Иван III
Шрифт:
Присланный из Москвы владыка должен был сыграть в Новгороде довольно двусмысленную роль: Иван III втайне готовил новую волну репрессий против новгородской знати. Внешне ничто не предвещало беды. В 1483 году послушные воле государя новгородские бояре ездили в Ругодив (Нарву) на переговоры с немцами и заключили с ними мир на двадцать лет (20, 215). Казалось, дело идет к миру и порядку в покоренном крае. Однако уже зимой 1483/84 года грянули расправы. Официальная московская летопись лаконично сообщает: «Тое же зимы поймал князь великы болших бояр новогородскых и боярынь, и казны их и села все велел отписати на себя, а им подавал поместья на Москве под городом, а иных бояр, которые коромолу дръжали от него, тех велел заточити в тюрмы по городом» (31, 330).
Летописец сообщает драматические подробности этой волны репрессий: «Тое же зимы прииде великому князю обговор на новугородцы от самих же
Вновь плач и стенания огласили улицы многострадального города. Вновь по мертвым зимним равнинам потянулся скорбный караван осужденных. Можно представить, как тяжело было им бросать свои обжитые усадьбы, оставлять Бог весть кому с умом и любовью обустроенные вотчины. Что ждало их впереди? Скудная жизнь среди враждебного им московского народа… Тюремные крысы и решетки на окнах… И долгожданный вечный покой в чужой земле среди чужих могил.
Летописи не сообщают о том, какую роль в драматических событиях зимы 1483/84 года сыграл присланный в Новгород из Москвы архиепископ Сергий. Однако странная история с его отставкой заставляет думать, что он был активным участником борьбы, напряжение которой превысило его меру. В 1484 году «…месяца июня 26 (по другим летописям, это произошло 27 июня. — Н. Б.) архиепископ новогородскыи Сергеи остави архиепископью и прииде ко Троице в Сергеев манастырь во свое пострижение, поне же бе почал непомогатися» (31, 330).
Согласно этому официальному сообщению причиной отставки Сергия стало «резкое ухудшение состояния здоровья». Однако, вернувшись в свой родной монастырь, Сергий прожил там на покое до 1504 года. Таким образом, пошатнувшегося здоровья ему хватило еще на двадцать лет. И тем не менее здесь нет противоречия: болезнь владыки имела своеобразный характер…
Некоторые подробности злоключений первого новгородского владыки московского происхождения сообщает другой летописец:
«Того же году остави владыка Семион (Сергий. — Н. Б.) в Новегороде архиепискупью, — болен бе, занеже не хотяху новугородцы покоритися ему, что не по их он мысли ходить: не смеяше бо, понеже князь великый посла боярина своего с ним, и казначеа, и диака; они же отнята у него ум волшебьством, глаголаша: Иоанъ чюдотворец, что на бесе ездил, тот створи ему» (27, 351).
(Новгородский архиепископ Иоанн (умер 7 сентября 1186 года) — любимый герой новгородского фольклора. Рассказывали, что однажды ему удалось оседлать беса, который, приняв образ черного коня, отнес владыку в храм Воскресения Христова в Иерусалиме. При этом владыке состоялось знаменитое нашествие суздальцев на Новгород, которое было отражено благодаря чуду от иконы Божией Матери Знамение. С тех пор владыка стал почитаться как небесный защитник Новгорода от нападения со стороны «Низовской земли». Мощи святителя Иоанна были обретены в 1439 году при архиепископе Евфимии II (1434–1458). Понятно, что именно его новгородцы избрали в качестве «мстителя» спесивому москвичу.)
Московские летописцы по понятным причинам не углублялись в неприятную историю с отставкой архиепископа Сергия. «Новгородские же и псковские летописцы рассказывают, будто бы Сергий стал притеснять игуменов и священников, ввел новые пошлины, будто бы, заехав на дороге в Сковородский Михайловский монастырь, от гордости, потому что приехал из Москвы к гражданам плененным, не захотел вскрыть гроб похороненного тут новгородского владыки Моисея и будто бы с этих пор нашло на него изумление: иногда видали, как он сидел на Евфимьевской паперти в одной ряске без мантии, а иногда видали его в
Разоряя новгородцев, князь Иван не желал разорить Новгород. В его голове уже зрели планы широкого наступления в Прибалтике, которое должно было расчистить пути для приморской и заморской торговли русских купцов. Точкой опоры в этих замыслах, отчасти предвосхищавших мечты Петра Великого, должен был стать все тот же Новгород. Прежде всего следовало укрепить его военный потенциал. Этим великий князь занялся уже летом 1484 года. «Того же лета повелением великого князя Ивана Васильевича начаша здати (созидать. — Н. Б.) в Великом Новегороде град камен детинец по старой основе, на Софеискои стороне» (38, 163). Прежние укрепления Новгорода, возведенные еще во времена Ивана Калиты и знаменитого новгородского владыки Василия Калики (1331–1352), давно обветшали и к тому же были, вероятно, сильно повреждены московской артиллерией во время осады города зимой 1477/78 и зимой 1479/80 года. Новые стены представляли собой грозную цитадель. О завершении этого строительства летопись сообщает под 7000 годом: «Тое же осени (осень 1491 года. — Н. Б.) в Новегороде в Великом съвръшиша град камен детинец и мосты нарядиша» (31, 333). В 1502 году городские укрепления были дополнены деревянной стеной вокруг всего города.
В воскресенье 12 декабря 1484 года на новгородскую кафедру в Москве был поставлен новый владыка — архимандрит Чудова монастыря в московском Кремле Геннадий Гонзов. Это был опытный в дворцовых интригах, честолюбивый и властный иерарх. Подобно многим выдающимся деятелям того времени, он был жесток и не чужд корыстолюбия. Убежденный сторонник московского дела, новый владыка оказался и яростным защитником православия. С его приходом острая социально-политическая борьба в Новгороде приобрела и религиозный аспект: новый владыка начал непримиримую борьбу против еретиков, которые давно уже развернули здесь свою пропаганду. Геннадий занимал новгородскую кафедру до своей вынужденной отставки в июне 1504 года.
Следующий удар по Новгороду был нанесен в 6995 году (1 сентября 1486 — 31 августа 1487 года). «Того же лета князь великий перевел из Великаго Новагорода в Володимерь лучших гостей (купцов. — Н. Б.) новогородских пят-десят семей» (20, 219). Подробности этой акции не сообщаются.
Зимой 1487/88 года действия архиепископа Геннадия против еретиков совпали с новыми гонениями на недовольных московской администрацией в Новгороде. Еретиков схватили и увезли под стражей в Москву, где били кнутом на Торговой площади, а потом отправили обратно в Новгород. Тяжелее пришлось остальным пострадавшим. «Тое же зимы посла князь великий, и привели из Новагорода боле седми тысящ житих людей на Москву, занеже хотели убити Якова Захарича, наместника новгородцкого; и иных думцев (соучастников. — Н. Б.) много Яков пересече и перевешал» (30, 237). Цифры понесших наказание поражают воображение. Если учесть, что все население Новгорода составляло в ту пору 30–40 тысяч человек, можно только удивляться, что в городе после таких массовых «выводов» все еще оставалось какое-то население. Вместе с тем становится ясным, что речь идет вовсе не о заговоре (ибо трудно представить себе заговор, в котором участвуют 7 тысяч человек), а о своего рода «переселенческой политике», преследовавшей определенные социально-политические и экономические цели. Кроме того, под «новгородцами» московский летописец, возможно, подразумевал не только собственно новгородцев, но и жителей других городов Новгородской земли.
Новая волна переселений поднялась зимой 1489/90 года. (Возможно, правда, что летопиеь под 1489/90 годом дает в ином виде сообщение о репрессиях зимы 1487/88 года (81, 78).) Иван III распорядился вновь вывести из Новгорода неназванное количество зажиточных горожан («житьих людей») «обговору деля (из-за наговора. — Н. Б.), что наместники и волостели их продавали и кои на них продаж взыщут, ини боронятця (оправдываются. — Н. Б.) тем, что, рекши, их думали убити. А князь великий москвич и иных городов людей посылает в Новгород на житие, а их (новгородцев. — Н. Б.) выводит по инным городом, а многих пересечи велел на Москве, что думали Юрья Захарьича убити» (30, 237).