолюбие. Для меня же потеря была чувствительна, но сравнительно меньше, чем честь. У меня был свежий вид, в то время как он выглядел как труп, выкопанный из земли, чему способствовала его худоба. Поскольку м-м Сакс настаивала, я сказал ему, что я в отчаянии, что не могу пойти навстречу просьбам очаровательной женщины, которая заслуживает, со всех точек зрения, гораздо большего внимания; но что в данном случае дело идет на принцип, и, соответственно, я решил победить, или, по крайней мере, не уступить победу моему противнику, пока не упаду мертвым.

Говоря так, я преследовал две цели: запугать д'Антрага своим решением и ожесточить его, внушив ему ревность; известно, что ревнивец видит все в преувеличенном виде, и я надеялся, что его игра от этого пострадает и, получив пятьдесят луи заклада, я не испытаю огорчения, потеряв сотню из-за превосходства его игры.

Прекрасная м-м Сакс метнула на меня негодующий взор и ушла, но м-м д'Юрфэ, которая считала меня непогрешимым, отомстила за меня, сказав г-ну д'Антраг тоном глубокого убеждения:

— Боже мой, месье, как мне жаль вас!

Общество, поужинав, не вернулось; нас оставили решать наш спор тет-а-тет. Мы играли всю ночь, и я наблюдал за лицом моего противника больше, чем за игрой. По мере того, как оно искажалось, он делал все больше ошибок; он путал карты, плохо считал и сбрасывал часто неправильно. Я был изнурен отнюдь не меньше него; я чувствовал слабость и каждую минуту надеялся увидеть, что он упадет замертво, в опасении, что я сам буду побежден, несмотря на мое сильное телосложение. Я получил свои деньги на рассвете, когда д'Антраг вышел, и я объявил его побежденным, прождав более четверти часа. Этот пустой спор его подкосил, а меня пробудил — естественный результат разницы темпераментов, игровой тактики и предмет изучения для моралиста и психолога, и моя хитрость мне удалась, потому что не была известна, и потому, что ее нельзя было предугадать. Речь не идет, другими словами, о генералах армии, военная хитрость должна родиться в голове у простого капитана, благодаря случаю и привычке быстро использовать отношения и противостояния людей и вещей.