Итан Рокотански

Штормовой Нестор

Не знаю, сколько прошло времени, когда я ощутил костяшки на скуле. Только помню как упал на арену, чувствуя подкошенные ноги, чувствуя вибрацию земли, невыносимый жар и неожиданный холод, взявшийся неизвестно откуда. Последнею мыслью был вопрос о том, не очутились ли мы часом в Антарктиде. Ведь только там, наверно, может быть так холодно.

***

Если вы поставили себе цель хорошо выучить какой-нибудь язык, или, например, подтянуть его — поставьте себя в такое положение, где не пользоваться этим языком вы не смогли

бы. Хоть я более-менее и говорил и по-английски, за время нахождения в малайской тюрьме, в которой, на удивление, многие по нему говорили, я подтянул его очень хорошо. Малайский, правда, так и не выучил, за исключением каких-то базовых слов или выражений. Во-первых, было абсолютно не до того, во-вторых, язык сам по себе был достаточно сложным. По-крайней мере, я так считал.

Не смотря на то, что "Желтые камни" находились в достаточно уединенной части острова, и вокруг территории которой стояли сплошные джунгли, да и сама тюрьма находилась в джунглях, выглядела ужасно и едва ли не заброшенно, здесь имелся свой госпиталь. Находился он в основном блоке тюрьмы, где и сидели все заключенные. Только если для того, чтобы выйти в основной двор, нам с Хорнетом было нужно спускаться вниз и идти по коридору направо, то в данном случае необходимость была спустится на второй этаж, повернуть назад и пойти также направо. То есть налево по отношению к стороне внутреннего двора и вообще в другую сторону.

Тюремный госпиталь представлял собой определенное количество врачебных помещений. Несколько палат, парочка кабинетов. Палаты были довольно часто забиты заключёнными. Иногда мест — очевидно, из-за проведений боев — недоставало, и раненых по классике размещали в коридорах. Вход в коридор, откуда можно было попасть в госпиталь, закрывался на замок. Во-первых, там все-таки работали врачи, во-вторых, среди лекарств можно было найти и такие, которые могли подействовать как наркотик. Заключенные никак этому не противились и были только за обнаружить что-нибудь крышесносящее, потому и стоял в целях безопасности на решетчатой двери замок.

Когда я очнулся в одной из палат, на соседней кровати лежал другой мужчина. Выглядел, в отличии от меня, он абсолютно здоровым и ни капли не побитым. У меня же сложилось чувство, будто по мне проехался танк.

— Проснулся, — хмыкнул он, глянув на меня. Мужик был выбритым почти под ноль, а щетина была примерно такой же длины, что и волосы на голове. В руках он держал какую-то зеленую книжку. На вид ему было около сорока.

На мгновенье я задумался, пытаясь понять, что не так. А затем неожиданно дошло. Он говорил по-русски.

— Ты знаешь мой язык, — прохрипел я, чувствуя, как начинает гудеть голова.

— Я много языков знаю. А ты, если будешь говорить, и свой родной забудешь.

— Кто ты?

— Бэн.

— Десять?

— Что?

— Ничего, — я неожиданно для себя рассмеялся и голова чуть не взорвалась. — Так, бред сказал. А по национальности кто?

— Украинец.

— Украинец Бэн?

— А тебе так все и расскажи.

— Ладно. Извини за настырность. Давно я тут?

— Два дня.

— Немало.

— Если бы ты видел свое лицо — удивился бы, что в принципе проснулся.

— Да. Да, наверное.

В палате

наступила тишина. Бэн читал свою книжку и когда мое зрение прояснилось еще сильнее, я заметил, что на обложке слова написаны красными буквами. Но что написано я прочитать не мог.

— "Мертвая зона", Стивен Кинг, — сказал Бэн.

— Хороший автор, — ответил я. — Читал несколько рассказов, понравились.

— Да, — Бэн перелистнул страницу. — Но тебе надо отдыхать.

— Успею еще. Хочу последний вопрос задать, потом отвлекать не буду.

Боль в ребра начинала приходить все быстрее с каждой секундой.

— Из какой губернии?

Бэн посмотрел на меня. Глаза у него были серебристые и серые.

— Киевская, — спокойно сказал он.

Я кивнул. Теперь все становилось гораздо понятнее.

В столичных полках НРГ, в частности Минских, Киевских и Московских, готовили по большей степени наземную пехоту и танкистов. Но было кое-что еще. Около пяти-семи процентов становились спец-агентами с какими-нибудь важными государственными задачами. Если пехотинцы и танкисты сейчас сражаются в совершенно других частях Земли, становясь в обороне или ведя наступательные действия, что забыл в отрезанной от внешнего мира малайской тюрьме украинец "Бэн"?

Правда, точнее будет спросить, что за задание его сюда привело.

Глава 13. Создание через разрушение

Ум заключается не только в знании, но и в умении прилагать знание на деле.

Аристотель

— Итак, — Огонек, закинув ноги на стол, посмотрел на меня. Носки у него были теплые и шерстяные, новогодние, с оленями. Мы были у Петровича на квартире. Сам здоровяк сидел на фиолетовом пуфике в углу, в отдалении от нас. Не смотря на это, слушал он каждое наше слово. — Ты тренируешься уже почти два месяца, через несколько дней наступит зима. Это отличное время для того, чтобы вступить в бойцовский клуб.

— Но есть одно "но"?

— Не совсем. На самом деле, это необходимые формальности. Возможно, будет даже весело их оформить.

Я внимательно посмотрел на Серегу. Рыжий, улыбнувшись, развел руками.

— Ты не можешь выйти на ринг и сказать: Хей, ребята, привет. Меня зовут Константин Аристархович Штиль, я тут дерусь потому, что моя жена больна неизвестной болезнью, поэтому я здесь так, чисто ради бабок, а не вас развлекать.

Петрович хмыкнул в углу. Великан ковырялся ершиком для чистки табачных изделий в трубке. Это был малоизвестный, но все же интересный факт о Петровиче. Иногда он курил трубку. "Как хоббит," — говорил он. Пускай для хоббита он немного и не вышел ростом.

Я посмотрел в окно. За окном было достаточно светло, и Москва готовилась к Новому Году. Пусть отсюда и не было видно, но окна и двери магазинов, офисов и кучи других зданий уже были увешаны праздничными украшениями. В окнах темных панельных домов всюду сверкали гирлянды.

— Надо придумать имя и легенду, — задумчиво ответил я.

— Верно. Есть мысли?

— Не особо.

— Петрович?

Здоровяк зыркнул на Огонька.

— И не проси. Я не особо умею истории всякие придумывать.