Иван Савич Поджабрин
Шрифт:
Квартира Анны Павловны была убрана, как убирают почти все квартиры о двух комнатах, с передней и кухней. Диван красного дерева, обитый полинялой шерстяной материей с пятнами, другой клеенчатый диван, полдюжины стульев под красное дерево, старый комод, а на нем туалет, который, в случае нужды, легко можно переносить с места на место. На окнах несколько горшков гераниума и две клетки с канарейками.
У Ивана Савича на подобные визиты давно обдуман был и поклон, и приветствие, и даже мина.
Вошедши,
– Наконец я у вас!
– сказал он, оглядываясь кругом.
– Ужели это правда? не во сне ли я?
– Может быть, этот сон не нравится вам? Бывают сны скучные и тяжелые, - отвечала она с томной улыбкой, - проснитесь... это легко!
– Боже меня сохрани! Пусть этот сон будет непробудным! Она опять улыбнулась.
– Садитесь, - сказала она, - благодарю вас за участие; как это вы вспомнили, и еще через два дня?
– Я не вспомнил: вспоминают о том, что было забыто; я вас не забывал. Но что с вами?
Она поглядела на него довольно нежно и потупила глаза.
– Немного простудилась, - отвечала она, - я думаю... оттого... что бываю иногда... у дверей. Люди обречены на страдание.
Она вздохнула.
Тут Иван Савич посмотрел на нее нежно, а она покраснела. Они молчали несколько времени.
– Вы редко бываете дома?
– потом спросила она.
– Нет-с... да-с... смотря по...
– У вас часто бывают гости?
– Да-с... бывают иногда, -отвечал он.
– Кто это... рыжий молодой человек? такой противный: всякий раз заглядывает в дверь.
– Это... "постой-ка, я тону задам!" - подумал он, - это граф Коркин, славный молодой человек, первый жуир в Петербурге.
– А другой, в очках?
– Барон Кизель. Отлично играет на бильярде.
– Как они у вас шумят! что вы делаете?
"Расскажу ей, как мы кутим... Это нравится женщинам", - подумал Иван Савич.
– Кутим-с. Вот иногда они соберутся ко мне, и пойдет вавилонское столпотворение, особенно когда бывает князь Дудкин: карты, шампанское, устрицы, пари... знаете, как бывает между молодыми людьми хорошего тону.
– И вам не жаль тратить денег на шампанское?
– Что жалеть денег? деньги ничтожный, презренный металл. Жизнь коротка, сказал один философ: надо жуировать ею.
– О, да вот вы какие!
– Да-с!
– сказал он и вытащил из кармана платок. Запах распространился по всей комнате, так что даже из-за дверей выглянула старуха.
– Где вы покупаете духи? Какие славные!
– сказала Анна Павловна, вдыхая носом запах.
– Это блаженство - утопаешь в неге!
– В английском магазине.
– А что стоят?
– Десять рублей, то есть три целковых
– Стало быть, десять с полтиной?
– примолвила она, - как дороги здесь в мире все удовольствия!
– Зато прекрепкие: вымоют платок, всё еще пахнет. Позволите прислать на пробу скляночку?
– Помилуйте... я так спросила... из любопытства... не подумайте...
– Ничего-с! я вам завтра пришлю. Вы меня обидите, если откажетесь принять такую безделицу.
– Ах да!
– сказала она, - вы подарили моей племяннице брошку; я ношу ее, видите?
– Очень приятно, - только мне совестно: это слишком недостойно украшать такую грудь... Если б я знал...
– Чем же вы еще занимаетесь?
– Бываю в театре.
– В театре? Ах, счастливые! что может быть отраднее театра? блаженство! в театре забываешь всякое горе. Читаете, конечно?
– Да-с, да... разумеется.
– Что же, Пушкина? Ах, Пушкин! "Братья разбойники"! "Кавказский пленник"! бедная Зарема, как она страдала! а Гирей - какой изверг!
– Нет-с, я читаю больше философические книги.
– А! какие же? одолжите мне: я никогда не видала философических книг.
– Сочинения Гомера, Ломоносова, "Энциклопедический лексикон"... сказал он, - вы не станете читать... вам покажется скучно...
– Это, верно, кто-нибудь из них сказал, что жизнь коротка?
– Да-с.
– Прекрасно сказано!
От этого ученого разговора они перешли к предметам более нежным: заговорили о дружбе, о любви.
– Что может быть утешительнее дружбы!
– сказала она, подняв глаза кверху.
– Что может быть сладостнее любви?
– примолвил Иван Савич, взглянув на нее нежно.
– Это, так сказать, жизненный бальзам!
– Что любовь!
– заметила она, - это пагубное чувство; мужчины все такие обманщики...
Она вздохнула, а он сел рядом с ней.
– Что вы?
– спросила она.
– Ничего-с. Я так счастлив, что сижу подле вас, дышу с вами одним воздухом... Поверьте, что я совсем не похож на других мужчин... о, вы меня не знаете! женщина для меня - это священное создание... я ничего не пожалею...
– В самом деле?
– задумчиво спросила она.
– Ей-богу.
Они долго говорили, наконец стали шептать. От нее разливалась такая жаркая атмосфера, около него такая благоуханная. Они должны были непременно слиться и слились. Она уронила платок; Иван Савич бросился его поднять, и она тоже; лица их сошлись, - раздался поцелуй.
– Ах!
– тихо вскрикнула она.
– О!
– произнес он восторженно, - какая минута!
– Давно ли, - говорила она, закрыв лицо руками, - мы знакомы... и уж...