Итан Рокотански

Штормовой Нестор

Ценность поубавилась, значит. Блондин аккуратно коснулся груди, на которой малайцы оставили шрам. Затем сделал тоже самое с плечом и бедром. Что же, пускай. То, что его перевели сюда, это, в принципе, лучше. Здесь было не так тихо. И, кажется, пытать его уже не собирались, а так — берегли на всякий случай, про запас. Лучше иметь козырь в рукаве в виде нацистского революционера, чем не иметь. Их дело. Дело Мейгбуна — дать отсюда деру, пока война не закончилась. Потому что, если она вдруг закончится, держать его здесь смысла точно не будет.

***

В

идее Рокки закорешиться с каким-нибудь охранником был один жирный минус. Точнее, минус был отнюдь не один, но этот был самый явный. Во-первых, большая часть тюрьмы была настроена к нам негативно и в первую очередь именно охранники. А во-вторых, кто может закорешиться с охранником меньше, чем за неделю? И речь идет не о добыче каких-нибудь предметов вроде сигарет, зубочисток или мыла, а о том, чтобы выпустить из камер целую группу людей. Да что уж группу, хотя бы одного. Обмозговав этот вопрос, мы решили, что действовать будем немного по-другому. По старинке. Мы украдем ключи.

И в данном случае мы тоже действовали по старинке. Такой трюк часто можно было увидеть в книжках или фильмах, как правило, его проворачивают либо в барах, либо в тюрьмах.

За ужином, перед отбоем, мы как и обычно уселись за свой столик. Особо много не разговаривали. В столовой и так было довольно шумно. Вереск сидел с разбитым носом и рассеченной бровью. После сегодняшних боев ему крепко досталось. Друг, склонившись над столом, то и дело промокал лицо полотенцем. Да, влетело ему очень неприятно. Но все присутствующие понимали, что влететь может и гораздо хуже. Вереск, также это понимая, не ныл. Он в принципе никогда не жаловался.

— Эй, Бак, — неожиданно обратился я к шедшему мимо заключённому. В руках он держал поднос со своей порцией еды. Бак был американцем и к нему в тюрьме относились также, как к нам. — Гора, — я кивком головы указал на бородатого здоровяка, — просил передать это Вулкану, — я поставил тарелку чёрствой каши на поднос. На каше было нарисовано сердечко с сердечком внутри. — Сделаешь?

Бак с неохотой кивнул. Насколько я знал, Бак, как и любой американец, терпеть не мог малайцев. Вроде как у них с ними был конфликт за какую-то там территорию. Увидев сердечки, Бак внимательно посмотрел на нас, и я понял, что он понял, что мы замышляем. И, к нашему удивлению, улыбнулся.

— Не знаю, зачем вам это, но, надеюсь, сработает.

— Спасибо, Бак.

Сработало. Вулкан, отличавшийся от Горы только тем, что борода у него была темная, как и волосы на голове, чуть ли не взорвался. Подойдя к Горе, сидевшему к нему спиной, здоровяк аккуратно потрогал его за плечо. Тот обернулся и Вулкан, замахнувшись кулаком размером с мою голову, настолько сильно треснул ему по лицу, что я подумал — врежь он так мне, моя голова бы отлетела к стене, срикошетила вверх, в мою камеру, снова в стенку, а от нее в окно. Эдакий гол.

Драка началась за считанные секунды. Люди Горы против людей Вулкана. К ним подключились и другие заключенные, разделявшие взгляды, какие бы они ни были, одной из

сторон. Охранники, обалдевшие от такого поворота событий, тут же бросились разнимать заключенных. Их было немного и скоро должны были подойти еще. А значит и времени было мало.

Но все прошло как нужно. Хорнет, как самый ловкий и быстрый из нас, нырнул в толпу, а через минуту вышел оттуда уже с ключами, которые тут же исчезли у него за пазухой.

— Не стань ты военным, — бросил я ему так, чтобы нас никто не услышал, — стал бы профессиональным вором.

Друг улыбнулся в бороду.

— Время делать ноги, старина.

Да, время делать ноги. И делать ноги мы решили ночью, когда большая часть "Желтых камней" спит, а охраны не так много, как днем, потому что, как правило, она тоже спит. Охранники тоже люди.

Когда вечерний отбой уже минул, а за стенами тюрьмы наступила звездная, прохладная ночь, оставалось только ждать. Ждать и молиться — тем, кто действительно во что-то верил. И время, как оно обычно и работает, тянулось очень медленно, почти что вечно. Однако ожиданию подошёл конец — когда это случилось, я обрадовался, что фраза "все рано или поздно заканчивается" имеет место быть.

Через некоторое время я услышал, что Хорнет аккуратно открыл свою дверь. Затем он ее закрыл и появился в поле моего видения. Он медленно, почти не дыша, открыл мою, и мы двинулись туда, где располагались камеры Рокки, Вереска и Петровича. Страх все же достаточно крепко сжимал сердце. Да, ночью люди обычно спят, но все-таки кто сказал, что среди заключенных не найдется совы, которая тут же заорет на всю тюрьму, если случайно нас увидит?

Но нам повезло. Возможно, отчасти потому, что сами мы двигались как мыши, тихо и быстро, надеясь не нарваться на своего кота. И не нарвались. Через некоторое время мы, уже впятером, как бы безумно это ни было, стояли в тени тюремного блока, сотрясаемого храпом десятков заключенных. Лунный свет падал через западные окна вниз, освещая центр помещения.

Почти не сговариваясь, мы вернулись немного обратно и начали спускаться вниз, туда, где располагалась камера Ветрогона. Тут мы и заметили первого охранника. Это было немного странно, что на огромную территорию с кучей заключенных мы не встретили ни одного, но в место, где сидит буквально несколько людей, Мейгбун, Ветрогон, и, возможно, кто-то еще, тут же один появился. Едва мы его заметили, тут же нырнули в тени по обеим сторонам коридора. Тени были непроглядны и почти что черны. Пространство на нижних этажах освещалось лишь одинокими лампочками и факелами.

Нейтрализовать стражника оказалось абсолютно беспроблемно. Когда он проходил мимо нас, пять пар рук выскочили из тени и вырубили его моментально, тут же забрав все, что могло пригодиться. Пистолет забрал Вереск, нож Хорнет, рацию Петрович. Засунув ему в рот его же салфетки, чтобы он не заорал когда проснется, мы сковали ему руки наручниками и оставили у стенки. Затем двинулись дальше.

— Не операция, — тихо шепнул Хорнет, держа нож наизготовку и пробираясь дальше, — а ловля Фортуны.