Иван и Александра

Николаев Игорь Игоревич

* * *

И председатель пригласилВ контору мужиков бывалых.Тех, кто вокруг всё исходил,Всех старожил, из самых старых.Спросил, кто может им помочьНайти людей, сюда доставить.И были многие не прочь,Он восьмерых из них оставил.«Ну что ж, на сборы два денька.Выходим утром послезавтра.Дорога будет нелегка,И нужно хорошо собраться.Большую реку перейдёмИ дальше вверх вдоль так и двинем.Не знаю, сколько дней пройдём.Но, думаю, неделя минет».Кузьма хотел возглавить ход,Но комиссар сказал: «НегожеНадолго оставлять совхоз.Здесь председатель всё ж быть должен».«Ну что ж, тогда пускай Федот.Он самый старый, всё тут знает.Так, послезавтра значит сбор.Вот здесь с утра и назначаем…»

* * *

Разлука долгой быть могла.Ему идти, ей оставаться,Но брать с собой её в лесаИван уж очень опасался.Она ему за эти дниВдруг стала самой дорогою.И он решил идти одинЕй будет лучше здесь, спокойней.Пока у деда поживет,Чего

поможет по хозяйству.Игнат сказал, что у негоСкучать ей, в общем, не удастся.В обиду никому не даст.Пускай живёт, как дочка, в доме,А вот потом придет Иван.Глядишь, и свадебку устроим.Так порешили, хоть онаИ не хотела оставаться.Но всё же настоял ИванЕго в деревне дожидаться.Ночь перед выходом егоВсю провели на сеновале.И, позабыв опять про всё,Друг другу страстно отдавались…

* * *

А утром восемь мужиков,Степан, Иван и АлександраСобрались, и Кузьма ЕршовЕщё раз обсудил все планы.«Вас лодки ждут на берегу.Федота слушаться, всем ясно!А в общем, что я говорю.Всё сами знаете прекрасно.Идите с Богом, будем ждатьЧерез недели две, наверно.И надо ж так людей загнать.Да, проводник был явно скверный.»

* * *

Дошли до леса, через лес.И вот она, река, открылась.В ней отразилась синь небес.Эх, хороша, напилась силы.Из сотен речек, ручейковОна течёт, вбирая воды.Среди полей, среди лесов,В долинах, огибая горы.Прекрасна матушка-река.В ней мощь энергии и жизни.О камни хлещется волнаИ разбивается на брызги.Она водой питает всё:Деревья, травы, человека.И всё растет, и всё цвететИз года в год, от века к веку.И убегая вдаль, маня,Она впадает в море где-то.И возвращается опятьИз тучек дождиком и снегом.Дождю мы радуемся в зной.Пушистому мы рады снегу.И, глядя на реку, поройМы забываем наши беды.Вода смывает с сердца грязь.С души смывает паутину.И вольно дышится опять.Жизнь интересна и красива…

* * *

Четыре лодки на рекеИх ждали, на волнах качаясь.Иван прижал её к себе,И они долго целовались.Как две недели без неё,А может, больше, кто же знает.Она уже вот слёзы льёт.«Да не печалься ты, родная.Не на войну ведь ухожу.И мне теперь медведь не страшен.И не один ведь я иду.Ну что ты плачешь, Алексаша».Вернусь я скоро, и тогдаС тобою свадебку сыграем.Ну всё, не плачь, а мне пора.Всё будет хорошо, родная».«Игнат, ты присмотри за ней,Она совсем ещё девчонка.Но мне она всего милей».«Всё будет хорошо, да что там.Она как дочка для меня.И присмотрю, и будет сыта.Не сомневайся ты, Иван,Её я уж не дам в обиду.Иди спокойно, не тужи.Мы здесь с Лександрой разберёмся.Ты должен что? Людей спасти.А мы вдвоём тебя дождёмся.»Они поплыли, а ИгнатИ Александра всё стояли.Катилась тихая волна,А лодки дальше уплывали.И вот уж точки вдалеке.«Ну что ж, пора идти нам к дому.И вытри слезы ты уже.Негоже плакать по живому.А мы пойдём сейчас домой.Картошечки с тобой отварим.И ты не думай о плохом.Эх, повезло с тобою Ване.Лицом красива, хороша.И остальное всё при месте.И, видно, добрая душа,И скоро будете вы вместе.Ты мне напомнила жену.Её Прасковья величали.Лет восемь без неё живу,А иногда проснусь в печали.И вспомню милое лицо,И сердце жмётся так тоскою.Я как без жизни без неё,И душу всё не успокою.Она такая же была.Молчунья и краса-девица.И вышивала, и пекла,И на все руки мастерица.Не знаю, что во мне нашла.Пришёл из леса, небогатый.Конечно, не пустой карман,Но уж немолодой и наглый.И ни кола, и ни двора.За что, не знаю, полюбила.На пирожки, на чай звалаИ через год всё ж приручила.И я осел, построил дом.Её любил, детей растили.И было в жизни всё ладком.Так двадцать пять годков прожили.»

* * *

– А от чего же умерлаПрасковья ваша, дед Игнатий?– Да всё проклятая войнаИ наши дуралеи, мать их!Ты, дочка, извини меня,Но злость вскипает, нету силы.Солдат-дурило рассказалИ уложил её в могилу.А было так. Была война,Сыны ушли, и долго как-тоОт них ни слуха, ни письма,И тут сосед пришёл, Агапка.Вернулся с деревяшкой он.При взрыве ногу оторвало.Да всё ж живой домой пришёл,А много мужиков пропало.В печали нам поведал он,Когда в больнице он валялся,То список видел над столом.Наш сын умершим там считался.Ну тут Прасковья сразу в плач.Неделю плакала, молчала.Сын этот младший был у нас.Лишь только двадцать отстучало.Вся извелась она совсем,Молчала всё и ела мало.А тут письмо принес Евсей.И нет чтоб мне отдать сначала.И кто нам может написать,Подумал бы башкой своею.И надо ж было ей отдать,Ведь видел, что она болеет.У нас все родственники здесь.Сейчас почти уж не осталось.Она одна была в семье.Бог им не дал, не получалось.Евсей – то письмоносец наш.Он письма в город доставляетС обозом в месяц пару раз.Немой, но дело своё знает.Евсей – он грамотный мужик,А вот с войны немой вернулся.Осколок что-то повредил,Но вот не спился, не согнулся.Он думал, сыново письмо,Хотел порадовать Прасковью.Но

вышло всё наоборот,Он лишь ещё добавил горя.Не сын прислал нам то письмо.Боец писал, служили вместе.Писал, что был жестокий бой,И сын сражался храбро, с честью.Их окружили, но ониРешили всё же прорываться.Хоть силы были неравны,Но мысли не было сдаваться.Последнее, что видел он,Снаряд ударил рядом с сыном.А после только сильный звон,И небо пеленой закрыло.Про сына в госпитале онСпросил. Сказали: «Умер ночью.»Хоть мертвого не видел он,Но врач не будет врать нарочно.Я на покосе был в тот день.Гляжу: Евсей ко мне несётся.Руками машет, мол, скорей.Меня он тянет и трясётся.Я понял, что-то здесь не то.И к дому бросился быстрее.Лежит жена, в руке письмоЛицо-то аж муки белее.Я уложил её в кровать,Она не ела и молчала.Всю паралич её сковал,Через неделю и скончалась.И я тогда затосковал.И жизнь не жизнь была без милой.А тут как чудо Бог послал.Такое только в сказках диво.Явился младший мой сынок.Ну, думаю, с ума схожу я.Но нет, здоровый и живойИ обнимает, и целует.А через месяц старший сын.И тоже целый и здоровый.Подумал: «Боже, ну скажи,За что ты сделал с ней такое?За что ты её наказал?А может, меня наказал ты?За что ты ей жизни не дал?Мы в чем пред тобой виноваты?»Но Бог мне ответа не дал,А может, и дал, как понять тут?Сыночков живых мне отдал.Живи, не горюй, мол, Игнатий.

* * *

– Но как случилось, дед Игнат,Что сыновья домой вернулись?– Всё перепутала война,А им удача улыбнулась.В больнице в списке был не сын,А был его однофамилец.А старший точно ранен был,Его почти похоронили.Но выжил, мимо смерть прошла,Слегка косою зацепила.Жизнь посильнее, знать, была.Врачи сложили, всё зажило.Потом служил опять, а тутРешил он к дому воротиться.Не ожидал, что радость вдругВнезапно в горе обратится.Погоревали вместе, что ж.Жить надо дальше, что поделать.Былого снова не вернёшь,Судьба так, видно, захотела.Хозяйство обновили всё.Но понял я: им скучно дома.И манит что-то их ещё.И я сказал: «Езжайте в город.»Я отпустил, пускай летят.Ну что им здесь, в глухой деревне.А мне тут лучше: благодать!Лес, тишина и воздух свежий.

* * *

Вот так и живу я с тех пор.Один с собакой и курями.Но вот послал подарок Бог,Теперь не скучно будет с вами.Почти полжизни рассказал.Вишь, дочка, как оно бывает.Такая, видно, мне судьба,А ты всё думаешь о Ване.Мы скоро уж дойдём уже,Давай с тобой договоримся.Всё будет хорошо, поверь,Ничто с ним точно не случится.И слёзы лить не думай зря.Ведь две недели – это быстро.И не заметишь, пролетят.Вот тут Иван и воротится.»

* * *

Он успокаивал, а самВдруг вспомнил взгляды комиссара.Федоту что-то говоря,Он всё косился на Ивана.Кузьма сказал, что комиссарГонца отправил в город срочно.И попросил прислать отряд.Отряд бойцов, ну хоть полсотни.И заодно сказал узнать,Что с конным тем конвоем стало,Который ссыльных провожал,А после их в лесу оставил.Он не поверил в их рассказ.Зимой в лесу не выжить долго.Мешок крупы, три топора.Да это просто невозможно.Не выжили б зимой никак,Помог им кто-то, это точно.В лесу бандиты – это факт.И к нам заслали их нарочно.Узнать послали, кто тут есть.Сколь мужиков, как настроенье.Какая власть сегодня здесьИ можно ль захватить деревню.Кузьме сказал он отобратьВ поход лишь тех, кто власти верен.Бандитов встретят, так стрелятьИ не жалеть, как злого зверя.Патронов дал в дорогу имПобольше, чтоб в запасе были.Сказал, чтоб осторожно шли,В засаду чтоб не угодили.Кузьма не верил, что ИванМог оказаться в белой банде.Пускай гадает комиссар.На то сюда он и поставлен.Своими мыслями КузьмаПро то с Игнатом поделился.Да, видно, бравый комиссарЗа власть народную боится.А нам что белый, что рябой.Мы и при тех, при этих жили.Нам главное, чтоб не разбой,И не грабёж, и не насилье.Мы здесь трудом своим живём,Налог сдаём советской власти.А что осталось, продаём.Пока обходят нас напасти.И вряд ли нас сошлют куда.Всех кулаков сюда сослали.Теперь здесь каждый, знать, кулак.И раскулачат нас едва ли.Иван, конечно, не кулак.И контрой никогда он не был.Видать, не добирали план,И кто-то накатал «телегу».«Таких, как он, у нас полно, —Сказал Кузьма тогда Игнату. —Но чтоб сосед писал донос,Рубить за это руки надо.»Вот странный вышел разговор.Кузьма как будто за советы,А защищает кулаков.Никак не разберу я это.Он вспомнил этот разговорИ посмотрел на Александру.«Всё будет, дочка, хорошо,Всё будет хорошо с Иваном.Ну вот уже мы и дошли.Слышь, Шарик лаем нас встречает.Давай, хозяйка, заходи.Сейчас попьём с малинкой чаю…»

* * *

А за рекой, на берегу,Всё тоже шло пока по плану.Чуть перекур, и снова в путь,И впереди Степан с Иваном.А рядом с ними шёл Федот.Он знал в округе все дороги.Он исходил здесь много троп,И все шагали без тревоги.Все шли уверенно за нимИ заблудиться не боялись.Он среди всех старейшим был,Все слушались и понимали.От речки шли недалеко.Шагов так сто, а может, ближе.Здесь лес пореже, и легкоК воде спуститься можно ниже.