Иван III
Шрифт:
Через два месяца Иван арестовал еще двух представителей московской знати — князя Василия Ромодановского и Андрея Коробова Тверитина (32, 291). Вероятно, эти двое имели какое-то отношение к делу Патрикеевых.
Опала на Патрикеевых, несомненно, была прямо связана с вопросом о престолонаследии. Заглядывая вперед, легко было предвидеть жестокую борьбу, которую предстояло выдержать 14-летнему Дмитрию в случае кончины деда. Иван загодя подготовил для внука опору — могучий клан князей Патрикеевых во главе с многоопытным Иваном Юрьевичем Патрикеевым, фактическим руководителем московского правительства в 90-е годы.
Построив всю эту конструкцию, Державный, вопреки
Разгром клана Патрикеевых в январе 1499 года означал ликвидацию того правительства, которое должно было обеспечить воцарение Дмитрия. (Вероятно, старый князь Патрикеев был искренне предан семейству Ивана Молодого и отказался перейти на сторону Василия.) Дальнейшие шаги государя стали естественным продолжением этого мучительного решения. В четверг 21 марта 1499 года (за десять дней до Пасхи) Иван III «пожаловал… сына своего князя Василь Ивановичя, нарекл его государем великим князем, дал ему Великыи Новъгород и Пьсков в великое княженье» (38, 172). В итоге на Руси появились сразу три великих князя: отец, сын и внук. Такого ко многому привыкшая страна еще не видала…
(Столь неожиданное решение всполошило псковичей, увидевших в нем умаление своего статуса «вотчины» самого великого князя Ивана. Они отправили в Москву делегацию с просьбой отменить распоряжение. Результат этого посольства псковский летописец изображает в сумеречных тонах: «…И великий князь Иван Васильевич на наших посадников и бояр опалился (разгневался. — Н. Б.): чи не волен яз в своем внуке и в своих детех; ино кому хочю, тому дам княженство; да дал княженство сыну своему Василью Новгород и Псков…» (40, 83). Для острастки Иван приказал бросить двух псковских бояр в темницу, а прочих отправить назад без обычного поклона всему Пскову. Лишь год спустя псковичам удалось упросить Ивана сменить гнев на милость.)
Впрочем, Иван III, кажется, все еще колебался в своем роковом выборе. 2 апреля 1499 года он отправил своих послов к датскому королю Гансу с одной целью — «велел просити дочь его за внука своего Димитрия» (50, 92). Сватовство закончилось ничем. Однако само это предприятие означало, что у Дмитрия весной 1499 года еще оставались политические перспективы.
В четверг 13 февраля 1500 года в Москве сыграли пышную свадьбу. Иван III выдал свою 14-летнюю дочь Феодосию замуж за князя Василия Даниловича Холмского — сына знаменитого полководца и предводителя тверского «землячества» в Москве. Тем самым была протянута еще одна связующая нить между детьми Софьи Палеолог и верхушкой московской знати. (Этот брак, имевший явно политическую подоплеку, закончился трагически. Ровно через год (19 февраля 1501 года) Феодосия умерла.
Летом 1500 года, когда Василий Иванович принимал участие в сражении с литовцами в районе Дорогобужа, «на Свинском поле», произошел загадочный эпизод, о котором довольно сбивчиво сообщает один поздний летописец. Суть дела одни историки понимают так, что Василий изменил отцу и перешел на сторону Литвы, но затем вернулся, получив от Ивана обещание стать наследником престола. Другие полагают, что речь идет всего лишь о мелком боевом эпизоде: полк Василия был обращен в бегство литовским войском, и княжич укрылся от неприятеля в Вязьме (81, 186). Если принять первую версию, то это означает, что призрак новой династической смуты стоял тогда у самых ворот московского Кремля.
Развязка затянувшейся семейной драмы наступила лишь через два года. «Тое же весны (1502 года) князь велики апреля 11 в понедельник положил опалу на внука своего великого князя Дмитрея и на его матерь на великую княиню Елену, и от того дни не велел их поминати в ектеньях и литиах, ни нарицати великым князем, и посади их за приставы» (38, 175). Причина и даже повод для расправы остаются неизвестными. Некоторые летописи глухо сообщают, что мать и сын были арестованы «за некое их прегрешение» (32, 295). Через три дня Державный «пожаловал сына своего Василия, благословил и посадил на великое княженье Володимерьское и Московское и всеа Руси самодеръжцем, по благословению Симона, митрополита всеа Руси» (38, 175).
Царственным узникам были определены самые жестокие (по существу — убийственные) условия содержания. Устюжская летопись сообщает: «Того же лета (дата ошибочная. — Н. Б.) князь великий Иван Васильевич посадил сына своего Василья Ивановича на великое княжение, а внука своего князя Дмитрея Ивановича посадил в камень (каменную темницу. — Н. Б.) и железа (цепи. — Н. Б.) на него положил» (37, 51). Вероятно, столь же тяжким было и заточение Елены Волошанки.
(Кажется, после ареста внука и снохи Ивану стало невмоготу жить в Кремле, поблизости от их темницы. В четверг 9 июня 1502 года он со всей семьей уехал в свою загородную резиденцию в Воронцово и пробыл там «до чюдотворцовы памяти Петровы», то есть до 21 декабря (32, 295).)
Ровно через год после этих событий, 7 апреля 1503 года, умерла Софья Палеолог. Летописи не сообщают каких-либо подробностей ее кончины, за исключением того, что тело великой княгини было погребено в соборе кремлевского Вознесенского монастыря (38, 175). Ее похоронили рядом с могилой первой жены Ивана III — тверской княгини Марии Борисовны (125, 102).
Под сентябрьским 7011 годом (1 сентября 1502 — 31 августа 1503 года) летописи сообщают и об ухудшении здоровья самого князя Ивана: «Того же лета, месяца июля в 28… князь великий Иван Василиевич всеа Русии начят изнемогати…» Далее летописец назидательно добавляет: «Его же бо Господь любит, наказует» (20, 257).
Недомогание не помешало Ивану III в августе-сентябре 1503 года провести знаменитый церковный собор, на котором великий князь при поддержке некоторой части духовенства (так называемых «нестяжателей») поставил вопрос о секуляризации церковных земель. Новгородский опыт наглядно показал Ивану, что, завладев монастырскими и владычными землями, он может разместить на них сотни и тысячи своих верных слуг дворян. Это способствовало бы укреплению армии и государства. Однако иерархи на соборе дружно воспротивились намерениям государя, и он вынужден был отступить.