Иван Московский. Том 5. Злой лев
Шрифт:
— Ева.
— Ну да. Ева. Никак не могу привыкнуть.
— А кредиторы чего тебе руки выкручивают?
— Требуют выдать концессии в пределах доступных владений. Указывая на то, что я обманул их.
— И ко мне не идут?
— Не идут.
— Жаль. Я бы им выдал что-нибудь. — кровожадно улыбнулся Иоанн.
— Поэтому и не идут. Чай не дураки.
— Обидно.
— Самому обидно. Но эти твари понимают, что у тебя они и прошлогоднего снега не допросятся.
— Слушай, а что магнаты по поводу всей этой заварушки думают?
— Единства
— И только наши договоренности не позволяют им это сделать. А ведь ты не хотел тогда.
— Не хотел. Каюсь.
— Может в шахматы поиграем?
— Ох… нет… лучше давай думать, как выкрутится из всей этой дурно пахнущей истории. Может Джема натравить на Вену, когда Фридрих выступит в поход? Так, чтобы тот откуда-нибудь из Богемии или Моравии повертался в зад?
— В зад — да — его повертать надо. Но я жду со дня на день новостей о гибели Джема. Так что султан нам не помощник.
— Гибели?
— Патриарх и ряд иных советников уверены — он не жилец.
— Плохо… очень плохо…
— Да уж. Безрадостно. Может я тебе денег дам?
— В долг? О нет… Мне хватило.
— Да я в общем-то и подарить могу. Тысяч двадцать медведей[1] или даже тридцать.
— Чтобы я выступил за тебя?
— Да.
— Ты понимаешь, что в этом случае Фридрих сначала нападет на меня. А мне с ним не совладать. Да и денег этих мало.
— Ну… давай я увеличу сумму до шестидесяти тысяч медведей? А хочешь — даже золотыми львами ее выдам?
— И что это изменит? — горько усмехнулся Казимир. — Сумма заманчивая, но я за оставшиеся время не успею возродить коронные войска. А если бы и восстановил, то Фридрих все одно меня уничтожил бы. Это Сизифов труд. Поздно для таких дел.
— Я рад что ты не позарился. Хотя мог.
— Мог. — кивнул Казимир. — Но ты ведь потом спросил бы с меня за них. А я уже получил немало уроков.
— И что ты будешь делать?
— Постараюсь отсидеться в стороне.
— Хоть сообщать о том, что и куда идет будешь?
— Если это не станет представлять для меня опасность. Сам понимаешь — я буду во власти Фридриха и его войска. Не удивлюсь, если он меня вытащит к войскам и заставит принять участие в походе.
— Не робей. Соглашайся. Просто сам ни в какие атаки не ходи под любыми предлогами. В конце концов я же не зверь и все понимаю. Обстоятельства иногда бывают сильнее нас.
— Это точно, — покачал головой Казимир.
[1] С 1475 года в Москве чеканились три серебряные монеты: векша, куна и волк в 0,8 грамм 250-й пробы, 1,6 грамм 500-й пробы и 5,33 грамма 750-й пробы, что соответствовало 1/4 , 1 и 5 новгородским деньгам. С 1477 года начали чеканить ещё три монеты: мышь, медведь и лев. Мышь была медной монетой в 1 грамм, равной 1/20 новгородской деньги. Медведь представлял собой крупную серебряную монету массой 31,36 грамм 990-й пробы и был равен полусотне новгородских денег
Часть 1. Глава 5
1483 год, сентябрь, 2. Днепровские пороги
— Признаться, не ожидал вас встретить так далеко от вашей столицы, — произнес посланник султана, отхлебнув немного свежего кофе.
— Отчего же? Это мои владения и именно эти работы сейчас очень важны. Вот — лично и проверяю, как они идут. Наверное, важнее их и нет ничего для развития наших с вами отношений. Потому что устранение проблемы с порогами позволит увеличить торговлю между нашими державами многократно. К общей пользе.
— Торговля? Но зачем? — удивился посланник. — Мы же только мехом торгуем.
— Если устранить проблему этих порогов, — махнул рукой Иоанн, — то я смогу вывозить в Константинополь из Смоленска много всего. Не только мех, но и хороший лес, в том чисел прекрасный сосновый на мачты и реи, ткани, включая льняные, и деготь разный, оружие, доспехи и прочее, прочее, прочее. Много. Кораблями. Десятками, а то и сотнями кораблей. Обратно уже поедут ваши товары. Уверен, что такой оживленный торг укрепит нашу дружбу, сделав ее выгодной не только в военном плане. А если дружба наша будет греть наш кошелек, то кто сможет ее разрушить? Ну… разве что безумие какое, это если Всевышний кого-то из нас лишит рассудка.
— Это да. Без всякого сомнения, — с максимальным почтением произнес посланник султана. — Жаль, что вы не желаете возобновлять торг рабами в Кафе или иных своих землях. Мы в них очень заинтересованы. В конце концов никто не просит, чтобы вы торговали своими людьми. В Кафу могли бы стекаться рабы с той же Литвы и с земель восточнее Волги. Да и на Кавказе сейчас единого удобного для работы центра нет, отчего торг идет крайне сложно.
— Всевышний сотворил человека по своему образу и подобию. И любой, кто владеет человеком как товаром — бросает вызов Всевышнему. Ведь он замахивается на владение им.
— Мы оба с вами знаем, что это не так.
— Мы оба с вами знаем, что в исламе освобождение людей от рабства считается богоугодным делом. Разве этого мало?
— Вы правы. Освобождение от рабства — доброе и богоугодное дело. Но и обращение в рабство — не грех. Особенно если это выгодно. А работорговля — очень выгодное дело. Даже оставив молодых женщин в стороне, хотя на них можно буквально озолотится.
— Для христианина сама идея рабства противна. Ведь если человека, что служит Господу Богу своему, сделать рабом, значит бросить вызов высшим силам, проявляя гордыню подобную Сатане. Иными словами — обращать в рабство и продавать христианина в рабство — страшный грех. А вы ведь больше заинтересованы именно что в восточноевропейских рабах. Не так ли?