Итоги № 24 (2012)

Итоги Итоги Журнал

— Все ли фразы поддаются переводу? Например, можно ли перевести «мочить в сортире»?

— Конечно. Это разговорное, почти матом. А вот анекдоты очень трудно переводить, потому что эквивалента нет, американцы, например, не поймут российский юмор. У них другой менталитет. Вообще очень часто бывает, что переводчику надо подумать, а думать некогда. Был у меня такой случай. Перевожу в прямой эфир одного из наших лидеров. И в этот момент Северная Корея запускает четыре ракеты, одна из которых падает в территориальных водах России. Какой-то корреспондент тут же спрашивает мнение лидера о северокорейской программе запуска баллистических ракет. Тот отвечает что-то вроде: вы же сами видите, ни одна ракета не долетела до цели, и вообще эти ракеты средней дальности, зона их действия всего 1400 метров. Метров? Все прекрасно понимают, что речь идет о километрах. Это оговорка! Но он же не сказал «километры». Может

случиться казус, если переводчик скажет «километры». Значит, лидер не знает, о чем говорит, а переводчик знает? А если переводчик скажет «метры», значит, он не знает, о чем говорит. А время идет, уже говорится следующее предложение. Я вспотел, но вышел из положения: единиц не сказал, сказал просто — 1400. Принял огонь на себя. В случае чего лучше недосказать. Но случались истории и гораздо более скандальные. Правда, не со мной, к счастью. Был такой очень хороший переводчик Толя Судоплатов — сын знаменитого разведчика Павла Судоплатова. Мы вместе учились в инязе, а потом работали синхронными переводчиками. Толя изучал классический английский — тот, на котором говорят в Англии. В начале 60-х годов в Советский Союз прибыла группа членов ассоциации деловых людей США. В программе их визита значилась встреча с представителями Всесоюзной торговой палаты и Министерства внешней торговли СССР в гостинице «Метрополь». Среди бизнес-элиты был банкир Дэвид Рокфеллер, у которого на заколке галстука красовался серебряный петух. Один советский корреспондент спросил: «Мистер Рокфеллер, а что означает серебряный петух на вашем галстуке?» Толя перевел так, как научили его в институте. То есть по-английски он все перевел правильно, сказав: the silver cock. Но Рокфеллер — американец, а для них «кок» — это заборное слово из трех букв, у американцев оно другого значения даже не имеет. Присутствовавшие в зале американские журналисты от хохота чуть не попадали под стулья... Как-то свели все к шутке. Хорошему переводчику надо держать в голове подобные нюансы, чтобы не угодить в такую ситуацию. С Рокфеллером в той поездке был еще один забавный случай. Приехав в гостиницу в Ленинграде, он не обнаружил в номере своих чемоданов и поинтересовался у администратора, куда делся его багаж. Начали разбираться и обнаружили чемоданы миллионера задвинутыми в угол в холле. На вопрос, почему их не доставили в номер, портье невозмутимо ответил: «Так на них же нет бирки! Бирку надо вешать!» Рокфеллер сказал: «Да, бирки нет, но есть мои инициалы D. R., во всем мире этого достаточно!» А у нас оказалось этого недостаточно.

— А с нашими политиками подобные конфузы случались?

— Медведев, выступая, как-то сказал фразу: «Вот хороший гаджет». А гаджет в переводе — это ничего не значащее слово. Это слово-заменитель. Когда ты не называешь этот предмет, то говоришь — гаджет. В общем, по-русски это — штуковина. Ну как-то вышли из положения.

— Не проще стало переводить, когда в русском языке появилось столько заимствованных иностранных слов?

— Нет, не проще. После того как появились компьютеры и все эти информационные технологии, русский язык оказался перегружен. Я считаю, что он попросту засоряется модными английскими словами, в которых нет никакой нужды. Например, говорят в программе: обратимся к контенту этой передачи. Что такое контент? Содержание, е-мое. Или говорят «месседж». Почему нельзя сказать «сообщение»?

— Что вы посоветуете тем, кто только начинает карьеру переводчика-синхрониста?

— Не просто блестяще знать язык, а знать все его тонкости и структуру. Очень важно проникнуться духом той страны, на язык или с языка которой ты переводишь. Есть такой анекдот на тему. Подготовили в ЦРУ трех агентов для работы в России. Это были лучшие люди, прекрасно говорили по-русски, даже матом умели ругаться. Забросили их с самолета в глубокий тыл, но при приземлении двоих сразу поймали, а третий ушел. Скитался он по лесу и вышел в какую-то деревню. Заходит в магазин, а там у прилавка в ожидании открытия томятся два алкаша. Увидели его и радостно говорят: «А вот и третий!» Тут он и сдался...

Не мне судить, состоялся ли я как профессионал, но я очень люблю свою работу. Знаете, у меня две визитки — на одной я написан как Григорий Степанович Вац, а на другой как Джордж Уоттс. Это и есть моя сущность — словно судьба двух людей, делающих одно дело всей жизни.

При участии Дмитрия Власова

Американский переплет / Искусство и культура / Литература

Американский переплет

/ Искусство и культура / Литература

Российский писательский десант высадился на Манхэттене. Начнут ли читать русскую литературу за океаном?

Красные параллелепипеды с пламенным двуязычным призывом «Читай Россию» бросались в глаза еще на подступах к нашей экспозиции. А сам громадного роста трехцветный стенд с преобладанием красного победно парил над всеми прочими шведами. Год назад директор Нью-Йоркской книжной ярмарки Стив Росато и замглавы Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям (Роспечать) Владимир Григорьев объявили, что Россия приедет в 2012-м в качестве почетного гостя. По ярмарке и ее русскому сектору прогулялся корреспондент «Итогов».

Пришел, увидел и...

Масштабы российского десанта на BookExpo America (BEA), только что завершившей работу, не могут не поражать. 260 гостей! Эту цифру назвал глава Роспечати Михаил Сеславинский на приеме в генконсульстве России в Нью-Йорке. Издатели, редакторы, переводчики, книготорговцы, журналисты. И, конечно же, писатели. Да какие! Светочи мысли, слова и компьютерной клавиатуры — Эдвард Радзинский, Дмитрий Быков, Сергей Лукьяненко, Михаил Шишкин, Андрей Геласимов, Захар Прилепин и многие другие. Десятки презентаций, встреч и тусовок по всему городу. Но, безусловно, главные действа творились под сенью красно-синего куба в гигантском выставочном комплексе «Джавитц-центр» на Вест-Сайде Манхэттена, прямо у Гудзона. Здесь дни напролет дискутировали по поводу книг и книжного дела.

Ни для кого не секрет, что русские авторы в Америке не в почете, если только их не зовут Федор Достоевский, Лео Толстой и Антон Чехов. Страшно сказать, но сам А. С. Пушкин — вовсе не «ихнее все». Здесь есть такое понятие, как household name — бренд, известный большинству домохозяев и домохозяек. Стивен Кинг, Дэн Браун и, будь она неладна, Даниэла Стил — household names. Из русских даже Бродский и Довлатов, Пастернак и тот же Солженицын способны при упоминании вызвать осмысленное выражение только на лицах сугубых интеллектуалов или бывших наших. Неприятно, но это суровая реальность. Америка вполне самодостаточна в культурном плане. И на русские темы чаще пишут свои, им доверия больше. Беспрецедентный литературный марш-бросок на Гудзон под эгидой Роспечати, надо понимать, призван переломить застарелое равнодушие. Или же это пресловутое освоение средств и разовая пропагандистская акция в духе «пришел, увидел и... ушел»?

«Все непросто, — констатирует Владимир Григорьев, главный куратор проекта. — Процесс только начался. Американские издатели, редакторы, критики убедились, что в России идет интенсивная литературная жизнь. В эти несколько дней пять-шесть авторов нашли своих издателей. Другие начали работать с агентами. Третьи находятся в ожидании. Такие вещи не происходят в один день. Вы говорите, американцы самодостаточны? Но и мы тоже. В России только 16 процентов художественной литературы составляют иностранные авторы. И часть из них выходит в свет только благодаря дотациям иностранных культурных организаций. Мы тоже создаем аналогичную программу — по спонсированию переводов русской литературы в США, чтобы снизить риск для местных издателей».

Нью-Малеевка

Настроения самих инженеров человеческих душ относительно перспектив «открытия Америки» колеблются от сдержанного оптимизма до несдержанного пессимизма. Вот критичный вердикт Захара Прилепина: «Никаких сверхожиданий быть не может. Ну заключат полтора договора. Вопрос продвижения культуры — вопрос не культурный, а политический. Будет Россия интересна как страна — будут здесь читать наши книги. Пока же Россия в Америке воспринимается как Никарагуа и Зимбабве. Какие-то люди, покрытые изморозью, приехали из мрачной путинской России. Поймите, с литературой в России все в порядке. Есть Быков, есть гениальный Александр Терехов, он только что получил «Национальный бестселлер», есть старые мастера — Битов, Лимонов, Распутин. Писатели уровня Орхана Памука у нас есть, но они не столь раскручены в мире, как он. Этим всем надо заниматься не пять дней в году, а каждодневно».

«Чтобы понравиться в Америке, книжка должна быть и экзотической, и общечеловеческой, — полагает Сергей Лукьяненко. — Мои книги переводятся и издаются здесь, потому что они, с одной стороны, рассказывают о русской жизни. А с другой стороны, американец с изумлением открывает в них, что в России медведи не танцуют на улице с балалайками и что у русских те же проблемы, что и у всех нормальных людей. И еще мне очень помогли фильмы про «Дозоры». Если бы не они, то с переводом книг было бы гораздо сложнее. Кино подтолкнуло интерес».