Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых
Шрифт:
В начале войны, несмотря на все сомнения, считалось, что Италия в будущем разделит власть и славу, завоеванную в совместной борьбе. Однако вспыхнувшая в 1943 году в Италии гражданская война заставила Германию переменить свое отношение и к «Итальянской социальной республике», основанной Муссолини. [135] Здесь, так же как и во Франции, неясность политической линии привела к тому, что немцы оказались неуверенными в правильности своих решений.
Что касается таких нейтральных государств Европы, как Испания, Португалия, Швеция, Швейцария и Турция, то политический курс Германии в отношении их был весьма неровным и колебался в ту или иную сторону в зависимости от изменений в военной обстановке. Далекая Ирландия, как и Исландия, оставались вне интересов Германии, а относительно прочих государств наши соображения были самыми противоречивыми.
135
В конце сентября 1943 года Муссолини, освобожденный гитлеровскими войсками из тюрьмы, куда он был посажен по распоряжению демократического правительства Бадольо, бежал на север Италии. В местечке Сало, на берегу озера Гардии, он основал так называемую «Итальянскую социальную республику», явившуюся, по существу,
По отношению к соседям Германии наша политика постоянно менялась, четко выработанного единого курса не имелось. Никому не было ясно, собираемся ли мы действительно создавать «Великую германскую империю», чтобы в ней растворить все ненемецкие народы германского происхождения, или же они должны оставаться самостоятельными нациями в рамках своих государств. Например, самостоятельность Дании сохранялась официально до 1943 года (фактически она сохранялась гораздо дольше), а ее политический режим оставался в том виде, в каком он существовал и до войны. В Норвегии, наоборот, вмешательство Германии во внутренние дела было более сильным и осуществлялось как с согласия, так и против воли норвежских коллаборационистов. Не было единого мнения и в отношении Голландии. Интересно, что в самой Голландии господствовали два противоречивых мнения: самая сильная и наиболее многочисленная группировка, сотрудничавшая с немцами и руководимая Мюссертом и Ростом ван Тоннингеном, надеялась, что Голландия станет самостоятельным вассальным государством Германии, в то же время более мелкие группы говорили о возможности «возвращения» нижненемецких племен, то есть «нидерландцев», когда-то выделившихся в самостоятельное государство, в состав единой германской империи. Во Фландрии шла борьба между представителями направлений, выражавших различные мнения и настроения от признания независимой «Великой Голландии» до открыто фашистских мыслей. К Бельгии немецкие оккупационные власти относились, как к государственно-правовой единице, которая могла иметь определенное будущее в системе германской империи. В самой Германии имелись политические и иные деятели, которые ратовали за восстановление в Бельгии монархии; были и такие, которые доказывали необходимость поставить во главе этого государства коллаборационистов; третьи говорили, что обеспечить существование Бельгии как независимого государства рядом с рейхом смогут только рексисты, [136] и т. д. Нашлись и такие деятели, которые утверждали, что захваченные Германией английские острова в проливе Ла-Манш могут быть «превращены в немецкую Мальту», что им должен быть дан статут «свободной германской республики», находящейся под защитой Германии, что там должна быть создана германская военно-морская база и т. д. Все эти планы и пожелания, разумеется, вносили невероятную путаницу в национальную политику Германии. Аннексированные Бельгией в 1919 году области Эйпен и Мальмеди были взяты Германией обратно. Люксембург, Лотарингия и Эльзас вошли де-факто в состав империи, причем изгнание из Лотарингии коренного французского населения вызвало большое беспокойство и волнения не только среди лотарингцев немецкого происхождения, но и в более широких кругах самих немцев. Все договоры о Южном Тироле после 1943 года потеряли силу, кроме того, часть Тридентской области должна была в силу исторических тенденций отойти к Австрии, да и Триест начал активизировать свои действия, добиваясь присоединения его к Германии.
136
Организация реформистов-католиков в южной, так называемой валлонской части Бельгии, созданная в 1935 году Леоном Дегреллем, которая во время второй мировой войны целиком встала на сторону гитлеровских захватчиков и оказывала им значительную поддержку. — Прим… ред.
Вся Восточная Европа находилась во власти разногласий и противоречий, возникавших как между немецкими оккупационными властями различных районов, так и внутри самих этих районов, а также между группами немецкого населения оккупированных областей и внутри самой Германии (правда, они не стали достоянием «общественности» ни в устном, ни в письменном виде). Разногласия и противоречия существовали между восточно-европейскими народами и в них самих. У нас не имелось никакой единой и принципиальной политической линии в национальном вопросе и никаких ясных и окончательных решений в каждом отдельном случае. Например, вначале наше внимание было направлено на то, чтобы в германской общественности шире распространялась идея о единстве Югославии. Затем вдруг было принято решение о разделе Югославии: Македония была поделена между Болгарией и Албанией, Сербия стала самоуправляющимся государством под особым контролем со стороны Германии, Хорватия — королевством, области Бачка и Баранья отошли к Венгрии; вопрос о Словении остался открытым, после того как итальянцы были снова вытеснены из района Любляны, а города Нижней Штирии с их окрестностями были включены в состав Штирии. Румыния при поддержке Германии получила Бессарабию, Буковину и отнюдь не желательную для большинства румын русскую часть Молдавии. Ей пришлось отдать Южную Добруджу Болгарии, а Северную Трансильванию — Венгрии. Решение Венского арбитража [137] о Трансильвании было подвергнуто в широких немецких кругах резкой критике, так как симпатии немцев во время войны на Востоке были больше на стороне румын, чем венгров. Тем не менее территория Венгрии постоянно увеличивалась, и в силу этого она вынуждена была, хотя и с запозданием, признать право венгерских немцев на автономию. Тщетными оставались попытки словаков апеллировать к Венгрии по поводу отнятой у них территории, они были вынуждены нехотя удовлетвориться частью Польши, прирезанной им после ее раздела.
137
Венские арбитражи 1938 и 1940 годов — название соглашений между гитлеровской Германией, фашистской Италией и хортистской Венгрией об отторжении части территории Чехословакии и Румынии в пользу Венгрии. — Прим. ред.
На довоенной территории Польской республики царила большая путаница: отношение Германии к присоединенным польским областям было весьма различным и зависело от того, в состав каких германских провинций и областей они вошли: Восточную Пруссию, Данциг (Западную Пруссию), Вартеланд или в Верхнюю Силезию. У малых народностей. населяющих Бескиды, был искусственно вызван антагонизм к полякам. Надежды украинцев на объединение Западной и Восточной Украины не осуществились. Несмотря на это, львовский губернатор проводил более дружественную политику по отношению к украинцам, чем к полякам. Виленская область стала частью Литвы, однако немецкая гражданская и военная администрация в самом Вильнюсе опиралась на поляков. Совершенно иное отношение по сравнению
Отдельные группы немецких поселенцев были разбросаны по всей территории Восточной Европы между Балтийским и Черным морями. Их положение оставалось неясным, ибо принципиально не было решено, следует ли ради очищения границ Германии переселить их всех в одну чисто немецкую область и тем увеличить людские резервы страны или оставить их на территории тех государств, в которых они проживали, и нельзя ли, кроме того, использовать их на руководящей работе в этих странах в качестве советников при представителях Германии или, может быть, вообще отстранить их от всякой политики. В каждом отдельном случае этот вопрос решался на месте в зависимости от сложившихся условий. Более того, иногда оставалось неясным, кого именно можно считать немцем по происхождению.
После того как с 1941 года Германия распространила свою власть на области, принадлежавшие Советскому Союзу, национальная проблема стала еще более запутанной. Литовцы, латыши и эстонцы разочаровались в своих надеждах на то, что немецкие освободители восстановят их государственную независимость. Они, правда, получили право иметь собственную администрацию, однако полная самостоятельность предоставлена им не была. И, наконец, последняя прибалтийская страна, входившая в состав имперского комиссариата Остланд, — Белоруссия — была оставлена в полном неведении относительно своей судьбы. Оккупированные области Восточной Украины, а в некоторых вопросах и вся Украина управлялись особым имперским комиссариатом. Кроме того, претензии на управление некоторыми областями предъявлялись и со стороны румын. Все это лишало украинцев возможности создать собственное независимое государство. Малые народы, как например народы Северного Кавказа, хотя и получали поддержку со стороны немцев, но будущее их территорий оставалось им неясным.
Наибольшей нашей ошибкой оказалось все же то, что мы не имели окончательно сформулированного решения о судьбе России и русского государства. Сторонники крайних мер говорили о необходимости лишить русских всякой государственности и за их счет ускорить развитие всех остальных народов и в том числе финнов и немцев. Но даже в самой Германии раздавались и такие голоса, которые призывали создать свободное от большевизма русское государство в его старых границах, где нерусские народы пользовались бы правом автономии.
Таким образом, во время второй мировой войны Германия не смогла привлечь на свою сторону ни один народ ясным обещанием перспектив. Тот, кому удалось ближе познакомиться хотя бы с одним из многочисленных народов Европы, знает, что его интересы совершенно не соответствовали стремлениям и чаяниям других народов, расходились с интересами Германии и совсем не удовлетворялись обстановкой общей нерешительности. Германия не сумела разобраться в претензиях Испании, Италии и Франции, равно как и не смогла понять национальных стремлений хорватов и сербов, венгров и румын, поляков и украинцев, литовцев и белорусов, финнов и русских. У многих специалистов создалось такое впечатление, что Германия в национальном вопросе очутилась между двух стульев.
Судьба военнопленных
Столкновение государств и народов воспринималось каждым отдельным немцем, как встреча с представителем ненемецкой национальности. Первыми встречались солдаты. Здесь вступали в силу параграфы и положения Женевской и Гаагской конвенций о порядке сдачи в плен и обращения с военнопленными. В большинстве случаев военнопленным, попавшим в руки немцев, приходилось переносить общие для всей Германии трудности снабжения, совершать утомительные марши, подвергаться опасности быть уничтоженным авиацией западных держав и жить в этой обстановке под контролем и надзором со стороны государств-посредников и Международного комитета Красного Креста вплоть до самого конца войны. Это относится прежде всего к офицерам, в том числе и к офицерам польской армии, попавшим в плен в 1939 году. Нарушить Женевскую конвенцию Германии не удалось, несмотря на то, что подобная мысль высказывалась довольно часто. Правда, некоторым военнопленным пришлось испытать большие жестокости и лишения, но, как правило, несмотря на отдельные выходки со стороны слишком распущенных людей, обращение с военнопленными было весьма корректным. Рядовые и унтер-офицеры, которые направлялись из лагерей на работу к крестьянам или ремесленникам, чувствовали себя в общем настолько хорошо, насколько это было возможно в условиях ненадежности их положения. В отдельных случаях они, конечно, становились объектом грубости со стороны хозяев, но коллективная ненависть не встречала их нигде. Несколько щекотливым является вопрос о том, как обращалось немецкое население с летчиками западных держав, совершавшими вынужденную посадку в районах, где частые налеты авиации противника создавали атмосферу большого нервного напряжения. Ответить на этот вопрос невозможно, ибо в нашем распоряжении нет достаточных материалов. Но здесь уместен контрвопрос о том, каким образом воспринимали западные союзники в 1945 году во время оккупации Германии каждый даже самый незначительный перегиб со стороны немцев, допущенный в момент общего возбуждения.
Что касается защиты прав военнопленных, изложенных в Гаагской конвенции, то нужно признать, что эта защита не была обеспечена всем военнопленным на протяжении всего пребывания их в плену. Приказы, которые отдавались солдатам, охранявшим военнопленных, и которые они не могли не выполнить, не роняя при этом своей воинской чести и достоинства, способствовали иногда нарушению международного права в отношении тех или иных групп военнопленных. Распоряжение не брать в плен диверсантов было издано, разумеется, не из ненависти к ним, оно было продиктовано суровыми условиями военного времени. Отдельные случаи жестокого обращения с военнопленными, как например расстрел английских офицеров после неудачной попытки к бегству из лагеря Саган или казнь итальянских офицеров и солдат после их капитуляции на острове Кефалонии, могли иметь место только потому, что у немецких солдат, принимавших участие в этих расстрелах, притупилось, а то и совсем отсутствовало чувство ответственности за свои поступки. Случаи нарушения норм международного права в отношении польских военнопленных наблюдались только в лагерях для военнопленных и в трудовых лагерях. Что касается крестьян, то они нисколько не изменили отношения к «своим» полякам. Вообще же население, как правило, не проявляло к военнопленным никакого интереса, потому что оно и без того было перегружено своими обязанностями, связанными с работой и воздушной войной. Страдания военнопленных не вызывали у наших людей никакого ответного чувства только потому, что они сами находились почти в таком же положении. Если военнопленным приходилось выполнять особо трудную и тяжелую работу, то в глазах населения их участь была нисколько не хуже участи немецких солдат, сражавшихся на фронте. Народ смотрел на пленных без ненависти. вероятно, потому, что он был слишком ошеломлен войной и всем происходящим вокруг.