Итоги № 11 (2013)
Шрифт:
Еще момент о переходе добра в частные руки. Тогда мне предлагали приватизировать госдачу Барвиха-2 с пятью гектарами земли. Мол, многие оформили, а ты чего не хочешь? Но папа мой говорил: каждый по-своему с ума сходит. История дач Сосновка-1 и Сосновка-3, кажется, боком вышла их именитым владельцам.
Я предлагал вместе с Явлинским простой вариант, как сделали Тони Блэр и Гордон Браун в Великобритании: компенсационный налог с неожиданно обретенного состояния. Тэтчер тоже раздавала — за один фунт даже — многие заводы. Пришли лейбористы, и с этих неожиданных состояний, с неожиданной капитализации ввели 23-процентный налог. В условиях России не 23 процента, а все 50 надо платить, тогда, может, собственность признают. Я всей верхушке это говорил, они меня не
Я многие вещи прямо Борису Николаевичу говорил. И когда хотели раздербанить «Газпром», помогал не Березовскому, а Борису Немцову, чтобы его сохранить. Не потому, что я против приватизации: я — за, но за продуманную приватизацию, чтобы она приносила доходы стране.
— Тем не менее ваше выдвижение кандидатом в президенты бизнес поддержал.
— А почему бы и нет? Когда я пошел кандидатом в президенты, пул организовался примерно из 11 бизнесменов. Тогда еще это было возможно. Хотя и стреляли. Был застрелен друг Сергея Николаевича Юшенкова депутат Головлев, потом и сам Сергей Юшенков. И мы в полной мере испытали на себе, а я — как руководитель левого крыла «Либеральной России», все те прелести, что испытывает ныне оппозиция, которая тогда — без злорадства сейчас говорю — посмеивалась, говорила, что, мол, чудят ребята. Те же самые запреты на митинги. Собираемся провести какое-то большое собрание, вынуждены заказывать 2—3 места, потому что по двум адресам то электричество отказывало, то воды нет, то канализация не работает, то, показывая в потолок, говорили: извините, ребята, не можем. Как говорят, три к носу — все пройдет.
— Для чего вам потребовалась киевская поездка? Напомню читателям: 5 февраля 2004 года вы вдруг исчезли из Москвы, ваша супруга забила тревогу, а 10-го вернулись из Киева, как говорили, в не совсем адекватном состоянии. При этом, подчеркну, исчез не кто-нибудь, а кандидат в президенты России. Многие в Москве вспомнили о ваших связях с Березовским, заговорили о возможном срыве выборов. Почему, уезжая, даже жене ничего не сказали?
— Да если бы я свою половину во все свои планы посвящал, можно было бы с ума сойти. Порой она просыпалась, а я уже в Чечне или где-то в другом месте. Если хотите, оберегал. Хотя она и в Чечню со мной летала. Виктор Степанович попросил однажды привезти всех чеченских архаровцев, как он их называл, к нему в Бочаров Ручей в Сочи, где он отдыхал. А я в отпуск собирался. Залетел в Грозный, убедил всех ехать. Альбина Николаевна тем временем ждала в самолете. Убеждал я их часов пять. Думаю, она страхов натерпелась. Когда они вошли в салон, до такой степени оказались растерянны, не ожидали, что я прилетел с супругой. Опешили — и Удугов, и Закаев, и Абумуслимов, и Яриханов...
Что до моего приезда в Киев инкогнито, то больше всех был тогда разозлен наш посол на Украине Виктор Степанович Черномырдин. Это он мне потом и высказал. Но я всегда предпочитал не создавать головную боль нашим послам, а среди них было много друзей.
— И все же зачем поехали на Украину?
— После работы в Совете безопасности я плотно занимался чеченским урегулированием. В начале 2004-го мне сказали, что в Киеве возможна встреча с Асланом Масхадовым. Таких поездок, конфиденциальных, когда никто толком не знал, куда я поехал, повторюсь, было довольно много. В Киев я поехал по доброй воле, поскольку была обещана встреча, но она не состоялась. Не по моей вине. И больше Аслана Алиевича я в жизни не видел.
— Не смущало, что к Масхадову в Москве тогда уже сложилось сугубо отрицательное отношение?
— У нас ведь как бывает: сегодня отрицательное, завтра положительное. К тому же я думал о людях своей совбезовской команды, которые все чаще оказывались в небезопасном положении.
— Из-за этого такая конспирация при поездке на Украину:
— До этого были случаи, когда самолет со мной выруливал на взлетную полосу, а ему запрещали разгон и возвращали к аэровокзалу. Все время шли дискуссии: долбить сепаратистов или договариваться с ними. Я отстаивал позицию, что спасти наших людей, предотвращать теракты проще через переговоры.
— Между тем устоялась версия, что киевскую поездку организовал Березовский, чтобы развалить президентские выборы в России через ваше физическое устранение. Убийство, проще говоря.
— Как говорил Станиславский, не верю! Во-первых, я поехал в Киев как кандидат в кандидаты. То есть Центризбирком меня еще не зарегистрировал. Во-вторых, за киевской встречей стояло несколько людей, и при всем желании Борис всех координировать не мог. Хотя, насмотревшись последних фильмов, моя супруга не без испуга спросила: «Неужели тебя правда могли сбросить с поезда под Львовом?»
— В Киеве вас пытались накормить психотропами…
— В один момент показалось... Обычно интуиция меня не подводит. Была ли прослушка киевстаровского мобильника? Обычное дело. А уж о том, что можно выяснить местонахождение человека по его телефону, каждый школьник знает. Спецслужбы как работали, так и работают. Ко мне пытались тогда приклеить образ этакого неуправляемого шута.
— А в Лондон вы улетели после Киева из чувства самосохранения?
— Не совсем так. В Лондоне было человек 5—7 спонсоров и активистов моей предвыборной кампании, надо было посоветоваться. Часто говорят о Борисе Березовском, но Борис выступал больше как продюсер, а не спонсор. Не буду называть всех имен, они достаточно громкие и сейчас на слуху в политике, бизнесе.
— Почему же вы сняли свою кандидатуру с президентских выборов?
— Мне не дали вести агитационную и предвыборную кампанию ни здесь, ни из-за границы, умные люди из избиркома намекали: да сними ты, Иван Петрович, свою кандидатуру.
— А зачем ввязались в другую лондонскую историю — судебный процесс 2003 года, где Российская Федерация требовала у Великобритании выдачи Ахмеда Закаева?
— Вот и тогда газеты недоумевали: зачем Рыбкину это надо? Вбрасывалась информация про «заказ Березовского». Я поехал не Закаева защищать, а нашу совбезовскую команду. Все чаще стали раздаваться голоса: с кем это Иван Петрович вел переговоры? Как будто Иван Петрович с улицы взятый человек, ни в чем не разбирающийся. Прежде чем вести переговоры после назначения меня секретарем СБ и полномочным представителем в Чечне, я попросил, чтобы был назначен полпред в правительстве в ранге вице-премьера. Он вел все финансовые вопросы. Я испросил разрешения создать комиссию по переговорному процессу в Чечне. Борис Николаевич утвердил ее состав. Попросил директивы на ведение переговоров. Борис Николаевич это тоже подписал. Ельциным была утверждена также концепция мирного урегулирования ситуации в Чечне и вокруг. Конечно, разрабатывали мы все сообща, но все это было подписано президентом. Имеет гриф особой секретности. До сих пор! За каждый вылет в Чечню я писал Ельцину докладную записку: о чем говорил, каковы успехи и неуспехи.
И когда Аслан Масхадов сформировал делегацию для переговоров со мной, персонально ее обозначив, я обратился в ФСБ, в Генпрокуратуру, в МВД: как вы относитесь к тому, что я с этими людьми буду вести переговоры? Находится ли кто-то из них в розыске, заведены ли на них уголовные дела, есть ли судимости? Мне ответили: уголовных дел ни на одного из четырех членов чеченской делегации нет, а старые судимости были у Удугова и Закаева, по-моему, у одного за драку, у другого за мошенничество. Эти мои запросы датированы 1996 годом. А потом, после моего ухода из СБ, в силу какой-то забывчивости стали говорить, что я чуть ли не политический хулиган, с кем хотел, с тем и вел переговоры. Пошли вызовы в Генпрокуратуру.