Истребивший магию
Шрифт:
– Рискуете, – заметил волхв, – такую ценность разве можно напоказ? Много найдется таких, кто захотел бы отнять.
– Она слушается только нас, – заверил Остап. – И все знают, что такие скатерти подчиняются только одному хозяину. Отнимать бесполезно… Попробуйте вот эту рыбу! Я не знаю, откуда она, и рыба ли это вообще, но пальчики оближете…
Олег сказал задумчиво:
– Чересчур хорошая жизнь часто портит характер, чересчур обильная еда портит желудок… Что делать? Увы, и тело, и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные,
Остап расхохотался:
– Верно!.. Но мы теперь путешествуем, как всегда мечтали. А эту жизнь не назовешь чересчур удобной.
Олег кивнул:
– Верно, по себе знаю. Вы многих угощали, верно?
Хозяин сказал гордо:
– Ни один не ушел от нас ненакормленным!
А хозяйка подбоченилась и тоже смотрела на Олега гордо и победно. У костра дети дурачились с огнем, бросая в него сухие ветки, Назар солидно останавливал, покрикивал, на взрослых внимания не обращал вроде бы, хотя Барвинок счастливо ловила на себе его жадный взгляд, еще полудетский и уже наполовину мужской.
Все казались заняты своим миром, все счастливо улыбаются с чашками вина в руках, везде полный покой и уют, как хорошо здесь, как замечательно…
Олег допил, бросил чашку, к негодованию Барвинок, за спину. Она взлетела высоко в небо, перевернулась несколько раз, блестя расписными боками, упала на землю и, к изумлению Барвинок, исчезла с легким хлопком.
Хозяин посмотрел на волхва с уважением.
– Ты многое знаешь про эту скатерть.
– Встречался, – обронил Олег.
Хозяин покачал головой.
– Мы уже лет двадцать ею пользуемся, но вот такое случайно открыли только в прошлом году. А раньше аккуратно складывали всю посуду обратно.
Горпина вставила строго:
– Я и сейчас детей приучаю ставить все на скатерть! Нечего разбрасываться. Нехорошо.
– Правильно, – одобрил Олег. – А то и простую посуду начнут швырять. Эх, хорошо у вас… но ехать надо. Дела-дела. Спасибо за царское угощение!
Остап развел руками.
– Жаль, не могу предложить вам и ночлег, разве что место на голой земле у костра… Увы, скатерть умеет только кормить.
Олег уже поднялся, сладко потянулся.
– Спасибо, – сказал он снова. – Так бы всю жизнь сидел с чашей вина у костра… скоро ночь, смотрел бы на звезды… Увы, надо!
Женщина заботливо скатала скатерть и унесла в повозку. Олег отправился к коням, они обнюхиваются и о чем-то негромко сплетничают, Барвинок обалдело смотрела вслед волхву.
Он не оглянулся, пришлось догнать, он поднял седло из высокой травы и сказал негромко:
– Поехали.
Она запротестовала:
– С чего вдруг? Скоро вечер, а я в темноте ничего не вижу. У меня, может быть, куриная слепота!
– Скорее, – определил он, – куриные мозги. К ночи как раз приедем в какое-нибудь село, переночуем под крышей.
– Можно подумать, – заявила она, – тебя пугают ночевки под звездным небом, ха-ха! Давай хоть после ужина?
Он сказал неумолимо:
– Ужина
Она широко распахнула глаза.
– Как это? Почему? Скатерть-самобранка подаст все, что нам восхочется!
– Что восхотят хозяева, – поправил он. – Но, увы, скатерть больше не подаст даже им. Но если хочешь, оставайся.
Он в самом деле взгромоздил седло на конскую спину и начал затягивать ремни. Злая, непонимающая и перепуганная, она таращилась в его спину, наконец потащила свое седло к лошадке. Сжалившись, он быстро оседлал и ее коняшку, хотел даже забросить в седло, но Барвинок гордо отказалась, а он, невежда, не проявил настойчивости, тупица, ничего не понимает, даже за ногу не подержал…
Красное солнце в самом деле сползает по вогнутой стене небосвода слишком быстро, усталое и распухшее, но кони после краткого отдыха с удовольствием разогнались во весь опор. Барвинок чувствовала, как слетают остатки раздражительности, волхв вообще строгий и собранный, словно никогда не устает.
Она спросила живо:
– Но что случилось? Почему так внезапно?
Он буркнул:
– Не хотел ставить их в неловкое положение.
– А в чем?
– Скатерть, – объяснил он. – Я видел, как скатерть превратилась в обычную. Больше волшебства от нее ждать не придется.
Она охнула:
– Ой… какое несчастье!
Он покосился на нее в удивлении.
– Правда?
– Ну да, – огрызнулась она. – А ты считаешь не так?
– Тысячи и тысячи людей, – напомнил он, – живут без всяких скатертей-самобранок. Многие вообще не знают, что такое скатерть… И, поверишь ли, счастливы.
Она сказала сердито:
– Не понимаешь, да? У них никогда и не было такой роскоши! А у этих было. И вот – потеряли. Разве не трагедия?
Он кивнул.
– Да, работать уже разучились. Теперь разве что милостыню просить… Или все же попробуют зарабатывать честно, как думаешь?
– Честно? – переспросила она. – Говоришь так, будто пользовались скатертью нечестно! Или у кого-то украли?..
Он отмахнулся.
– Да какая разница! Они пользовались магией, а это нечестно. И даже преступно. Я вообще мечтаю о таком времени, когда люди поумнеют настолько, что начнут всех колдунов и ведьм сжигать прямо на городских площадях, чтобы все видели!.. Правда, поумнеть мало, решимости бы побольше… А то понимать понимают, а сами клады ищут, древние гробницы раскапывают…
Она зябко передернула плечами.
– Такие ужасы рассказываешь. Надеюсь, такого никогда не будет.
– А я надеюсь, – сказал он со вздохом, – что будет… хотя и сам в это верю с трудом. Просто хорошо бы… Чтобы люди поняли, только трудом и талантом нужно добиваться всего на свете, а не проклятой магией…
– Она не проклятая, – возразила она живо, – это белая магия.
Его рыжие брови сошлись на переносице с такой силой, что могли бы раздавить корабль, проскакивающий между сдвигающимися скалами, такие где-то разбойничают в море.