Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
— Не все в грамотке указал, друже Митрий. Надлежит государю добавить письма разумного.
— Научи, Прокофий Петрович. Впервой челобитную пишу. Не горазд я к чернильному делу.
Ляпунов расправил крутые плечи и, поглаживая рыжеватый ус, заговорил длинно и издалека:
— И в моем земельном окладе было не сладко. Пять лет назад пожаловал мне государь за верную службу поместье на Рязанщине в триста душ. Радехонек был. Двести десятин — земли немалые, есть чем кормиться. А когда приехал в поместье, за голову схватился, други мои. Достался мне оклад царского опричника Василия Грязнова. Ранее эти земли боярину Колычеву принадлежали. Сказнил его Иван Васильевич, а вотчину опричным людям роздал. Ну, скажу я вам, братцы, и поместье! Хуже нет. После Василия Грязнова не только что пиры задавать, а и раз изрядно потрапезовать нельзя. Разорил оклад Василий. Мужики обнищали, разбрелись по Руси, земли пахотные запустели — куда ни кинь — пустошь да перелог.
94
Я м — почтовая станция или селение на почтовом тракте, где проезжающие меняли почтовых лошадей.
— Ишь ты как закрутил, — прервав Ляпунова, качнул головой Митрий Флегонтыч.
— Вот и в твоей челобитной оного письма недостает, друже Митрий. Не забудь приписать.
— Был бы прок, — буркнул Капуста и снова потянулся к оловянному кубку.
— А про то государю решать. Прислал ко мне царь Федор Иванович приказного человека из Разряда [95] , чтобы слезную грамоту мою проверить, дознаться, отчего поместье запустело. От голоду, лихого поветрия, государева тягла или от самого дворянина служилого, от его небреженья? Две недели ездил приказной по сельцам да погостам с обыском. До всего дознался и государю доложил, что поместье от опричных дел да ливонских тягот запустело. Царь Федор Иванович смилостивился и льготы мне на оные годы дал.
95
Разрядный приказ — одно из ведущих государственных учреждений, ведавшее служилым дворянством. В московском Разряде хранились списки столичных и уездных дворян, а также детей боярских.
— Так поправил ли дело, Прокофий Петрович? — вопросил Капуста.
— В первые годы, когда поместью моему льготу дали, крестьяне малость выправились. Зачали десятины пахать, хлебушком обзавелись, избенки новые срубили. А потом новая поруха вышла. Мне-то поместьем кормиться надо да цареву службу справлять. Изделье крестьянам на два дня увеличил, оброк деньгами на себя стребовал. Взроптали мужики!
— Велик ли оброк с оратая берешь? — поинтересовался Истома Пашков.
— По три рубля, двадцать алтын да четыре деньги с сохи [96] , друже Истома Иванович, — ответил Ляпунов.
96
Соха — в данном случае — мера земли в древней Руси, являвшаяся единицей налогового обложения.
— Ох, свирепствуешь, Прокофий Петрович, — ахнул Митрий Флегонтыч. — Уже на что я с крестьянами крут, но и то лишь по два рубля с полтиной взимаю. Не зря у тебя крестьяне бунтуют.
— Крестьяне нонче всюду гиль заводят. По всей Руси смута зачинается. У меня в поместье приказчика насмерть дубинами побили. Чего доброго, и хоромы спалят, — проворчал Истома Пашков.
— Худо живем, братцы, — вздохнул Григорий Сумбулов. — И у меня та же поруха. Почитай, половина мужиков из поместья на патриаршие да боярские земли разбежались. Бояре-беломестцы [97] вконец обнаглели. Пришлют в деревеньку своего человека и прельщают крестьян. Гришка-де у вас человечишко худородный, поместьишко у него скудное. Ступайте-ка в заклад на белые, без царевых податей, земли к родовитому боярину. Он вам доброй земли пожалует, кормить и поить будет вволю. Вот и бегут крестьяне к сильным людям. А кинься на розыски — и толку мало. Либо запрячут мужиков в своей вотчине, либо совсем тебя не пустят. Сунулся я было к князю Черкасскому, а он на меня псов натравил да оружных людей навстречу выслал. Еле живым ушел. Снарядил гонца к царю с челобитной — и тут прок невелик. Перед Москвой гонца перехватили, грамоту отобрали и батогами избили. И к самому царю теперь не пробиться: он все по храмам да святым обителям ходит, затворником стал. Одна надежда на боярина Бориса. Родовитых он крепко недолюбливает.
97
Беломестцы —
— Ты бы потише, Григорий Федорович. Остерегись, вон как целовальник глазами зыркает, — молвил Пашков, понизив голос.
— Нету мочи, Истома. Горит на душе. Ведь, когда татарин на Москву пойдет, мы его грудью встречать будем. На дворянстве Русь держится. Отчего царь о нас забывает и плохо печется?
— На днях смоленские и тверские дворяне челобитную государю подали. В грамоте той просили царя, чтобы заповедные лета навсегда закрепить, — сказал Прокофий Ляпунов.
— Без того нам не жить. Мужик должен навечно к нашим землям приписан. Навечно! — громко повторил Григорий Сумбулов, ударив кулаком по столу.
Друзья согласно закивали головами.
За соседним столом отчаянно переругивались двое дворян:
— Ты в моих озерах рыбу ловишь! На святого Иова-горопшика твоих воровских людишек мои крестьяне поймали. Это што? — кричал дородный, ушастый дворянин, язвительно посматривая на соседа.
— Сам ты вор! — ответил второй, маленький и розовощекий помещик. — Лесок у меня под боком тащишь и хоромишки свои достраиваешь!
— Поклеп! Врешь, пес пучеглазый! — взвизгнул ушастый.
— Сам пес! — выкрикнул розовощекий и дернул соседа за бороду.
— А-а-а! — больно взвыл ушастый и, поднявшись на ног и, выхватил из-за пояса пистоль.
— А ну геть, дьяволы! — зычно выкрикнул вдруг Митрий Капуста, соскочив с лавки и разбойно тряхнув черными кудрями. В мутном свете горящих факелов блеснула сабля и тяжело опустилась на стол между заспорившими дворянами. Дубовый стол развалился надвое.
Рассорившиеся дворяне оторопело заморгали глазами, присмирели. Отовсюду повернулись к Капусте захмелевшие головы. Восхищенно загалдели:
— Крепко вдарил, друже!
— Тебе, Митрий, воеводой быть!
Глава 6
На Красной площади
После сытной трапезы Якушка дозволил ратным людям часика два соснуть в подклете.
Когда княжий челядинец поднялся в терем, Болотников подошел к Афоне. Бобыль скинул лапти, размотал онучи и, блаженно покряхтывая, развалился на куче соломы.
— После трудов праведных и соснуть не грех. Ложись, Иванка.
— Днем попусту валяться не привык. Айда лучше на Красную. Сегодня пятница — день базарный.
Шмоток зевнул, потянулся и повернулся на бок.
— Спать долго — жить с долгом. Поднимайся, Афоня.
Шмоток, услышав поговорку, обернулся к Болотникову, рассмеялся:
— Люблю всякую премудрость. Я тебе по этому поводу другую побасенку скажу…
— Потом, потом, Афоня. Вставай. Может, деда Терентия на торгу встретим.
— Вот то верно, парень. Старика навестить надо. Не преставился ли наш рукоделец? — согласился бобыль и принялся мотать на босые ноги онучи.
На Красной площади, несмотря на недавний пожар, шумно и многолюдно. От самого плавучего москворецкого моста [98] через всю площадь, пересекая Зарядье, Варварку, Ильинку и Никольскую, протянулись торговые ряды. Тысячи лавок, палаток, шалашей и печур.
98
Плавучий москворецкий мост — мост, сделанный из деревянных брусьев, связанных толстыми веревками из липовой коры, концы которых прикреплялись к башням и противоположному берегу. Мост лежал прямо на воде.
Отовсюду слышны бойкие, озорные выкрики.
Продают все — купцы и ремесленники, стрельцы и монахи, крестьяне, приехавшие из деревенек на торги. Взахлеб расхваливают свой товар и назойливо суют его в руки покупателей.
Площадь наводнили квасники, ягодники, молочники, пирожники, сбитенщики [99] … Все с лукошками, корзинками, кадками, мешками. Шустро снуют веселые коробейники. В густой толпе шныряют карманники, подвыпившие гулящие девки, сводни и нищие. К рундукам и лавкам жмутся слепые, калики перехожие, бахари [100] и гусельники.
99
Сбитенщик — продавец сбитня. Сбитень — горячий напиток, приготовленный из воды, меда и пряностей (употреблялся до середины XIX века).
100
Бахарь — сказитель, певец.