Иван Мошкин, атаман Каторжной.
Шрифт:
На ночь его опять связали. Иван лежал недалеко от погашенного костра, но там были ещё горячие угли… Надо было дождаться, пока враги заснут. Юноша уже представлял, как он подползёт к кострищу, и пережжёт верёвки. А там, ночью, скроется во тьме. Собак у татар нет, а сами степняки его не в жисть не найдут.
Но один сидел на пригорке, не смыкая глаз. Наверное, часа через два или три, его сменил другой, отхлёбывая что -то из своей фляги. Мошкин ничего не понимал по-татарски, и сейчас сожалел об этом. Но службу степняк нёс хорошо, и в изнеможении пленник заснул.
Следующий день ни чем
– Приехали, это Азак, русский, – сказал Ахмат пленнику.
Они подъехали к невысокому валу, в воротах которого стояли караулом воины в странных головных уборах со шлыком, кафтанах, широченных штанах, и коротких сапогах. У них были отличные пищали, сабли, топорики и палицы из оружия. Скорее, это были турки. Видно, старший из них подошёл к Ахмату.
Они долго говорили между собой, всё препирались. Иван пока осматривался вокруг. По – русски это был не Город, а Посад, с множеством домов и домиков за глинобитными заборами. Чуть вдали виднелась и гавань, где стояли громадные турецкие корабли, целых три. Судна большие, небывалые, о тех мачтах каждое, и по тридцать или тридцать пять весел у каждого борта.
Азов
Большая крепость, одиннадцать башен, всё каменное. Правда, построено всё из известняка, местами камень позеленел, и не был чистым и нарядным. Конечно, крепость выглядела похлипче тульской, а других он пока и не видел.
Изб в городе тоже не было, люди жили в каменных домах, да за заборами, сложенным из старых камней из разобранных построек и использованных вновь. Видны были деревья, всё усыпано ещё несозревшими плодами. Вокруг них ходили местные, женщины с закрытыми до глаз лицами, и конечно, рядом с мужчинами. Те все осанистые, бородатые, в чудных кафтанах, у многих за поясом были кинжалы. Но так место открытое, безлесное, видно зимой с её ветрами здесь будет совсем нехорошо, холодно.
Рядом с ними шли ещё две цепочки невольников, одни с цепями на шеях. так что общая цепь объединяла каждого из этих несчастных. Одежда у них была совсем грязной от земли и пота.
Иван всё это осматривал, пока его и десятерых пленников вели к глинобитным сараям. Как видно. здесь был целый невольничий городок, где лишённые свободы люди в тоске и печали ожидали своей участи.
Среди ахматовых невольников был ещё один казак, а остальные, судя по говору, были русины, с Червоной, не Белой, Великой Руси. Двое из них о чём-то ожесточённо спорили, а Мошкин не расслышал. Стражник с палкой, их стороживший, что- то зацокал и огрел своим оружием и одного и другого. Все сразу притихли.
У их узилища стояла стража, двое турок с чудными ружьями, ствол расширялся у конца, юноша узнал потом, что это оружие называется мушкетон, стреляет картечью, а не пулей, и с саблями. Сабли были хороши, Иван даже позавидовал. Их охранник поговорил с воинами, те открыли помещение, и стали снимать веревки с пленников, а взамен заковывать в кандалы. Что в них хорошего, так руками можно что-
– Ну всё, пропали мы, – говорил один из русинов, – теперь точно на катергу попадём. Оттуда не сбежишь.
– Не журись, Микула, Бог нас не оставит. Глядишь, казацкая чайка и нам свободу даст, а нехристей этих в Ад отправит.
– Дай то бог, Осип. Дай то бог. А вы кто будете, православные? – спросил Микула, – совсем ведь молодой хлопчик! – удивился русин.
– Иван я, отца Семёном зовут, – назвался Мошкин, – возчики мы, из Тулы. По глупости попался, на рыбалке. Карасей ловил, да самого поймали.
Все дружно засмеялись, хоть всем было и не до смеха. Казак подошёл к Ивану, одобрительно хлопнул по плечу, и сам произнёс:
– Да здесь всех так отловили. Кого с обозом взяли, кто на охоте или рыбалке попался. Меня Григорием Киреевым сыном Ильиным зовут, с Дона я.
– Все здесь очутились, ну…– говорил Микула и презабавно развёл руки, зазвенев цепью, – попались как рыбы в сети.
Тут дверь отворилась, и турок поднял свой мушкетон, и навёл на пленников, затем рукой поманил к себе. Все пошли к выходу, не зная, что и думать. Но всё было куда проще- стражник отвел кандальников в отхожее место, а затем опять запер в узилище.
***
Утро началось для пленников рано, их подняли ещё до рассвета, вывели наружу. Перед ними стоял Ахмат, уже знакомый для Ивана. Он здесь распоряжался, ему почтительно кланялись стражники. Женщины с закрытыми лицами принесли пленникам хлеб, вяленую рыбу и воду. Была и вода, что бы ополоснуть руки перед трапезой. Ели не торопясь, татарин их не подгонял.
Рядом, из другого узилища, выводили женщин. Они были без кандалов, в уже запылившейся одежде. И им раздавали такой же простой завтрак. Судя по облику, полонянки были тоже с Червоной Руси. Говор был понятен Ивану, хотя и отличался от его, привычного языка. Русины попробовали подойти, но тут подскочили татары, и древками копий отогнали единоплеменников друг от друга. На этом стражники успокоились, и уселись рядом на корточках, быстро говоря о своём. Впрочем, некоторые пленники не успокоились на этом.
– Откуда вы сами, красавицы? – крикнул неугомонный Микула.
– С Волыни, – ответила одна из женщин с закутанным в платок красивым лицом.
– И я оттуда. Вернусь, передать то что?
Девушка только отрицательно кивала головой в ответ, и отрывала куски от лепёшки, стараясь не смотреть на Микулу. Вскоре подошёл знакомый им Ахмат, и с ним были его воины. Коней татары вели в поводу. Приближённый же начальника вёл двух коней. Он подвёл коня господину, тот любовно погладил его, угостил лакомством, потрепал по гриве. После он ловко запрыгнул на красивого коня, и двинулся к гавани, за ним вели пленных, его добычу. Кандалы натирали руки, хотя им дали мешковину, что бы подложить под жёсткое железо. Цепи не позволяли идти широко, и невольники делали лишь небольшие шажочки. Все вместе они звенели почти так, словно были тройкой коней на свадьбе. Вокруг бегали маленькие татарчата, кидались в пленных рыбьими костями, раковинами, кричали :