Итоги № 23 (2012)
Шрифт:
Облазил всю Канаду, снимал и с вертолетов, и с небоскребов. На Ниагаре был ровно пятнадцать раз. Знаете почему? Потому что у нас было пятнадцать союзных республик и все их главы приезжали посмотреть на знаменитый водопад в ходе визитов. А в 1975 году с нашими космонавтами я объездил пятнадцать городов США и столько же городов Союза. В АПН я проработал многие годы.
...Никиту Хрущева довелось фотографировать немного, да и то лишь официоз. Так что впечатление о нем складывалось понаслышке. Вот его дочку Юлю знал неплохо, поскольку она тоже работала в АПН. Хорошая была девчонка. У нас работали дети многих высокопоставленных людей — Галина Брежнева, дочь Романа Кармена...
— Галина Брежнева отличалась на трудовом фронте?
— Фактически она в АПН лишь числилась. Мы не приятельствовали, у нее был свой круг — из друзей семьи и детства. Все они работали в разных редакциях, но вместе пили кофе, курили роскошные сигареты. До простых журналистов Галя не очень-то снисходила, но при этом многим помогала даже квартиры получать. Очень добрая была — в отца.
— А к мастерам фотографического искусства Леонид Ильич был добр?
— Очень даже. Помню, скажем, такой случай. Как-то Брежнев приехал в Ленинград с визитом к Романову. Самолет был маленьким, трап невысоким. Мы с Володей Мусаэльяном (личный фотограф генсеков. — «Итоги») сбежали по нему вниз, приготовились снимать встречу. Раздается голос Романова: «Убрать их!» Леонид Ильич в этот момент уже спускался по трапу, все слышал. Когда к нам бросились «уборщики», он громко сказал, обращаясь к Мусаэльяну: «Володя, у тебя есть закурить?» «Уборщиков» как ветром сдуло. После этого за нами чуть ли не чемоданы носили.
— Как вы стали личником Брежнева?
— Мы сопровождали брежневский пул, и тогдашний директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин мне говорил: «Я создам тандем Мусаэльян — Песов, хочешь ты этого или не хочешь». Я же все время упрямился, поскольку в АПН у меня были потрясающие условия работы. Однажды он вызвал меня к себе, говорит: «Все, завтра вылетаешь с нами в Канаду. Ты уже работник ТАСС. Тут же позвонил шефу главной редакции фотохроники Льву Портеру: «Завтра придет Песов, оформляй его к себе». Я на всю жизнь запомнил этот день.
— Вы снимали первую встречу Джеральда Форда с Брежневым во Владивостоке. Что особо запомнилось?
— Волчья шуба, которую Форд привез Брежневу, и волчья шапка, которую ему подарил Леонид Ильич. Наверное, память сработала именно так, потому что в тот день я страшно замерз. Был жуткий мороз, журналистов разместили в новой, насквозь пропахшей масляной краской гостинице, переделанной из дома отдыха МВД. Суета и неразбериха была страшная. Тетя Маня из гардероба куда-то исчезла, и мое пальто оказалось под замком. Пока я ее искал, автобус с журналистами уехал, и я решил идти пешком. На мне был легкий костюм, и металлический сундук с аппаратурой буквально примерз к попе. От трагической судьбы генерала Карбышева меня спас корреспондент Гостелерадио Леонид Мирзоев — отдал мне свою шубу. Крепкий парень был, я ему до сих пор благодарен.
— Говорят, дипломатия в основном строится на личных симпатиях-антипатиях ее творцов. Не приметили, с кем у Брежнева сложились самые теплые отношения?
— С Героем Советского Союза генсеком ЦК СЕПГ Эрихом Хонеккером. Помните их знаменитые поцелуи взасос?
— Как делили производственную поляну с Мусаэльяном?
— Я снимал на цвет, Володя — на ч/б, так Замятин решил. Хроника вся была черно-белая, а у меня
Мы возвращаемся из Кремля со съемки, мне перезванивает главный редактор, говорит: «Завтра можешь не выходить на работу, ты уволен». Я в свою очередь звоню в приемную Андропова, чтобы предупредить, что завтра меня на съемке не будет, и объясняю почему. Мне говорят: «Не обращай внимания и приходи».
Юрий Владимирович был спокойным и интеллигентным человеком. Но просто терпеть не мог сниматься. Кстати, я был единственным, кому довелось запечатлеть его в рабочем кабинете на Лубянке. Это фото было сделано, когда его избрали секретарем ЦК КПСС и понадобился официальный портрет.
— Одна из самых известных ваших работ — мистер Нет Андрей Громыко.
— Поймать его жест, когда Андрей Андреевич сказал свое знаменитое нет, было действительно тяжко. Громыко обычно фотографировался в позе оловянного солдатика: стойка «смирно», руки по швам. Главный принцип: лучше сразу скажу свое нет, а потом десять раз все обдумаю, чем скажу да и не сделаю.
— В отличие от своего преемника...
— Действительно, есть с кем сравнивать. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе был администратором, партийцем, а не дипломатом, но при нем работала плеяда потрясающих послов: Юлий Квицинский, Олег Трояновский, Анатолий Добрынин... Эдуарда Амвросиевича я знал давно — с тех времен, когда он был секретарем ЦК КП Грузии. Он очень умный и потрясающе хитрый человек. Не так давно я встретился с ним в Тбилиси, он мне говорит: мол, жив еще, ну и хитрый ты! А я ему: «Мне было у кого учиться, Эдуард Амвросиевич». При этом он был честен, некоррумпирован.
Одна из самых запомнившихся поездок с Шеварднадзе — в Афганистан, на вывод российских войск. В Кабуле мы провели сутки. Остановились в небольшом частном доме, который снимали наши дипломаты. Нужно было ехать на аэродром, но это было невозможно, поскольку кругом стояла кромешная тьма и постоянно стреляли. К тому же там была очень тяжелая посадочная полоса, и самолет, который за нами прислали, при посадке сломал шасси. Пока ждали другой самолет, поехали в гости к президенту Наджибулле в его резиденцию. Угощал он скромно: чай и фисташки. Вышла его жена, дети прибежали. Шеварднадзе подозвал самую маленькую дочку, посадил на коленки. Другие девочки были постарше, и председатель КГБ СССР Крючков постеснялся пристраивать кого-то из них на коленки, просто усадил рядышком в кресло. Третья девочка встала рядом с красавицей матерью. Так я их и снял, но фотография нигде не публиковалась.
Что стало с Наджибуллой после прихода талибов к власти в Афганистане, всем хорошо известно. Он был очень преданным нам человеком. Если и обижался за вывод войск, если и опасался за свою жизнь, то не подавал виду. Восточные народы — это особая стать, отличная от европейской.
— С Андреем Козыревым сработались?
— Козырев — тяжелый человек, единственный министр, с которым у меня не сложились отношения. Пожалуй, одно из немногих ярких впечатлений о нем со знаком плюс — то, что он в загранпоездки брал художников, устраивал вернисажи в посольствах. В общем, Андрей Владимирович имел пристрастие к искусству.