Итан Рокотански
Шрифт:
Рыжий покраснел. Сложив руки в замок, он смущённо смотрел то на меня, то на Петровича.
— Если честно, я и не знаю что сказать. Не ожидал такого поворота.
— Повороты всегда резкие, — спокойно заметил Петрович. — А если они и не резкие, то это не повороты вовсе.
— Спасибо. Я вам очень благодарен, серьезно.
— Ерунда, — я встал со стула. Рыжий тоже встал. — Людям нужно по возможности помогать другу. Там капелька добра, там, так и накопится море. Может быть. — Я протянул Сергею руку. Он её пожал. Рукопожатие у
— Давай, Арыч, добро.
— Пока!
Я покинул «Рефлекс» и, вновь подняв выше ворот, зашагал дальше к метро. Снова подул холодный ветер, зелёная листва зашелестела, словно каждый листик перешептывался друг с другом. Тучи на небе немного рассеялись и между ними выглянула большая, белая луна. На Москву опустилась ночь.
Глава 2. Отряд
...еще через некоторое время, на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, Северные Государства, включающие в свой состав Финляндию, Швецию и Норвегию, объединились в Союз, потрясший все мировое сообщество — Северное Трио, объявив своими государственными режимами нацизм и прямую диктатуру. Затем, через несколько часов, в воздух поднялись первые ракеты, озарив небо сотнями ярких и страшных вспышек. Так начался кошмар, которого боялся каждый ветеран любых боевых действий — Третья мировая война.
Йен Стогмельд, профессор Нью-Йоркского Государственного Университета им. Э. Ж. Пейджа
Утро выдалось пасмурным. Не менее и не более пасмурным, чем любое предыдущее. Складывалось чувство, что небо с каждым днём становилось всё более тёмным и серым, а дождь, льющийся именно тогда, когда в нём меньше всего была нужда, лил все чаще. Иногда бывало впечатление, что ещё неделя, максимум две, и тьма окончательно воцарится над землёй. Холодный и пробивающий до дрожи ветер только подтверждал такие мысли.
Шли долго и осторожно. Не знаю, сколько преодолели километров: я их не считал. Голова была забита совершенно другим. Остановились уже только к ночи, когда небо снова затянула тьма. Сегодня, к счастью, обошлось без происшествий, что было большой редкостью.
— Вереск, Хорнет, разведите костёр, — отдал приказ Ветрогон, командир отряда. — Кино, Хорвуд, приготовьте что-нибудь поесть. Док, Пламя, Невский и Стартрек, после ужина на позиции. Ночь проведем в долине. На рассвете двинемся дальше.
— Долго ещё идти, Кэп?
— Нет. Завтра выйдем к морю. Послезавтра достигнем точки.
Ужинали, почти не разговаривая. Ели жареную рыбу и консервы с томатами. Хлеб и мясо закончились несколько дней назад. Спасали сухие, как печенье, лепешки.
Когда большая часть солдат легла спать, а остальные скрылись в сумраке деревьев за наблюдательными позициями, я остался сидеть у костра. Пламя бросало снопы искр вверх. Те, моментально взлетая,
— Штиль, верно? — раздался позади низкий голос.
Я обернулся.
Передо мной стоял грозного вида здоровяк. Лицо было покрыто небольшой щетиной, под носом располагались большие каштановые усы, уже почти наполовину выбеленные сединой. Прическа была аккуратной и короткой. Почти наголо выбритые бока, небольшой вверх. Всё, что я о нём знал, что его фамилия как-то была связана с рекой. В одном отряде мы находились всего несколько дней.
— Да. Константин, — я встал и протянул руку.
— Кузьма Днепровский, — здоровяк крепко её пожал. — А по отчеству тебя как?
— Аристархович.
— Мощное имя у твоего отца.
— Было, — я сел обратно. — Умер несколько лет назад.
— Мне жаль.
— И мне. Но я уже свыкся: рано или поздно все умрём. Он прожил хорошую жизнь.
— И это главное, — здоровяк уселся рядом, чуть не касаясь длинными коленями костра. Свесив большие ладони над огнём, он добавил: — Я Петрович, кстати.
— Тоже ничего отчество. Вроде всем знакомое имя, но Петров уже нигде и не встретишь.
— Да, пожалуй.
Мы немного помолчали. Ветви и поленья тихо, но без перерыва потрескивали в гудящем пламени. Взяв палку, я немного поворошил ей в костре. Тот вспыхнул ярче, словно бы загудев с новой силой, бросив в небо очередной сноп искр.
— Как ты здесь очутился? — спросил Кузьма.
— Мобилизовали, как и остальных.
— Разве студентов мобилизуют? Просто по виду ты студент.
— Нет, не мобилизуют. Но я не студент. Пошел добровольцем.
Здоровяк внимательно посмотрел на меня большими, серыми глазами.
— Отчаянный, да?
Я пожал плечами.
— Дело не в этом. Мне хочется верить, что мы делаем хорошее дело. Ради этого не страшно умереть.
Кузьма задумчиво хмыкнул.
— У тебя нет никого, да?
— Да.
— Ясно. У меня тоже.
Мы снова недолго помолчали.
— А ты как очутился здесь?
— Ну, — громила чуть отстранился от костра и почесал щетину. — Тут всё обычно: пришла повестка. Делать было нечего, пошёл. Думаю, может, хорошее делаем дело. Ради которого не страшно было бы умереть.
Я усмехнулся.
— Ну, будем надеяться, это так. А ещё будем надеяться, что всё это скорее закончится и мы вернёмся домой.
Кузьма Петрович почесал в затылке. Я внимательно посмотрел на него.
— Не видишь смысла?
— Да.
— Ясно.
Неожиданно я понял, что мне нравится общаться с этим человеком, даже несмотря на то, что он был в два раза старше. Нам не нужно было толкать большие речи и что-то разъяснять: всё и так было понятно. Такое редко встречается. Я не стал спрашивать его о том, как так вышло, что в свои сорок с чем-то он не видит большого смысла жить. Если захочет, когда-нибудь расскажет сам.