Иван-Царевич и С.Волк
Шрифт:
– Мои цветы! – отчаянно всплеснула руками бабулька. – Мои узамбарские фиалки! Из самого Узамбара!.. А что это с вашим другом, молодой человек? Он умер?
– Умер?! – Серый в панике заглянул Иванушке в лицо. – Да нет же... Почему вы так решили?
– Да потому, что с больными и ранеными так не обращаются, а спящий... спящий...
– Что – "спящий"? – впился глазами в лицо старушки Волк. – Что – "спящий"? Что вы хотели сказать? Вы что-то знаете?
– Извините, что я вмешиваюсь, конечно, молодой человек, но ваш друг, случайно,
– Ну, вроде того... Он царевич. А что?
– Тогда все понятно. Он хотел поцеловать принцессу Оливию, не так ли?
Мысль о том, чтобы Иван захотел кого-либо поцеловать, кроме своего коня, Волка изрядно развеселила.
– Нет. Он не хотел ее поцеловать. Точнее, это не он хотел ее поцеловать. Он про нее только вчера вечером первый раз услышал.
– Значит, это вы хотели? – не прекращала расспросы хозяйка.
– Не было печали! – сплюнул Серый.
– Молодой человек, в обществе незнакомых пожилых дам воспитанные молодые люди не должны плеваться, – осуждающе покачала головой старушка.
– Так в чем же дело! Давайте познакомимся! – встрепенулся Волк. – Меня зовут Сергий, прозвание мое Волк, а призвание – бродяга. Но друзья называют меня просто сэр Вульф. А это – царевич Иван Лукоморский, и этим все сказано, – и он сделал что-то среднее между реверансом и книксеном в лучших традициях мюхенвальдского двора.
Старушка то ли неодобрительно поджала губы, то ли попыталась скрыть улыбку.
– Меня зовут мадам Баунти, друзья называют меня тетушкой, а по призванию я – фея.
В мозгу Серого при этом слове тут же звякнул тревожный колокольчик, и разбойник подозрительно покосился на новую знакомую.
– Это какая фея? Одна из тех, поди, еще?
– Одна из каких? – так же подозрительно прищурила левый глаз тетушка Баунти.
– Из тех. Которые эти. Да, поди, еще, та, – пояснил Волк.
– Из тех, которые эти, какие те? – уточнила фея.
– Не те, которые те, а те, которые эти, – любезно разъяснил Сергий.
– Те, которые эти, не могут быть этими, особенно из тех.
– Из тех эти как раз те.
– Как вы могли такое подумать!
– А что? – смутился Волк. – Когда тут такое рассказывают...
– От кого вы вообще услышали эту историю?
– От пострадавшего, конечно. От принца Орландо.
– Орландо?.. Бедняжка... Я надеюсь, ему уже лучше.
– По-моему, ему уже никак.
– То есть как – никак? – снова недопоняла фея.
– То есть никак никак. Последний раз я его видел, когда он пытался добраться до своей принцессы.
– Ну, после этого я его вынесла из заколдованного леса живого, хотя и не совсем здорового – никогда бы не подумала, что он зайдет так далеко. Очень настойчивый молодой человек, этот Орландо.
– Из леса? Как он там оказался? Они же с Иваном залезли на самый верхний балкон самой высокой башни. Что он делал в лесу-то?
– С Иваном? Балкон? Башня? Юноша, что вы говорите – какой Иван, какой
– Бабушка...
– Тетушка, с вашего позволения, молодой человек.
– Да, тетушка. Я помню. Ну, так вот, бабушка. Не далее, как вчера мы нашли его в лесу. В простом. И не далее, как сегодня утром они с Иваном-царевичем с ковра-самолета спустились на балкон спальни принцессы. Вернулся один Иван, который с тех пор не может проснуться. Орланду я больше не видел. И если вы к этому...
– Он был внутри?! – подпрыгнула тетушка Баунти как ужаленная. – Скорее в дом!
Быстрей! Если еще не поздно!!!
Иванушке снилось, что пахло ванилью и корицей. Что лежал он на матрасе из бисквита с прослойкой из вишневого варенья и укрывался огромными блинами, а над головой его, под низким потолком из горчичных сухарей, висела большая груша, которую почему-то нельзя было скушать, а вокруг нее вились изюмрудные козявки. Над ним то и дело склонялась старушка из черного и белого шоколада с апельсиновой начинкой и поила и обрызгивала его чем-то, что по вкусу и запаху напоминало Ивану глубокое детство, осеннюю ярмарку и заморских гостей с их сладкими улыбками, речами и яствами, название каждого из которых – сказка странствий... При этом шоколадная бабушка приговаривала шепотом, делая певучее ударение на каждом загадочном слове: "Кориндер! Фенугрик! Турмерик! Кумин! Блепепер! Репепер! Бейлиз! Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!.." А потом еще раз... и еще... и еще... и еще... И вот уже царевич невольно повторяет за ней: "Целери! Нутмег! Кловес! Онион! Гингери!.."
А вот и без Серого тут не обошлось... Интересно, а он в этом сне из чего сделан? Судя по цвету лица – наверное, из халвы... Он как-то непонятно смотрит на Иванушку и сосредоточенно повторяет за смешной старушкой: Гингери...Кориндер...Фенугрек... Финугрик... Фингурик...
Ну, вот... Всю песню сбил...
– Фенугрик, – нетерпеливо подсказывает ему Иван. – Турмерик.
И тут отрок Сергй окончательно испортил песню.
– ПРОСНУЛСЯ!!! – взревел он как медведь, проглотивший вместе с медом пчелу. – ОН ПРОСНУЛСЯ!!!
– Ну естественно, так орать – мертвый проснется, – недовольно, сонным еще голосом пробурчал царевич, все же стараясь поймать невесомую паутинку ускользающего волшебного сновидения.
Взгляд Серого стал странным:
– Не проснется.
– Это троп такой. Фигура речи, – поспешил пояснить Иван, ругая себя, что забыл о том, что стилистические приемы для отрока Сергия – территория нетоптаная.
– Фигура у нас тут одна, Иван-царевич. И это – ты, – Волк заботливо поправил под спиной царевича подушку, пахнущую малиновым желе. – Садись, давай, да речь сказывай – что у вас там с Орландой в этом замке случилось. Нашли вы эту... как ее... Ну, принцессу, то есть, как ее там...