Итан Рокотански
Шрифт:
— Хорошо сказал, — тихо ответил Вереск. А затем прильнул глазом к прицелу винтовки. А затем повторил: — Хорошо.
В Италию мы отправились только через две недели после этого разговора. Отряд на этот раз стал больше — в него вошли мы с Хорнетом, Петрович, Рокки, Вереск и сам Ветрогон, который к нашей большой неожиданности привёл подкрепление. Девушка из Омессуна, вытащившая нас из плена, также стала членом отряда. Отбив поселение и часть Норвегии от натисков нацистов, она связалась с нашим командованием и попросилась в ветрогонью группу. Семь человек отправились через полыхающую Европу в
Поздним вечером мы отошли на небольшом военном корабле от берегов Монако. К полудню следующего дня, на нескольких лодках, мы вышли в открытое море. К закату берега Италии уже показались нам в последних лучах заходящего солнца. У меня сложилось ощущение, что эта операция будет гораздо хуже, чем две предыдущих. Но выбора не было. Точнее был — но только один.
Один выстрел — один труп.
Глава 9. Неожиданные проблемы
Вот что я скажу вам об этих проклятых технологиях: одни беды от них. Такое чувство, что чем дальше идем, тем хуже жить. Времена, которые не изобиловали наличием всех этих непонятных штуковин, были сложнее, тяжелее, но проще и лучше. Люди стали друг от друга дальше. Единство курит в стороне.
Джон Рильво, ирландский фермер
— Что с ней, доктор?
— На данный момент неизвестно. Ее только недавно привезли — минут сорок назад сдала анализы, чуть позже уснула. Утром тоже будет сдавать, натощак.
— У вас есть предположения?
Доктор, представившийся Павлом Константиновичем Быстровым, пожал плечами.
— Это может быть что угодно. Банальное переутомление, проблемы с сердцем, нехватка кислорода. Рано говорить.
В коридоре больше никого не было. Дело близилось к полночи.
В палате Зоя лежала одна, как обычно, свернувшись клубочком и максимально укрывшись одеялом. Мы наблюдали за ней из-за приоткрытой двери. Никаких тревожных признаков сейчас видно не было.
— Возможно, мы все распереживались зря, — сказал доктор, — но мне показалось странным, что она после обморока пришла в чувство... Не очень уверенно. Как правило, человек в таких случаях тратит определенное количество энергии и бросается, например, на еду, чтобы ее восполнить. Мне не хотелось брать анализы, но если какая-то проблема действительно есть, они нам не помешают. Сейчас ей нужно отоспаться.
Я растерянно кивнул. Зоя, как и я, была одной из немногих людей, которые теряли сознание максимально редко. С ней такого не случалось уже года четыре — в прошлый раз она порезала руку, тело среагировало "аварийно" и она упала в обморок. Но что произошло сегодня?
Было решено дождаться утра. Созвонившись с Петровичем, я разъяснил ему ситуацию. Друг не на шутку распереживался, но я как мог сам успокоил его, сказав, что поводов особых и нет. На работу завтра заместо меня выйдет он. Ночь мне разрешили провести на
Проснулся я рано, но когда солнечный свет уже начал постепенно заливать помещение. Золотой квадрат медленно и верно расползался по стене, на которой расположилась достаточно крупная картина, изображавшая ветряные мельницы. Автором ее, кажется, был Айвазовский, но я не был в этом уверен. По стилю напоминало его, но почему-то мне казалось, что Айвазовский рисовал только море. Наверное, это было заблуждением.
Я посмотрел на жену. Она спала спиной ко мне, тихо и размеренно дыша во сне. Делала Зоя это всегда очень тихо и почти незаметно. Вероятно, надо было прожить с ней лет пять, чтобы научиться это замечать. Я эту прекрасную долю прожил, потому и заметил. И меня это радовало.
Быстро сходив и умывшись, благо, туалет оказался неподалеку, я вернулся к ней и сел на низенький стульчик, стоявший слева от ее постели. Теперь было видно ее лицо. Оно было спокойным и безмятежным. Было таким же, как и всегда.
Проснулась она примерно через полчаса. Поначалу сонно разлепила глаза, не понимая, что происходит, а потом, видимо, поняв, широко их распахнула и попыталась сесть.
— Т-ш-ш-ш! — я поднялся и опустил ее обратно. — Лежи спокойно.
— Что произошло?
— Ты вчера упала в обморок в учительской. Вечером привезли в больницу, сдала анализы. Потом уснула.
— Я плохо это помню.
— Да, оно, вроде, так и работает. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Хорошо?
Жена чуть нахмурилась, словно сама удивилась ответу.
— Да, наверное, хорошо. Видимо, выспалась. А почему я упала в обморок?
— Не знаю, родная. А теперь подожди немного. Я позову врача.
Павел Константиновеч не замедлил. Разрешил попить воды, поспрашивал про самочувствие, через полчаса повторно взял анализы.
— Ну, раз вы хорошо себя чувствуете, можете идти. Станет плохо — тут же приезжайте, будут вопросы — звоните. И не забудьте про результаты анализов.
Мы попрощались с ним и покинули больницу. Город к этому времени уже окончательно проснулся и шумел бесчисленными потоками проспектов. В метро мы решили не спускаться — хоть и душно там вряд ли было, погода сегодня была для осени хорошая, солнечная, потому мы сели на трамвай. Москва неспешно мелькала за окном. Зоя смотрела в окно на желто-красные деревья, а я смотрел на нее.
— Надо перекусить что-нибудь, — сказал я. — Поехали домой, приготовлю.
Она покачала головой.
— Хочу прогуляться, подышать воздухом. Может, заедем куда-нибудь?
— Дед пока не открылся. Или он вообще сегодня, вроде как, не работает.
— Поехали к Петровичу.
Я согласно кивнул. Он как раз должен был загрузить свежие бутерброды на витрину. Не абы какой завтрак, но лучше, чем ничего. Тем более, усач будет рад видеть Зою.
В «Рефлексе» мы оказались минут через сорок. Людей в баре не было вообще, что являлось одной из причин, почему я любил работать по утрам. Петрович, завидев нас, засверкал.
— Ну как вы? Зоя, все хорошо?
Жена кивнула и залезла на высокий стул за бар. Я опустился рядом.