Итальянская новелла ХХ века
Шрифт:
Когда Пеппино завел свой броневик, над Апеннинами лишь занималась заря, и сквозь чащу проникали первые, отвесно падавшие, но уже ослепительно яркие лучи солнца.
Поднимаясь по мокрым от росы лугам, Пеппино неотрывно глядел в смотровую щель, ища дорогу, ведшую в деревню. Когда он наконец выбрался на дорогу, броневик начал подскакивать, как какое-то невиданное железное чудовище, и у Пеппино перед глазами запрыгала вздымающаяся впереди вершина горы. Вокруг со всех сторон поднимались подхваченные ветром белые облачки разрывов; эхо, многократно повторяясь, далеко разносило глухие раскаты орудий.
Некоторое время он никак не мог разобраться, едет он действительно по дороге или горной
Наверх, в Треппо, он добрался со всеми признаками морской болезни, когда солнце уже стояло высоко над горами. На улицах деревни было полно по-праздничному разодетых мужчин и женщин. Останавливаясь, они с любопытством смотрели вслед броневику. Пеппино затормозил на площади возле церкви, и как только он вылез и соскочил на землю, чтобы немножко размяться, его вмиг окружила толпа ребятишек. Пеппино огляделся: повсюду народ в воскресной одежде, из окон вывешены белые простыни и цветные одеяла. Вокруг площади были расставлены лотки, торговавшие мятными конфетами и нугой, а посередине высился натертый мылом, гладкий и блестящий, высокий шест с укрепленными на верхушке призами. Рядом в палатке помещался тир. В одно мгновенье обитатели деревни собрались вокруг Пеппино, разглядывая его машину и его самого, и над площадью поднялся глухой гул десятков голосов.
— Что случилось? — вдруг выделился из общего хора испуганный женский голос. — Опять война?
Пеппино засмеялся, придумывая, как бы ему получше ответить.
— Что за шутки, — сказал он, — Просто я был внизу, в лагере, и узнал, что в Треппо сегодня праздник. Ну вот я и прикатил к вам немножко потанцевать.
Под громкие аплодисменты его подхватили чьи-то сильные руки, мягко приподняли, и он очутился на плечах у двух дюжих горцев, а затем, сам не заметив как, оказался в кабачке и уже пил вино из гроздей с окрестных холмов. Какие-то усатые дяди со страшной силой хлопали его по спине и называли «сынком», а он пил стакан за стаканом за здоровье всех присутствовавших. Часа через два, а может быть, и больше, Пеппино начало казаться, что все эти люди — его старые знакомые, что он среди друзей детства, близких ему, как братья. И в самом деле, они уже обнимались, пели песни, и у всех на глазах были слезы. Сердце у Пеппино было переполнено радостью: вот это праздник так праздник!
Переходя из дома в дом, пробуя везде домашние торты и пироги, он наелся по горло. Теперь все жители деревни радушно встречали его, видя в нем своего гостя. Пеппино вспомнил, что когда-то он считался чемпионом по лазанью по натертому мылом шесту. Он решил продемонстрировать свое искусство и, пригласив всех подойти поближе, начал взбираться на шест. Но несмотря на то, что ему ободряюще аплодировали, Пеппино вскоре пришлось отказаться от попытки взобраться на скользкий шест.
— Слишком много я выпил, — сказал он в свое оправдание.
Не повезло ему и в тире: он ни разу не попал в цель и сгорал от стыда. Но тут ему пришло в голову новое оправдание: виной тому была девушка, которая заряжала ружье.
— Эти черные глаза мешают мне целиться, — сказал он.
Потом мальчишки захотели прокатиться на броневике по площади, а вслед за ними такое же желание возымели и старые друзья Пеппино по кабачку. Мужчины взобрались на броневик и ехали на нем, стоя во весь рост, размахивая оплетенными в солому бутылками с вином и распевая во все горло. В это время высоко в небе появились и с грохотом пронеслись маленькие самолеты. Люди задрали
— Эй, летчики, приходите и вы к нам на праздник!
Но самолеты уже исчезли в небесной лазури.
Давно уже было за полдень, а Пеппино все еще неутомимо плясал: эти девушки-горянки были точно из меда и молока. Пеппино перестал танцевать только, когда от усталости еле держался на ногах. Солнце уже начало садиться.
И лишь тогда, словно сквозь сон, он вспомнил про своего капитана, про мост и дорогу. Вспомнил он и про «противника»…
— Друзья! — закричал он. — Прощайте! В следующий раз побуду у вас подольше. А сейчас мне пора уезжать.
Пеппино внезапно охватил страх.
Жители деревни пытались удержать его, говоря, что самая интересная часть праздника начнется только вечером, но он их не слушал. Тогда они сказали ему, что будет устроен даже фейерверк.
— Уж какой там фейерверк, — проговорил Пеппино, чувствуя, как лоб у него покрывается холодным потом.
Он выехал из Треппо на полной скорости, провожаемый громким пением друзей. Когда он добрался до моста через горный поток, там уже находилась колонна «противника», и он тотчас же был взят в «плен». В лагере для «военнопленных» Пеппино встретил своего капитана: его тоже захватили в «плен», так как весь задуманный им маневр провалился.
Объяснять капитану, что с ним произошло, разумеется, было бесполезно. Вот за что Пеппино был посажен на много дней под арест.
Карло Монтелла
Кто уезжает на заре
Я каждое утро встаю в пять.
Когда я был маленький, мне нравились поезда. В то время мои родители были еще молодыми, я был у них единственным ребенком, и мы ездили в угрюмый городишко, расположенный в глубине страны. Мы уезжали дважды в год, на рождество и летом, в отпуск, и гостили у богатого дяди Карло, который благоденствовал в своем роскошном городском доме и на загородной вилле у моря. Поездки эти были не дальними, но в лихорадочном ожидании их мы чуть ли не за неделю начинали укладывать чемоданы, словно для долгого путешествия, а забота о всяких мелочах, связанных с отъездом, приобретала не меньшую важность, чем при разработке стратегического плана. Потом мой отец принимался за расписание поездов, изучал пересадки и говорил, что мы поедем скорым.
Почему зовут скорыми поезда, которые движутся медленнее всех остальных? Этого я до сих пор не понимаю. В детстве же я был уверен, что скорые поезда самые быстрые и самые красивые из всех, может быть, потому, что именно они уносили меня в счастливое путешествие. Но однажды моя кузина Лора вывела меня из этого заблуждения, и то, что она мне открыла, ввергло меня в унылую бездну разочарования. Мы были на приморской вилле дяди Карло. Кузина Лора вела меня за руку по дубовой аллее. Вдруг внизу, под нами, мы с Лорой увидели поезд, который, дымя и свистя, стремительно пронесся мимо станции, красневшей между деревьями у поворота аллеи.
— Курьерский поехал, — сказала Лора. — Видел? Не остановился.
Еще бы, я очень хорошо видел, что он не остановился у станции, а проскочил мимо с быстротой, показавшейся мне тогда устрашающей. Бумажки, взвихренные ветром, который он поднял, до сих пор кружились по щебенке между рельсами. Я был ошеломлен.
— Почему он не остановился? — спросил я у Лоры, — Он никогда не останавливается? А куда он тогда приезжает?
— О! — сказала Лора. — Курьерские останавливаются только на больших станциях. А наша совсем небольшая. А еще бывают экспрессы, они останавливаются только два раза, иногда три. А есть стрела… Этот уже совсем не останавливается!