Иван Калита
Шрифт:
Старик поглядел на всадника.
– Неуж князь? – удивился старик.
– Я, – подтвердил отец и спросил, – а откуды мня знашь?
– Откуды, – усмехнулся старец, – да оттуды. Лет семь назад ты тута бывал.
Князь прикинул.
– Да, – подтвердил он, – но где ж деревня?
Вместо ответа старец буркнул:
– Слезай, бяри сына, пошли, – и рукой показал на дверь.
Князь соскочил с коня. Вслед за ним спрыгнул и Иван.
Изба из-за своей древности осела так, что при входе в нее князю пришлось наклонить голову. Войдя внутрь, князь окинул взором помещение. У входа деревянная печь,
– Сидайте! – хозяин кивнул на сидельца, а сам вышел в сени.
Вернулся он с крынкой молока и полбуханкой хлеба. Потом сходил за деревянными кружками.
– Чем богат, князь, не обисуть! – и стал разливать молоко.
– Садись! – отец кивнул сыну.
Взяв хлеб, понюхал. Он был свеж и аппетитно пах. Князь даже втянул ноздрями его запах.
– Хорош! – проговорил он и стал ломать буханку на куски.
Князь не думал, что охота так затянется. Он хотел «объездить» молодого княжича и побыстрее вернуться в хоромы, поэтому поехали налегке, не взяв продуктов. Несколько утолив голод, князь опять повторил вопрос:
– Где же люди?
– Люди? – старик поцарапал свою седую голову. – Скажи, князь, как им тут было жить: то ты с дружиной, то тверичи, то татары. Если ба это один раз. А то – он разачарованно махнул рукой и продолжил: – а все грабют. Сколь можноть терпеть-то? Подумай, князь, еслив ты и дальше будешь так жить, да он еще, – дед показал на Ивана, – также будеть разбойничать, чего ждать? Дитев-то кормить надоть. Смотри, как твой уплетает, за ушами трещит. Так вот, с кем останешься?
– А куды они уходют? – спросил князь, глядя на старика.
– Дык куды? Слава богу! Землица еще ести. К полякам бегут. У них, говорят, получши-то будить. На Дон….
– Куды, куды? – князь оторвался от еды.
– На Дон, говорю. Там, сказывают, воли-то поболе. Да и землица побогаче. Да твоих кровопивцев бояр нетуть. Власть-то одна должна быть.
– Однако ты смел, дед, – недовольно произнес князь.
– А чево мне, князь, бояться? Я свое отжил. Смерти не боюсь. Хошь щас руби, хоть завтра поутру.
– Ладно, дед, – примирительно произнес отец, – на Дону-то твоем татары.
– Дык где их нетуть? Но как-тоть справляются. Лес прикрывает. Да и храбрый народ там сбирается. Трус не пойдеть. Кишка слаба. Трус есть трус… а жисть, – добавил дед, – там, говорят, хорошая.
Этот разговор со старцем Иван никогда не забывал. «Неужели Юрий решил пожертвовать… своей жизнью ради того, чтобы Русь наконец-то обрела одного хозяина. А ведь верно говорил дед, что один хозяин должон быть». Его мысль вновь вернулась к тверским событиям: «Иль не мила была жинка его сердцу? Горда уж больно. Как же, ханских кровей. Нет, правду люди говорят, чужая душа темна».
– Князь! – кто-то тронул Ивана Даниловича за локоть.
Он оглянулся и увидел Кочеву. Боярин глазами показал, что пора накрывать покойника крышкой. Иван Данилович подошел ближе, поцеловал того в лоб и встал в стороне. Застучали молотки.
– Спи спокойно, брат, – прошептал он, – ты будешь отмщен.
ГЛАВА 4
Перед отъездом в Орду Дмитрий Михайлович
Появление князя и удивило и опечалило боярина, но куда деваться? Суму с деньгой князь получил, и они стали прощаться. Но прежде чем отправиться в путь, князь попросил у не очень гостеприимного хозяина глоток водицы на дорогу.
– Аль квасу? – спросил тот, желая на прощание оставить о себе доброе воспоминание.
Князь кивнул.
– Анастасия, дочка, – крикнул боярин, – принеси квасу дорогому гостю.
Вскоре скрипнула дверь и на пороге появилась дева. Она поднесла князю квасу. Глянул он на зардевшееся личико Анастасии, и его поразили ее неподдельная стыдливость и глаза, которые сверкнули такой страстью, что сердце князя дрогнуло. Он долго, старательно пил, наслаждаясь ее присутствием. Наконец осушил графин и поставил кружку на поднос. Девушка склонила голову, повернулась и неслышно пошла к двери. Украдкой глянув на ее стройную фигуру, он совсем осоловел. Когда закрылась за ней дверь, Александр повернулся к боярину:
– Боярин, цветок у тя расцвел, так что жди сватов!
Вернувшись домой, Александр не находил себе места. Анастасия так и стояла перед его глазами. Ему часто казалось, что кто-то, узнав о ее красоте, шлет уже сватов. И ругал Дмитрия, который так долго гостил в Орде.
И грянула внезапно страшная весть – брата больше нет! Ее сообщил Александру ханский посланец, который передал веление Узбека явиться к нему в Орду. Посланец был добрым человеком. Увидев, как побелел Александр, успокоил его, сказав:
– Великий хан сам хочет утвердить тебя на княжество.
Эти события заставили князя забыть о кашинской деве.
Узбек был мудр и дальновиден. Его дружба с московским князем не затмила ему глаза, и решил он привлечь на свою сторону Тверское княжество, не только утвердив за ним Александра, но и дав ему чин Великого.
Охваченный радостным чувством, что остался жив, да еще получил сан великого, Александр стал бредить юной девой. Он хотел немедля отправить сватов. И только епископ, узнав об этом, напомнил ему о гибели брата и тех сроках, которые надо было выдержать, чтобы засылать сватов.
Как только подошло время, тотчас начали снаряжать сватов. Но тут на пути его счастья встали бояре. По их мнению, жену князю надо выбирать не по сердцу, а по разуму. Почему бы ему не сосватать одну из дочерей Гедимина? Князь же проявил характер. Спор стал разгораться до опасных размеров. Князя спас епископ, который встал на его сторону. Ссориться с ним никто не хотел, и бояре отступили. Сваты были посланы.
Кто откажет Великому князю, тем более, если он просит руки дочери боярина? Да и сам князь – высокий, стройный, с мужественным и открытым лицом – пришелся девице по душе. Свадьба была пышной. Даже сам хан прислал подарки. Счастливы были молодые. Да только что-то вскоре стал грустить муж. От жены не ускользнуло его настроение.