Иван Савич Поджабрин
Шрифт:
– Отпирай же!
– кричал Иван Савич, - не то...
– Да ты бы где-нибудь заснул: вишь ты, ключа-то долго теперь искать.
– Куда я пойду? Пусти сейчас.
– Ну вот погоди, принесу ключ.
Наконец через добрых полчаса Иван Савич попал к себе, а Авдей только что было собрался пить третью рюмку, как вдруг сильно застучали в дверь. Авдей проворно спрятал бутылку с рюмкой в шкап, обтер наскоро губы и отпер.
Вошел Иван Савич.
– Что, Авдей, совсем убрался? э! да ты еще
– Я один, - отвечал Авдей, - у меня две руки-то.
– Оттого-то и надо было убрать, что две. Вот ежели б одна была другое дело.
Авдей, не ожидавший этой реплики, поглядел ему вслед и покачал головой.
– Ведь скажет, словно... э! ну вас совсем!
– бормотал он, - отойди от зла и сотвори благо!
– А что соседка?
– спросил Иван Савич.
– Не могу знать, - отвечал Авдей.
– Разве ты не видал ее, не говорил с ней?
– Нет-с. Что мне с ней говорить?
– Ну как что... А чей это платок?
Авдей молчал.
– Чей платок?
– повторил Иван Савич.
– Не могу знать.
– Как не могу знать? Здесь был кто-нибудь?
– Нет, это, верно, как диван стоял в сенях, так кто-нибудь положил. Пожалуйте, я завтра спрошу.
– Вот славный случай: ты завтра спроси у соседки, не ее ли, и между тем порадей в мою пользу.
– Как-с порадей?
– Скажи, что я и добрый, и... ну будто тебе в первый раз.
– А зачем это, сударь?
– Как зачем... познакомимся, а там... пожуируем.
– Да неужели вы и здесь станете разводить такую же материю? экой стыд! там только что ушли от беды, теперь опять захотели нажить другую! уж попадетесь, Иван Савич, ей-богу, попадетесь.
– Э!
– сказал Иван Савич, - еще скоро ли попадусь, а между тем мы с тобой пожуируем.
– Нет уж, журируйте одни... да и вам нехорошо: бросьте, сударь!
– А! а! а!
– начал зевать Иван Савич, - покойной ночи, Авдей, завтра разбуди в девять часов.
Утром, когда Авдей стал подавать чай, первый вопрос Ивана Савича был:
– Ну что соседка?
Авдей молчал.
– А?
– Ничего, отдал платок.
– Так он ее был? ну а порадел ли ты мне?
– Говорил.
– Что ж она?
– Говорит, рада доброму соседу. Коли, говорит, случится надобность в чем, так не откажите, и мы вам тоже постараемся, чем можем. Не понадобится ли, говорит, барину когда пирожок испечь: я, мол, мастерица.
Иван Савич вытаращил глаза.
– Как пирожок?
– Пирожок-с, с рыбой или с говядиной... с чем, говорит, угодно. Еще говорит, не нужно ли вам рубашек шить?.. я, говорит, могу...
Иван Савич вскочил с постели.
– Как рубашек?
– Еще...
– начал Авдей.
– Стой! ни слова больше! ищи сейчас квартиру... Куда
– Что вы, опомнитесь, сударь: что вам за дело? Нам же лучше.
– Такая хорошенькая - и печет пироги!
– говорил сам с собой Иван Савич, -ужас! ну, с чем это...
– С рыбой и с говядиной, - подхватил Авдей.
– Э! молчи, дуралей! тебя не спрашивают.
– Ведь она не больно хороша, - заметил Авдей, - глаза-то словно плошки, да и зубы не все.
– Да, ты много смыслишь!
– отвечал Иван Савич, стараясь попасть ногой в туфлю, - такая молоденькая - и шьет рубашки! а?
– Что за молоденькая, сударь: уж ей за пятьдесят, - сказал Авдей.
– Как за пятьдесят! да ты с которой говорил?
– Ну, с той, что квартиру нанимает, - с самой хозяйкой.
– Со старухой? что ж ты мне не скажешь давно? Кто просил тебя радеть мне у этой старой ведьмы?
– Ведь вы сами вчера приказывали.
– Я сам приказывал!
– передразнил его Иван Савич.
– Я толком тебе говорил - жуировать: можно ли с таким страшилищем жуировать? разве тебе самому охота? вечно только подгадишь мне! Впрочем... нет... ничего, больше доверенности! пусть пироги печет. Я ей, пожалуй, и рубашки закажу. Ну а молодая кто?
– Жилица у ней, - нанимает две комнаты.
Иван Савич не ходил в тот день на службу, под предлогом переезда на новую квартиру. Авдей возился, уставлял, а он надел красивый шлафрок, отворил вполовину дверь и глядел к соседкам: это он называл жуировать.
– Разве не пойдете в должность?
– спросил Авдей.
– Пора бы одеваться -одиннадцатый час...
– Нет, не пойду, что должность?.. сухая материя! надо жуировать жизнию. Жизнь коротка, сказал не помню какой-то философ.
Там, в комнатах, видел он, то мелькнет что-то легкое, воздушное, белое, кисейное, то протащится неуклюжее, полосатое. Иногда в узком промежутке неплотно затворенной двери светился хорошенький черный глаз с длинными ресницами, потом хлопал глаз без бровей, как будто филин. Вскоре послышались звуки фортепиано. Играли из "Роберта".
"Кто же это играет?
– думал Иван Савич.
– Уж конечно она, молоденькая. Где той... месить пироги и играть на фортепиано?"
Он взял скрипку и тоже заиграл. Там перестали играть.
"Вот и видно, что она женщина строгой нравственности!
– подумал Иван Савич.
– Иная бы пуще заиграла".
– Он посмотрелся в зеркало и причесал бакенбарды.
Вскоре дверь там отворилась побольше и наконец почти совсем.
– У нас труба дымит, - сказала старуха Авдею.
– Летом всё отворяем дверь. Вот другой год твердим хозяину, чтобы переделал... нет! их дело только деньги брать.