Итальянское каприччио, или Странности любви
Шрифт:
— Там, на перекрестке, в ту ночь…
— Да?..
И Аня, ничего не скрывая, не стараясь оправдать себя, рассказала ему, так же, как и Кате, все, начиная с письма Николая, панического бегства из Москвы и кончая идиотской историей с «Волгой»…
— Бедная ты моя, бедная, сколько же ты пережила, — прошептал Андрей, целуя Аню.
Она почувствовала, что сейчас от его ласки, понимания, нежности разревется. Она закрыла глаза, крепко обняла его и поцеловала в губы, как когда-то целовала Николая, пока не перехватило дыхание и не поплыла голова.
— Мы сейчас свалимся с этого насеста, — шепнула она и полезла первой вниз.
— Ты
— Спускаюсь на землю, — ответила Аня.
Они подошли к ее вагончику. Аня поднялась по лесенке, открыла дверь и сказала:
— Входи.
Он вошел. Аня заперла дверь, почему-то шепотом сообщила; — Катя сегодня не ночует, — и, закинув руки ему на шею, принялась жадно и страстно целовать его.
Аня проснулась, когда солнце заглянуло в окно вагончика.
Как в первый день, на столе стоял букетик полевых цветов в банке, под ним лежала записка.
Аня сонно улыбнулась, взяла цветы, сунула в них нос, вдыхая еще сохранившийся слабый аромат луга. Потом поставила банку на место и прочитала записку.
«Доброе утро! Люблю. Твой Андрей».
«Мой Андрей, — подумала она с горечью, — на пятнадцать дней…»
А что потом? Может, остаться еще на полмесяца? Нет, невозможно — она уже написала родителям, что едет в Мисхор, и просила присылать ей письма туда, до востребования.
Аня взглянула на часы. На завтрак уже опоздала. Она откинулась на подушку.
Что, если написать родителям всю правду и остаться здесь еще на две недели? А что написать? Об Андрее? Родители еле-еле оправились после истории с Николаем, которого никогда не видели, но заочно недолюбливали. Теперь взвалить на них еще одного? И что она им напишет? Что любит? Этого она и сама не знала. Скорее всего, не любит. А что же тогда? Подоспела надобность переспать? Как им объяснить, что у нее к нему огромная нежность, благодарность и еще что-то, сродни материнскому чувству.
Аня вернулась мыслями к прошедшей ночи… Андрей был таким пронзительно-нежным, заботливым в каждом жесте, в каждой мелочи, что она растерялась — ничего подобного она не испытывала и просто не могла предположить, что так бывает. Бедный, он так волновался, что его била дрожь. И когда наконец он решился и неловко вошел в нее, все сразу и закончилось. Он страшно смутился, готов был от стыда заплакать. Тогда Аня, обнимая и успокаивая его, сама, словно опытная женщина, прижалась к нему, ласкала, проводя кончиками пальцев от сосков к паху, пока с облегчением не почувствовала, как стремительно возрождается в нем желание. Второй раз все получилось замечательно, почти так, как когда-то с Николаем… Господи, как долго воспоминания о нем будут преследовать ее? И все-таки сейчас она воскрешает в себе ласки и порыв Андрея — не Николая! Никогда Николай не проявлял благодарности и нежности… Аня закрыла глаза — захотелось понежиться, поваляться. Неутомимость и неутоленность Андрея словно кричали: «Я всю жизнь ждал только тебя!»
И хотя Аня понимала, что в действительности все не так, ей было так хорошо, так спокойно, как никогда прежде. Она еще раз взглянула на часы и усилием воли заставила себя встать.
…Банкет по поводу окончания съемок и отъезда телевизионщиков устроили прямо в столовой. Цигалев пытался придать всему официальный характер, даже взял на себя роль доморощенного тамады, но после второй рюмки никто его не слушал — пошло сплошное братание, остроты, обмен адресами, приглашения.
Натка
— И чего она директорствует? Могла бы сниматься в кино, была бы второй Элизабет Тейлор, — шепнул Андрей.
Аня улыбнулась и так же шепотом ответила ему:
— Во-первых, Тейлор брюнетка, а во-вторых, в искусстве вторые никому не нужны.
— Темнота ты необразованная — ее можно выкрасить или надеть парик, — пошутил Андрей.
Они тихонько захихикали.
— Анечка, — играя голосом, обратился к ней Олег Иванович, — вы единственный непьющий человек за этим столом. Я протестую — хотя бы на посошок, перед расставанием…
— Она только в ресторанах пьет, — не удержалась Натка.
Все посмотрели на нее, потом на Аню. Аня после секундной растерянности улыбнулась и звонко, на весь зал сказала:
— Вот видите, Олег Иванович, к чему приводит слава — не успели вы меня увековечить в фильме, а уже объявился у меня биограф. Правда, как все биографы, перевирающий факты, но все равно приятно.
— Так вы выпьете?
— Спасибо, нет. Только когда брошу спорт.
— Я запомню, — улыбнулся Олег Иванович.
Телевизионщики уезжали с шумом и песнями. Кажется, даже водители не удержались и глотнули лишку. Вот отъехал тонваген, кряхтя и опасно покачиваясь, за ним машина оператора, «рафик». Все. Телевизионщики ушли навсегда из Аниной жизни…
В субботу утром Андрей неожиданно прикатил к вагончику на мотоцикле. Катя, как завелось в последнее время, ночевала у Сергея. Аня, сонная, еле продрала глаза, впустила Андрея и заворчала:
— Ты что, решил всех разбудить?
— Нет, только тебя.
— Спасибо. А тебе это удалось. Андрей поцеловал ее.
— Я по делу.
— Какие дела в субботу?
— Не думал, что ты такая ворчунья. Давай быстренько собирайся — бери купальник, полотенце, одеяло и — едем.
— Раскомандовался… Куда? Я еще не умывалась.
— Там умоешься. Я нашел потрясающее место. Если ты согласна, мы поедем туда на весь день и с ночевкой.
Место действительно оказалось прелестным, словно иллюстрация к сказке — вокруг ни жилья, ни дорог, только узкая тропка вилась вдоль высокого берега реки, петляя между зарослями кустов, ивами и редкими осинами. На той стороне реки тянулась широченная золотистая, девственно-чистая песчаная полоса.
— Какой дивный пляж! Но как мы туда попадем? — спросила. Аня.
— Там впереди перекаты и брод. Расположимся примерно во-он где, — и Андрей указал на противоположный берег, где на песке валялся выброшенный паводком сушняк.
Аня ревниво подумала, что Андрей, наверно, не раз приезжал сюда.
— Я на том берегу ни разу еще не бывал, — сказал он, словно подслушав ее мысли. — Отсюда со спиннингом рыбачил, а как там ловится, не знаю.
Брод оказался коварным: в двух местах они попали в довольно глубокие, по пояс вымоины, и до облюбованного места мотоцикл им пришлось тащить чуть ли не на себе.
— Обратно не поедем через брод, — успокоил Андрей.
— Да уж… Хорошенького понемножку.
— Мы сделаем большой крюк, но зато сможем проехать по нормальному мосту.