Иван Тигров (рассказы)

Богданов Николай Владимирович

— «Дисциплина, дисциплина»!.. Что мы, в школе; что ли? Вот вы — первые ученики, с пятёрками по дисциплине. А где у вас личные счета? Пусты…

Как-то раз командир полка, улучив минуту, когда они были одни, по-дружески обнял его за плечи и сказал:

— Смотрите, Николенко, убьётесь!

— Меня сбить нельзя! — задорно тряхнул головой Николенко.

— Вот я и говорю: сами убьётесь.

— Подставлю себя под удар? У меня глаза на затылке! И Николенко так — удивительно покрутил головой, что, казалось, она у него вертится вокруг своей оси.

— Шею натрёте, — усмехнулся командир.

— Не натру: вот мне из дому

прислали шарф из гладкого шёлка.

И показал красивый шарф нежно-голубого цвета.

— Ну, ну, смотрите, да не прозевайте. Уж очень вы на одного себя полагаетесь. А знаете, что мой отец, сибирский мужик, говаривал: «Один сын — ещё не сын, два сына — полсына, три сына — вот это сын!» Так и в, авиации: один самолёт — ещё не боевая единица, пара — вот это боец, четыре пары — крепкая семья, полк — непобедимое братство!

Задумался Николенко. Ещё в школе упрекали его, что он плохой товарищ. Ни с кем не дружит, всегда сам по себе. Зачем ему друзья — он и так первый ученик! А когда трудновато, родители репетитора наймут. И опять он лучше всех. Был он у отца с матерью единственным сыном, и они хотели, чтоб он везде был самым первым. Чтоб и костюмчик у него был лучше всех, и отметки…

Учителя им гордились. Другим в пример ставили. А ребята не любили. Так и прозвали: «гордец-одиночка».

А ему ни жарко ни холодно. Он школу с отличием окончил. Когда ему бывало скучно без компании, он умел подобрать себе товарищей для игр. Только не по дружбе, а по службе. Приманит к себе малышей отличными горными санками, которые ему родители из Москвы привезли. И за то, что даст прокатиться, заставляет службу служить: ему санки в гору возить.

Словом, все и всё для него: и родители, и приятели, и учителя. Только он ни для кого ничего…

И до сих пор жил отлично. Лучше всех, пожалуй. Да и на войне вот: разве он не лучше других себя чувствует? Все хорошо воюют, а он лучше всех. Кто из молодых лётчиков больше самолётов сбил? Лейтенант Николенко.

Усмехнулся Николенко в ответ на предупреждение командира и только из вежливости не рассмеялся.

А командир знал, что говорил…

Не прошло и нескольких дней, как сам полковник поднял восьмёрку по тревоге. Получено было донесение разведки, что на тайный аэродром, устроенный фашистами невдалеке от наших позиций, прилетела новая истребительная эскадра. Самолёты все свеженькие, как с чеканки. Заправились фашисты горючим и полетели штурмовать наши войска. Летают над позициями, над дорогами, обстреливают каждую машину, резвятся. Не боятся, что у них бензина мало. Тайный аэродром рядом. Только скользнут над густым лесом — вот тебе и стол и дом… Для пилотов — тёплые землянки, горячий завтрак, а для самолётов — бензин и смазка и дежурные мотористы наготове.

Хорошо устроились. Да наши партизаны выследили и по радио всё это сообщили.

Восьмёрка истребителей поднялась, чтобы подловить фашистов в самый момент возвращения домой. Бензин у них на исходе — драться они не смогут.

Конечно, аэродром не озеро, на которое прилетают утки. Его охраняют зенитные пушки. Его прикрывает «шапка» дежурных истребителей.

Всё это наши знали. Подошли скрытно, со стороны солнца, и стали делать круги, разбившись на пары.

Фашистские лётчики, прикрывавшие аэродром, вначале заметили пару наших самолётов, затем ещё два — повыше. А потом разглядели и ещё. И смекнули, что советские истребители явились в боевом

порядке, эшелонированном по высоте. Такой боевой порядок был назван лётчиками «этажерка». Неуязвимый строй: нападёшь на нижнюю пару — тебя на выходе из атаки верхняя собьёт, нападёшь на верхнюю — тебя во время скольжения вниз нижняя подхватит… А уж в центр такого строя соваться и совсем не стоит, если дорожишь головой. И фашистские лётчики, прикрывавшие аэродром, отошли в сторону, поднялись повыше в облака.

Одна у фашистов была надежда: вот сейчас их зенитки дадут огонь, глядишь — заставят «этажерку» рассыпаться, растреплют строй. И тогда…

Но не тут-то было. Наш полковник свой манёвр знал. Лишь только ударили пушки и расцветили небо разрывами снарядов, он приказал всей восьмёрке, не нарушая боевого порядка, скользить вправо, влево, выше, ниже. Не так легко пристреляться к таким танцующим в воздухе крылатым парам.

Да и недолго осталось стрелять фашистским зенитчикам: вот сейчас, через какие-то минуты, должны вернуться немецкие самолёты, и тогда хочешь не хочешь, а убирай огонь, не то своих подобьёшь.

Наш командир, усмехнувшись, посмотрел на часы:

«Скоро явятся фашистские истребители, и начнётся славная охота!»

Вся «этажерка», совершая круг, «работает» точно, как вот эти часы с секундомером. Он оглядел строй довольными глазами.

— Немного терпения, мальчики, — сказал он по радио. И вдруг чёрная тень пробежала по его лицу, когда один самолёт вышел из боевого порядка и скользнул в сторону, за высокие ели, туда, где не было разрывов зенитных снарядов.

«Николенко!» — так и ударило в сердце.

И командир не ошибся. Это был Николенко. Не желая находиться под зенитным огнём и напрасно подвергаться риску, он решил схитрить: уйти из зоны огня и «прогуляться» в сторонке, пока не вернутся немецкие самолёты. Вот тогда он и включится в бой… И набьёт больше всех!

Вслед за Николенко, по обязанности защищать командира, пошёл и его ведомый.

Увидел этот манёвр не только наш командир — тут же заметили его и фашисты.

Это были опытные лётчики. Держась в стороне, они высматривали удобный момент, чтобы ударить по отделившемуся, сбить зазевавшегося. И сразу, словно хищники, почуявшие лёгкую добычу, устремились из-за облаков на самолёты, уклонившиеся от зенитного огня. У кого нервы сдали, того легче бить!

Храбреца Николенко, по его поведению, фашисты приняли за труса. Как бы он возмутился, если бы знал! Но узнать ему не довелось. Наблюдая за огнём с земли, он просмотрел опасность с воздуха.

— Николенко, вас атакуют! — крикнул командир по радио.

Но было уже поздно, немцы открыли прицельную стрельбу. Пушечные залпы, как огненные дубины, обрушились на самолёт Николенко, круша и ломая его. Затем на самолёт ведомого.

И два краснозвёздных ястребка, один за другим, охваченные дымом и пламенем, посыпались на верхушки елей.

…А в это время возвратились восвояси фашистские истребители. Они явились всей эскадрой и густо пошли на посадку. Зенитки сразу замолкли. Всё небо покрылось машинами. Одни планировали на аэродром, другие, дожидаясь очереди, летали по кругу. А наши гонялись за ними, сбивая один за другим.

Подбитые валились и в лес, и на лётное поле. Тут костёр, там обломки. На них натыкались идущие на посадку. Капотировали. Разбивались. Два фашиста в панике столкнулись в воздухе. Иные бросились наутёк.