Иван Антонович Ефремов
Шрифт:
Нельзя забывать также, что И. А. Ефремов по натуре своей был открывателем: шел ли он нехожеными путями по районам будущей трассы БАМ или открывал кладбища ископаемых животных, прокладывал ли новые пути в науке и научной фантастике. Что значит быть открывателем? Вспомним слова Чарльза Дарвина: «Я часто задумываюсь над тем, что делает человека открывателем неизвестного. Это сложный вопрос. Многие очень умные люди, гораздо умнее открывателей, никогда ничего не могли открыть. Я вижу объяснение в следующем: открывает тот, кто постоянно доискивается до причин или до смысла всего происходящего. Для этого нужно иметь острый глаз наблюдателя и знать по возможности все об исследуемом предмете» [сноска].
Наука, и в частности геология, в творчестве И. Ефремова заслуживает, вероятно, специального рассмотрения. Здесь же следует назвать минералогию, знанием которой гордился И. А. Ефремов. Помимо упомянутых рассказов, она проходит и в других произведениях
Возможно, эта любовь к минералогии выросла из первого детского увлечения красивыми камнями. Откроем пролог к этому же роману. Петроград, 5 марта 1916 г. Выставка художника и ювелира А. К. Денисова-Уральского. Описывая атмосферу эпохи и выставки, И. А. Ефремов вводит читателя и возвращается сам в мир своего детства. Мальчик Ваня, загипнотизированный красотой и блеском самоцветов — это не кто иной, как будущий автор. Действительно, в девятилетнем возрасте он дважды побывал с матерью на выставке. С тех пор он не видел этой коллекции и не знал о ее судьбе. Как выяснилось позднее, коллекция изделий из камня в том же или в 1917 г. попала в только что открытый Пермский университет. Здесь, практически неизвестная широкому кругу специалистов и общественности, она хранилась в минералогическом музее. Однажды ее пытались украсть, но стараниями пермской милиции украденная часть была найдена и возвращена музею. О судьбе коллекции, мастере-художнике и собирателе уральских самоцветов А. К. Денисове-Уральском написана книга [сноска].
Интерес к биографии И. А. Ефремова, в конце концов, привел и меня, выпускника Пермского университета, к этой коллекции. Я попытался смотреть на нее глазами Ефремова. При этом я вспомнил, что уже видел коллекцию в 1940 г. как студент вне связи с фамилией основателя. Помимо красоты камня, меня поразила историческая ценность коллекции и документальная точность описания экспонатов, приведенная в «Лезвии бритвы» 50 лет спустя. На той же выставке, как мы узнаем из пролога, впервые был показан неизвестный минерал. По ходу романа этот таинственный и воздействующий на психику минерал приводит к «черному магу» — Дерагази, к алмазам у Берега Скелетов и к легендарной короне Александра Македонского.
Вплетение минералогии в сюжетную линию романа лишь один из немногих примеров синтеза науки и фантастики в творчестве И. Ефремова.
Характерно, что минералогия проникает у Ефремова в палеонтологию в его «Фауну медистых песчаников…», где попутно рассмотрены минералы медистых песчаников, их взаимосвязи с вмещающими породами и органическими остатками, в частности с окаменелостями, описаны типы оруденений, распределение руды в линзах и т. д. и т. п. Разумеется, как палеонтолог, И. А. Ефремов мог ограничиться изучением окаменелостей и не вдаваться в аспекты, которые, по существу, относятся уже к поискам и разведке полезных ископаемых и составляют прерогативу геолога-практика. Но в его варианте монография выиграла, так как она доступна и интересна более широкому кругу специалистов. Кроме того, комплексное рассмотрение медистых песчаников, их литологии и химизма способствуют расшифровке процессов образования местонахождений и самих медистых песчаников, а также реконструкции ландшафтов в пермский период.
Итак, предвидение и прогнозы в творчестве Ефремова, ученого и писателя, представляют очевидный факт. Правда, процент претворения в жизнь ефремовских прогнозов пока что не столь велик, как считают некоторые фантасты. Может быть, прошло слишком мало времени или же причина в том, что его сбывшиеся прогнозы, идеи, лежали «на поверхности» его творчества. Но у него есть глубинные пласты, которые затрагивают целые научные направления. Что-то из них ждет своего часа, своих продолжателей и рано или поздно выйдет на передний край науки. Лишь в одной его тафономии расставлено множество вех по разным направлениям исследований. На одном из вечеров памяти И. А. Ефремова писатель Д. А. Биленкин упоминал о десятках проблем, затронутых в творчестве ученого, и интересных для постановки научных разработок. Сам же И. А. Ефремов в романе «Лезвие бритвы» мечтал: «Создать институт обмена безумными, как выражаются физики, идеями. Новыми предвидениями на грани вероятного, научными фантазиями и недоказанными гипотезами. Так, чтобы здесь встречались, черпая друг у друга вдохновение, самые различные отрасли науки, писатели-популяризаторы и фантасты. И, уж конечно, молодежь! Только отнюдь не любители сенсационных столкновений и пустопорожних дискуссий, отдающие дань модному увлечению. Чтоб не было никаких научных
И. А. Ефремов по своим данным относился к тем немногим людям, способным организовать и возглавить подобный институт. Идеи, затронутые Ефремовым, при всей их фантастичности заслуживают самого пристального внимания. Прежде всего, наверное, потому, что он прочно стоял на фундаменте материалистической диалектики и ставил прогнозирование на научную основу. «Связанные через изучение человека с законами исторического развития природы и общества, естественные науки, — писал он, — приобретут историческую философскую основу, которой им так недостает. Тогда предвидение будущего, опираясь на аппарат исследования точных наук, станет реально возможным, а приложение методов статистики и теории вероятности к данным новой биологии человека (и, конечно, социологии) приведет к предсказанию будущего единственно возможным для материалиста способом анализа прошлого» [88, с. 17].
Вероятно, нельзя отбрасывать формулу: «Наше будущее — в нашем прошлом». Ефремов ведет свой историзм через развитие природы, ее органического мира к возникновению Человека и Разума. Отсюда он совершает переход к ноосфере В. И. Вернадского и от нее экстраполирует ноосферу Великого Кольца. С этих позиций упомянем проблему внеземных цивилизаций (ВЦ), которая время от времени обсуждается в печати, на радио и телевидении. Это многоплановая, увлекательная, дискуссионная и мировоззренческая проблема. Рассмотрение ее увело бы далеко. В конкретном случае она интересна лишь с позиций философских представлений ученого и фантаста Ефремова. В анализе проблемы участники дискуссий далеки от единства взглядов. Так, на одной из встреч ученых и фантастов обсуждался вопрос о позиции жителей Земли при прибытии представителей ВЦ. Выходить ли с «хлебом-солью» для установления контактов или же попросить пришельцев убраться восвояси из-за нашей неготовности к встрече с ВЦ? И так отказывать до тех пор, пока не созреем. Некоторые активно отстаивали последнее. Критика аналогичных представлений была дана Ефремовым задолго до современных высказываний. По его терминологии, они вполне соответствуют изоляционистским тенденциям «эпохи мудрого отказа».
Глава 6
Он в жизни выбирал прямую лишь дорогу…
Душа его всегда была горда.
Он жил, не кланяясь, он думал что угодно
И действовал, как мыслил он, — свободно.
Слова Вольтера «счастливы те, кто идут по новому пути» относятся и к И. А. Ефремову. Он имел открытый характер, его любили, перед ним преклонялись. Уже при жизни он получил признание, о его литературном творчестве писали диссертации, статьи, очерки, книги. Практически четверть века он возглавлял исследования по древнейшим наземным позвоночным в СССР. Во многом благодаря ему мы имеем сегодня одну из лучших в мире коллекций по пермским и триасовым позвоночным. Он оставил блестящие, не утратившие значения научные труды, открыл кладбища вымерших животных, основал новую отрасль палеонтологии, провел выдающуюся по результатам и научному значению экспедицию в Гоби и вошел в плеяду известнейших исследователей Центральной Азии. Шел в ногу со временем: участвовал в освоении Сибири и Дальнего Востока, был первопроходцем на трассе БАМ. Прокладывал новые пути в советской научной фантастике и вошел в число лучших фантастов мира. Палеонтологи назвали его именем много родов и видов ископаемых животных, в его честь названа одна из малых планет Солнечной системы — Ефремиана.
И. А. Ефремов, в чем не приходится сомневаться, обладал историческим мышлением. Для него самого историзм складывался прежде всего через поступательное развитие науки. Ему были чужды догматизм и вера в авторитеты. Он принадлежал к тем ученым, которые не только объясняют, но добывают факты. Последние в конкретном случае выступают как документы геологической летописи. Они важны сами по себе, поскольку имеют непреходящее значение. Давно прошли времена, когда палеонтология была уделом «старых чудаков-одиночек», тех, что перебирали пыльные и никому не нужные кости или ракушки. Но и позднее палеонтология во многом оставалась глубоко специфической или «музейной» наукой с вымершими чудовищами. И. А. Ефремов открыл в ней другую возможность: увидел для себя и, что более важно, показал читателю место и роль палеонтологии в системе наук о природе, вскрыл новые, незримые прежде связи между такими далекими категориями, как космос и палеонтология. Соотношению их он придал научно-философское звучание: «…Палеонтология — наука, погруженная, казалось бы, в недра планеты, — служит окном в космос, через которое мы научимся видеть закономерности истории жизни и появления мыслящих существ» [Сноска].