Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
В это время в дверях шум начался, ворвался в трапезную дружка жениха и, топнув ногой о порог, закричал весело:
— Топ через порог! Брызги в потолок, все черти на печке забились в уголок! Здравствуйте, князь со княгиней обрученные, все князи, бояре, сваты, дружки и все гости честные!
Не успел Иван приглядеться к вошедшему дружке, как подавать яства к столу начали, а стольники и прочие заговорили навстречу поварам и поварятам, идущим с едой.
— Тащится, несется сахарное яство на золотом блюде перед князя молодого, перед
Сват, что пирог ломал, выхватил у дворецкого блюдо золотое с цельным лебедем зажаренным, изукрашенным и встал перед женихом и невестою, кланяясь и потчуя:
— Резвы ноги с подходом, белы руки с подносом, сердце с покором, голова с поклоном…
Вдруг Марьюшка затерла кулачками глаза и заплакала. Подбежала к ней мамка.
— Плачь, плачь, ясочка, — заговорила она, — поплачешь в девках, в бабах навеселишься…
— Аринушка, — всхлипывая, перебила ее Марьюшка, — притомилась яз… Спать хочу, Аринушка…
— Что ты, бог с тобой, Марьюшка, — всполошилась мамка, — можно ли сие? Потерпи малость, я те на куклу твою любимую новый сарафан сошью…
— Парчовый? — переставая плакать, спросила Марьюшка…
— Парчовый и земчугом весь разошью.
Снова тоскливо стало Ивану, и, поглядев на Юрия, что сидел поодаль и весело ел жареную утку, позавидовал он ему. Данилка опять ему вспомнился и дорога лесная, когда в Переяславль ехали.
Теперь легче ему сидеть — едой, питьем все заняты и на него не глядят со всех сторон. Все же истома какая-то томит его. Смотрит он на князя Бориса и на княгиню его, что одни в золотых венцах сидят, а отец и мать без венцов, как и все прочие. Обидно ему, и вдруг вспоминается бабка, Софья Витовтовна, и смутно, но радостно мысли его складываются, что бабка и без золотого венца была бы тут царицей, может боле, чем сам царь Борис Александрович. Вздохнул он легче, а из уст шепотом сами слова вырвались:
— Милая бабунька, где ты теперь?!
Глава 3. Тверское житье
В день Варвары, декабря четвертого, ударили сразу морозы. Илейка с утра еще обещал княжичам в этот день ледяные горы устроить. Далеко за полдень, когда все уж проснулись от послеобеденного сна, в покой княгини Марьи Ярославны зашли Илейка и Васюк.
— Вишь, как прихватило, — указывал Илейка на слюдяные окна, — снежную гору и полить не поспешь, как вода на ей смерзнет. Враз садись на санки и кати! С ночи еще кругом в бору-то с громом великим, бают, во какие сосны до корня лопались…
Княжичи, сидя у матери в ее жарко натопленных покоях, где был маленький Андрейка и Дуняхин Никишка, едят сладкие маковники с миндальным молоком по случаю рождественского поста. Илейка же и Васюк стоят у дверей и, поглядывая на Василия Васильевича, который сидит тут же на пристенной скамье, ждут, отпустит он или не отпустит Ивана.
Великий князь молчит, но княгиня беспокоится, мороза боится.
— Куды
— Зато, государыня, Варвара-то от ночи украла, ко дню притачала, — торопится что-то доказать Илейка, но его перебивает Иван.
— Матунька, — упрашивает он, — мы тулупчики наденем, а малахаями уши прикроем…
— А нос? — смеясь, спросил Василий Васильевич.
— А носы-то мы, тата, снегом оттирать будем, — весело ответил Иван, — мы ненадолго…
— А ты, государыня, не опасайся, — степенно заявляет Васюк, — ветру-то днесь ни на столько нетути, а без ветру мороз и дите не одолеет, право слово…
Марья Ярославна колеблется, Иван с нее глаз не спускает, а в мыслях весь уж на дворе, где давно и Данилка и Дарьюшка с лопатами ждут.
— Да вить и Марьюшку отпускают, — не выдерживает он, — мамка Арина ее на двор поведет…
Дверь распахивается, и в покои, опережая мамку Арину, радостно вбегает Марьюшка в собольей шубке и в теплом платочке поверх собольей же шапочки.
— Ну вот и сношенька милая, — улыбаясь, ласково встречает девочку Марья Ярославна, — легка ты на помине, доченька.
Но вместе с мамкой вошел и дворецкий князя Бориса и, поклонясь Василию Васильевичу и Марье Ярославне, сказал:
— Будьте здравы, государь и государыня!
Князь Василий встрепенулся и, заволновавшись, глухо спросил:
— Али вести какие есть?
— Есть, государь. Кличет наш князь тобя, государь, на думу к собе в опочивальню…
— Какие вести-то?
— О князе Василье Ярославиче добрые вести. Из Ржевы прискакали два конника, от наместника посланы…
— Слава те, господи! — радостно перекрестилась Марья Ярославна. — Храни, господь, брата моего…
Марьюшка подбежала к Ивану и, схватив его за руку, быстро заговорила:
— У меня есть саночки. Гости наши мне привезли, а полозья у них железные! Будем с тобой кататься вместе…
— А, поди, тяжелые они? — спросил о любопытством Иван.
— Что ты, — засмеялась Марьюшка, — легонькие, как перышко…
— Иване, — окликнул сына Василий Васильевич, — проводи меня к брату моему…
Лицо Ивана омрачилось.
— Пусти его, Васенька, — вступилась Марья Ярославна, — пущай порезвится малость, отрок еще млад.
Василий Васильевич ответил не сразу. Хотелось ему помощником сына скорей сделать себе, но и жаль было детских забав лишать.
— Пущай то ведает, — все же сказал он строго, — что государи не токмо весело, но и трудно живут.
Но, почувствовав в наступившем молчании печаль и недовольство, прибавил мягко:
— Идем, Иване. Вборзе отпущу тобя и будешь в игры играти.
— Я те, княжич, другую горку изделаю, — быстро вставил Васюк, — а поливать сам будешь…
Василий Васильевич рассмеялся и весело молвил: