Иван Калита
Шрифт:
– К нам пребывает тверское посольство.
Сказав, опять поочередно посмотрел на приглашенных. Осип заерзал на месте. Князь усмехнулся.
– Что, гостям не рад? – и добавил: – Я и сам не рад. Но… – и пожал плечами.
Помолчав некоторое время, снова заговорил:
– Ты, – он показал пальцем на Василия, – едешь встречать гостей. Привезешь их завтра к ночи. Въезжать будешь через западные ворота. Ты, – князь поглядел на Никиту, – уведоми баскака, что завтра выезжаем на соколиную охоту. Скажи ему, что я подарю ему лучшего сокола.
Плещей улыбнулся:
– Он любит
Улыбнулся и князь:
– Кто не любит! Возьмешь шатры, – голос князя посуровел.
– Надолго едем-то? – спросил Плещей.
– Пока гости не уедут, – ответил князь. – А ты, Осип, сделай так, чтобы они из стен не выходили.
Всем было ясно, что князь не хочет, чтобы баскак знал о прибытии тверичан. Только они не понимали одного: баскак без князя не поедет. А как же гости? Ивана Даниловича трудно провести. Он понял, что их мучит.
– Осип, – сказал князь, – сходишь к митрополиту и возьмешь у его дворского траву, которой преподобный освобождает желудок.
Все поняли намерения князя и заулыбались. Но взгляд князя был строг.
– Василий, ты споймал… стародубского сыночка? – неожиданно спросил князь.
– Нет, – ответил тот, опустив голову, – ищем, но он как в воду канул.
– Ищи. Мы на нем покажем другим не замышлять подобные поступки.
На другой день, спозаранок, из кремля выехал небольшой отряд. Редкие путники, встречая его, отмечали про себя: «Князь едет на охоту». Об этом они догадывались по сокольничим, которые держали на руках хищных птиц. Князь ехал рядом с баскаком. Тот был рад такой неожиданной поездке. Засиделся в хоромах, душа просила простора. Баскак рассказывал князю, как он в детстве в далеких монгольских степях охотился с отцом. Князь слушал, но весь его вид говорил, что он о чем-то сосредоточенно думал.
И вдруг князь сморщился, схватился за живот. Потом, стегнув коня, ускакал в ближайший лес. Когда вернулся, его лицо было болезненно искривлено. Немного проехав, он опять помчался в лес. На этот раз, вернувшись, сказал, что он их догонит, надо подлечиться дома, и, подмигнув Плещею, повернул коня. Баскак несдержанно рассмеялся и что-то бросил вслед князю. Иван Данилович обернулся и шутливо погрозил плетью.
А в княжеских хоромах готовились к встрече нежданных гостей. Обоз прибыл в Кремль около полуночи. Посланцев пришлось вытаскивать из кибиток, настолько они были пьяны. Пока растаскивали их по одринам, князь все это время смеялся.
– Скажи, Василий, – спросил он, – как тебе удалось так их напоить?
Улыбнулся и боярин. Хитро сощурив глаза, ответил:
– Да попался Потап Сурожанин, а он же тожить частый гость в Твери. Купчина-то знатный. Он к себе-то их и зазвал. Те было заупрямились, мол, срочно к князю надоть. Да я пособил. К нему и свернули. От него я-то их в Заяузье завез к гончарам да кожевникам. Те окружили дорогих гостей… – он глянул на Ивана Даниловича.
Тот зевнул. Ему стало понятно.
– А как ты, князь, вернулся?
Иван Данилович вспомнил возвращение. Рассказывать не стал, только ответил:
– У Плещея спросишь! – и хохотнул. – Почивать пошли, завтра тяжел день будет.
Не успели гости проснуться, как их тут
– Хорошо! – ответил князь. – Будем! А пока, дорогие гости, попотчивайтесь с дальней дороги.
И отроки тотчас налили тверичанам в кубки заморские вина. Гости переглянулись. Их лица выражали удовлетворение. Еще бы! Согласие получено! Вот только как быть с подарками? Хотелось как-то прилюдно их вручить. Александр Романович, грузный, представительный мужчина, попытался прояснить это дело. Но его перебил князь:
– Этим пусть займется Миняй!
Бояре много слышали о нем, главном княжеском казначее, и перечить не стали. Иван Данилович поднял кубок:
– Выпьем-ка за вашего князя!
И пошло, и поехало. После третьего кубка, когда в душе появилось горячее желание высказаться, поднялся Александр Романович. Пухлыми пальцами он отбросил назад волосы и заговорил грудным басом:
– Князь! Дозволь слово молвить.
Князь испытующе посмотрел на него. Но кроме довольства на его лице ничего не заметил и кивнул головой.
– Великий князь! – боярин льстил хозяину, назвав его так. При этих словах он даже подобрался. – Я понимаю, почему ты так охотно откликнулся на приглашение. Вот проехал я по твоему городу и увидел, как много тут строится, растут твои слободы. Тебе нужен мир, – он поднял кубок. – Да будет мир между нами. Твое здоровье, князь! – и, пошатываясь, пошел целоваться с князем.
Гостей опять угостили так, что они не заметили, как исчез князь. Главным их переговорщиком стал Кочева.
А Иван Данилович мчался к баскаку. Ему очень не хотелось, чтобы тот его в чем-то заподозрил. Увлеченный охотой, Ахмыл встретил появление князя с радостным возбуждением. Переполненный гордостью, он схватил князя за руку и со словами: «Ти смотреть моя добыч!» потащил его к шатру, где складывались охотничьи трофеи.
– Мой добыч! – показал он на кучу сваленных лис, зайцев, куропаток.
С его широкого татарского лица не сходила улыбка. Соболья шуба, подарок князя, была распахнута, открывая русскую луду, златом вытканную. Тоже – княжий подарок. Он был чуть ниже среднего роста, но крепкий, кряжистый мужик.
– Молодец! – князь потрепал его по плечу.
По блестящим глазам можно было видеть, что похвала оказалась весьма приятна баскаку.
Князь посмотрел на Плещея:
– И нам пора?
Тот кивнул. Оседланные лошади уже ожидали их. А в сторонке толклись сокольничие, ожидая команды. Конюх подвел князю коня, гнедого жеребца. В скупых зимних лучах его шерсть горела серебром. Он так и норовил вырвать узду, но твердая рука князя осаживала разыгравшегося жеребца. Вставив ногу в стремя, он легко вскочил в седло. У татарина конь «родной», меньше княжеского, но мало в чем уступает тому.