Истребители
Шрифт:
После войны у меня появилась возможность сравнить кое-что из собственного опыта с показаниями противоположной стороны. В мемуарах Гудериана, например, я прочитал: «...я вылетел... в штаб 24-го танкового корпуса, находившийся в Дмитровске (Дмитровск-Орловский)... В этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей. Затем авиация противника бомбила штаб корпуса... Я направился к дороге, по которой продвигалась 3-я танковая дивизия. Здесь мы также подверглись неоднократной бомбежке...»{3} Так гитлеровский генерал описывает
В Ельце мы тоже пробыли недолго. Потом был аэродром Волово — в 130 километрах северо-восточнее Орла. Он запомнился нам очень хорошо. От затяжных осенних дождей дороги раскисли и стали непроходимыми. Аэродром находился в стороне от немногих магистралей с твердым покрытием, и потому добраться до него было нелегко. Где-то застряли тылы. На аэродроме между тем оставался очень небольшой запас горючего и боеприпасов. Но это не все. Уже на второй день меня стало удивлять наше меню; на первое бутерброд с сыром, на второе — сыр отдельным куском с хлебом, на третье — сыр тертый и так далее. На завтрак, ужин, обед — во всех видах только сыр, и так день за днем. Поначалу эта ситуация воспринималась нами с юмором. Однако уже на третий день сыр никому не лез в горло. Но конца этому не было видно, поскольку из всех видов продовольствия на аэродроме были запасы только сыра да водки. [58]
Я и через много лет после войны еще не мог переносить сырного духа...
Неизвестно, чем бы кончился «сырный пост», если бы наш инженер по вооружению Константин Андрианович Поляков не нашел выход.
Сначала мы хотели покупать продукты у местных жителей, но из этого ничего не вышло. Деревни в тех краях небогатые, продовольствия у самих селян в обрез, а фронт приближался, зима на носу, да и неизвестно, как дальше дело пойдет. А деньги в таких условиях свою ценность потеряли. Но во всех деревнях был на вес золота керосин. А мы этого добра возили с собой целую цистерну литров на восемьсот. Откуда она взялась, никто не знал. Сжигать керосин — рука не поднималась. Я говорил Полякову, что керосин пригодится, чтобы освещать землянки и КП в полевых условиях. Но много ли его требовалось для этого? Вот и стали мы обменивать керосин на продукты, и бесхозная цистерна кормила весь полк до самого подхода наших тылов.
* * *
В октябре, дождливом и холодном, обстановка на фронте быстро менялась. Под Мценском противник понес большие потери на реке Зуша, но все же добиться большего нашим войскам не удалось. Отход их продолжался. Гитлеровцы заняли Карачев и Брянск, подтягивали свои авиационные силы для массированных ударов по Москве и поддержки своих войск. Крупную авиационную группу (в основном бомбардировщики) немцы сосредоточили на орловском аэродроме, там, где еще недавно базировался наш полк. Необходимо было, не теряя времени, нанести сильные бомбоштурмовые удары по вражеским аэродромам, в первую очередь по тем, где базировалась бомбардировочная авиация. Поэтому вскоре мы получили приказ вместе со штурмовиками бомбить и штурмовать орловский аэродром.
Из-за непогоды выполнение задания несколько раз переносили, но боевой работы в те дни мы не прекращали.
Удар по орловскому аэродрому нам предстояло нанести вместе с 74-м штурмовым авиаполком. Наконец в очередной раз назначен день вылета. У штурмовиков с горем пополам набралось шесть исправных Ил-2, в нашем полку собрали два звена истребителей МиГ-3. Итого — 12 самолетов. Чтобы выделить
Поначалу все шло по привычной и уже порядком надоевшей схеме: сидим в кабинах, ждем появления штурмовиков. Но их все нет и нет. Сбор с «илами» планировался по кругу над нашим аэродромом. Группу истребителей должен был возглавлять я. Мне было приказано вывести группу точно на аэродром для удара с первого захода. Мы ожидали сильное противодействие зенитной артиллерии и истребителей противника, поэтому очень важно было достичь внезапности при первом заходе.
Из-за плохой погоды накануне произвести разведку аэродрома не удалось. «Может быть, это и к лучшему, — размышлял я, сидя в кабине своего «мига». — Аэродром мы знаем хорошо, а разведка могла бы только насторожить врага, и тогда на внезапность трудно было бы рассчитывать». А мы, с нашими весьма ограниченными силами, все свои расчеты строили на внезапности.
Время идет, штурмовиков по-прежнему нет. Так бывало и в предыдущие дни. Сидишь часами в кабине в ожидании команды на вылет, а вместо этого вдруг отбой: вылет откладывается. И это напряженное ожидание выматывает больше, чем воздушный бой. Похоже, и на сей раз будет такая же история...
Поступает сообщение, что туман начал приподниматься и от штурмовиков пришла команда быть в готовности. Это уже какая-то определенность.
Ждем. Еще час проходит, потом другой... Штурмовиков нет.
На крыло моего самолета поднимается комиссар полка Николай Лысенко. Наверное, думаю, есть какие-то новости. А он спрашивает, как настроение, как себя чувствую? Я говорю, нормально. Он желает мне успеха.
Тут наконец появляются штурмовики. Они ходят под облаками на высоте 70–80 метров. Вялое состояние от неопределенности и долгого ожидания как рукой сняло. Взлетаем, пристраиваемся к штурмовикам — все на одной высоте.
Звено капитана Бориса Морозова составляет непосредственное прикрытие. Я со своим звеном выхожу вперед. Ведомыми у меня — Александр Легчаков и Николай [60] Портнов. Отличные летчики. Вместе мы провели уже немало боев.
Видимость плохая. Земля просматривается только под собой. По мере приближения к Орлу погода улучшается. На подходе к орловскому аэродрому высота облачности около пятисот метров, видимость — до четырех километров. На душе стало спокойней: выйдем точно на цель.
Вот наконец аэродром. Смотрю и глазам своим не верю: самолеты в три ряда по кругу! Стоят — крыло в крыло. В большинстве бомбардировщики. Нас не ждут, все спокойно, выстроились как на параде...
В северной части аэродрома вижу 20–25 истребителей. Всего более 200 самолетов.
Четыре Ме-109 начинают взлет. Поздновато! Звеном немедленно атакуем их, и я сбиваю ведущего. Легчаков поджег еще одного. Звено Морозова атакует следом за нами и вгоняет в землю двух остальных. Больше желающих взлететь, кажется, не видно.
Легким покачиванием с крыла на крыло подаю сигнал «Внимание» и начинаю пикировать на северо-западную часть аэродрома, где стоят бомбардировщики. Штурмовики перестраиваются в растянутый правый пеленг, становятся в левый круг. На первом заходе каждый с индивидуальным прицеливанием сбрасывает бомбы, на втором заходе «илы» пускают эрэсы, после чего методично начинают уничтожать самолеты пушечным огнем. Открывают огонь точки МЗА, но мы быстро их подавляем.
Штурмовики делают заход за заходом. Я осматриваюсь и вижу, что с юга к аэродрому подходит колонна транспортных самолетов Ю-52. Насчитываю пять штук. «Юнкерсы» уже находятся на высоте, не превышающей 200 метров. Явно заходят на посадку.