Иван Сусанин
Шрифт:
Охотники сторожко подплывают на челнах к плотине из хвороста…Труднее добыть куницу, но сосновцы и на сего зверя изловчились. Меха откладывали «про запас», ведая, что жизнь — не камень: на одном месте не лежит, всякое может приключится. Меха же больших денег стоят.
Бориска спустился к реке, прыгнул в челн и, взмахивая веслом, поплыл в низовье реки, туда, как сказывали мужики, где стоят большие торговые села. В разгоряченном мозгу — одна назойливая мысль: он выгодно сбудет купцам меха и купит Аленке такие золотые украшения, что вся Сосновка
Бориска ведал, что он грубо нарушил давно установившуюся заповедь мужиков: в низовье реки никому не ходить, дабы не привлекать к себе внимания. Стоит кому-то изведать о беглом селище — и прощай Сосновка. Ближайшее село находилось в пятидесяти верстах. Мужики высмотрели, что село ни стругов, ни насадов, ни других больших судов не имеет, а перемещаются и рыбачат на тех же челнах, на коих идти в верховья Мезы супротив течения весьма каторжно, да и резона нет: окрест и дичи и пушного зверя хватает.
Сосновка успокоилась.
Бориска помышлял заночевать в челне, но затем смекнул: надо прибыть на торги ночью, пройти мимо него, затаиться в полуверсте, а затем, когда наступит полдень, явиться в село и молвить: приплыл с низовья, дабы распродать меха.
Так и сделал. У первого же мужика спросил:
— Подскажи, мил человек, кто может у меня пушнину закупить?
Мужик встретил Бориску без всякого удивления: с низовья нередко приплывали торговые люди, предлагая топоры, косы, заступы, железную и медную посуду, соль и муку, водку в скляницах… Мужики охотно покупали, обменивая товар на меха. Люди побогаче выкупали и женские украшения.
— А чего ты с пушниной приперся? В Богородском сей товар не в диковинку.
— А чего надо-то? — простодушно спросил Бориска.
— Будто сам не ведаешь.
— Ведаю, — опомнился Бориска, поняв, что допустил оплох. Теперь надо как-то выкручиваться.
— В лесах все время зверя бил и бобров ловил в речушках. Отец послал. Свадьба у меня намечается. Хочу свою суженую золотыми украшениями разутешить.
— Чудно, — протянул мужик. — Что ни живу, но такого купца не видывал. Ступай-ка ты к старосте Кирьяну Сидорычу. Вон его изба. Хоромы! У него, небось, и бабьи украшения найдутся. А по какой цене куницу продаешь? Сносно, аль втридорога?
Бориска, конечно же, цены не ведал, а посему ответил уклончиво:
— Да уж не продешевлю.
— Ну-ну? — хмыкнул мужик. — У нас староста ушлый. С одной овцы две шкуры дерет.
У старосты Кирьяна изба и впрямь напоминает боярские хоромы: в два жилья, на высоком подклете, с повалушей и светелкой; крыша увенчана шатровой башенкой с резным петухом.
Спустился с крыльца Кирьян Сидорыч неторопко, увалисто; небрежно глянул на пушнину.
— Чего хочешь?
— Монисто, браслеты
— Поезжай в другое место, соколик. Такого товара не держим.
— Да как же так, Кирьян Сидорыч? — взмолился Бориска. — Я тебе пять куниц и три бобра не пожалею. Глянь, какие добрые меха.
Кирьян сразу усек, что перед ним оказался совсем неопытный купец. Меха у него отменные, без малейшего изъяна. Знать, ловкий стрелок этот щербатый парень.
— Где добывал?
— Где?
Бориска чуток замешкался, а затем махнул рукой в сторону понизовья.
— Село твое далече? На реке?
— На реке, Кирьян Сидорыч.
— И как село называется?
— Село-то?.. Село как село. Ты, Кирьян Сидорыч, на меха полюбуйся.
Староста прищуренными глазами пытливо глянул на торгового человека и напрямик изрек:
— Не нравен мне такой разговор. Скрытный ты, паря, и на купца не похож.
— Отчего?
— И села не называешь, и цены пушнины не ведаешь. Не краденый ли твой товар?
— Побойся Бога, староста. Не краденый. Вот те истинный крест! А коль цену завысил, забирай все меха.
Бориска вытряхнул из торбы два десятка шкур.
— Знать, хороша твоя невеста?
— Залюбень!
Кирьян Сидорыч кисло молвил:
— Меха твои даже сережек не стоят, но ради невесты сотворю добро. Бог зачтет. Будут тебе украшения.
— Благодетель! — Бориска даже на колени повалился.
Староста вынес украшения в узелке. У Бориски загорелись глаза. Вот то подарок Аленке!
Бориска заспешил к реке, а староста проводил его насмешливыми глазами. Придурок! Да за его меха можно двух коней купить. И откуда такой дуралей притащился?
Кивнул дворнику:
— Берег мне не виден. Проследи, в какую сторону сей простофиля подался.
Берег реки был высоким. С челна виднелись только крыши изб, а посему Бориска направил свой челн в сторону Сосновки.
Старосте не пришлось долго кумекать. «Купец» поплыл к верховью Мезы, поплыл далече к своему поселению. И обитают в нем всего скорее беглые люди, иначе бы они давно спустились к Богородскому. Не захотели. Как-то, лет пять назад, в селе побывали купцы из Ростова Великого (и куда только они не проникали!). Толковали, что ростовский воевода сыскивает беглых людей. Теперь следок их нашелся. Наверняка где-то укрылись у истоков Мезы. Надо бы воеводу известить. Сулил-де щедрую награду.
Чем взрослей становилась Тонюшка, тем сильней она привязывалась к отцу. Сказывалась потеря бабушки, коя заменила ей мать. Материнской ласки Настены она так и не познала, а вот отец с каждым годом становился ей все ближе и ближе. Тянулась за ним, как нитка за иголкой. Отец дрова колет — Тонюшка полешки укладывает. Отец сено косит — Тонюшка ему узелок со снедью несет, отец пашню засевает — Тонюшка из туеска подсыпает жито в лукошко.
Отец похваливает: