Иван Украинский
Шрифт:
Продолжая дальше путь, разгоряченный небезопасным происшествием, батрак размышлял над последними словами грабителей. «Добро-то не мое, а чужое — думал он. — И мне его не жалко. Но на него нет прав и у этих подонков». Сдав мясные туши хозяину трактира и получив от него расписку, братья возвратились в станицу. О том, что произошло в дороге, они рассказали своим домашним, Дейкин же узнал об этом от случайного свидетеля неприятного события.
— Что ж ты умолчал передо мной? — укорил он Ивана. — Твое поведение заслуживает не только похвалы, но и поощрения.
Хозяин пытался вознаградить батрака пятью рублями, но Иван посчитал
— Тогда вот что, — сказал Дейкин, — раз ты гроши не берешь, я устрою так, что ты на весенних скачках примешь участие на моем коне, в полном снаряжении.
Честно признаться, такая щедрость поколебала у Ивана неприязнь к хозяину. Давно зрело у него сокровенное желание посостязаться с сынками богатеев на скачках и в рубке лозы. Но хорошо знал — это для него недоступно. Померяться силой и ловкостью могли лишь избранные, из казачьего сословия, у которых в конюшнях для такой цели выращивались и содержались породные скакуны, хранилась первоклассная сбруя, а в кованых сундуках, обернутые в промасленные тряпицы, ждали своего часа остро отточенные сабли. Ничего этого у Ивана не было и быть не могло.
Между тем, за Украинским еще с мальчешских лет в станице закрепилось прозвище, как одного из самых сноровистых лошадников, умевшего обращаться с конем не
хуже любого кавалериста. Находясь в поле, вдали от посторонних глаз, Иван частенько скакал на лучших хозяйских рабочих лошадках, ударами плети срубая иссиня — фи- олетовые головки высоких степных будяков. И глаз, и рука тренировались, сила в плечах крепла. В такие минуты Ивану казалось, что он и на настоящих скачках может выступить ничем не хуже других. Но годы шли, а на всех очередных праздничных джигитовках он оставался простым зрителем.
Теперь же речь велась о нем, как об участнике… Заманчиво и страшновато! Иван наперечет знал всех коней Дейкина — рабочих и выездных. Не будучи коренным казаком, Дейкин был приписан в казачье сословие, благодаря своему богатству и влиянию. Добрых скаковых лошадей держал для престижа. Сыновей Степану Дейкину Бог не послал, были у него только две взрослые дочери. Поэтому и коней — красавцев хозяина некому было продемонстрировать перед всей станицей во всей их мощи и превосходной стати.
Обычно праздничное зрелище — скачки лошадей и рубка лозы — устраивалось в станице до начала сенокоса, накануне или после Пасхи, когда в поле заканчивался сев яровых, овса, подсолнечника, кукурузы, бахчевых и овощей, а трава еще не подоспела к уборке и прополка всходов только начиналась. Таким событием отмечались нередко и зажинки — окончание всех поздних полевых работ в пору золотой осени.
В повседневном труде миновала зима, за ней последовали горячие весенние заботы. И не заметил Иван, как пробежало несколько месяцев, отделявших его от январской поездки в железнодорожный поселок. Однажды Дейкин ему напомнил:
— А ты, Иван, готовься к скачке и рубке. Я свое слово сдержу.
Через несколько дней хозяин завел батрака в конюшню и, показав на трех лоснящихся молодых коней, стоявших в станках, сказал:
— Выбирай, какой нравится. Начнешь с ежедневной выводки, потом станешь объезжать.
Ивану более всего приглянулся вороной четырехлеток, терских кровей. Он и раньше наблюдал, как тот, занузданный конюхом, лихо вытанцовывал во дворе на прогулках, косил своим искрометным глазом.
— Вот этого, — указал Иван
Отныне дел прибавилось еще больше. Иван рано утром, днем и вечером наведывался в конюшню, с рук кормил овсом вороного, приучая его к себе, надевал на него уздечку, по полчаса выхаживал с конем по обширному кругу. Потом стал подседлывать, объезжать верхом, а за две недели до скачек занялся и тренировкой со старой саблей, врученной ему хозяином. Дейкин загорелся желанием, чтобы Иван как можно лучше подготовился к состязаниям и утер нос всем джигитам станицы во имя чести дейкинского дома. Оттого в последние дни освободил Ивана от всех других работ.
— Не подкачай, — наставлял он подопечного. — Покажи, что ты не хуже любого казака.
Утром на станичную площадь спешило много людей — мужчин, женщин, подростков. В суконных шароварах на очкурах, в заправленных в них расшитых рубахах и легких бешметах следовали молодые казаки, заломив на головах кубанки с разноцветным верхом. А молодайки принарядились в яркие кофты из шелковых и шерстяных тканей, с бусами, шнурками, тесьмой и стеклярусом на груди, в сборчатые удлиненные юбки с замысловатыми прошивками. Большинство из них надели на себя самые красивые платки всех цветов и оттенков. Менее броско было одеяние пожилых и старых станичников, детвора же в основном высыпала на площадь, кто в чем ходил и в будние дни.
В центре площади, занимавшей равновеликий квадрат примерно 150x150 саженей, возвышалась деревянная трибуна для атамана и судей, сбочь трибуны отводилось место для всадников с лошадьми. Отсюда им предстояло выезжать на дистанцию и снова возвращаться сюда после скачек. Тут же рядом лежал целый ворох лозы, приготовленный для расстановки на линии рубки после первой части состязаний.
Атаман Фастовец и его окружение наблюдали за приготовлениями из окон и с веранды станичного правления. Когда возле трибуны собралось около двух десятков всадников, атаман сказал:
— Пора. Будем начинать.
В числе конников находился и Иван Украинский. Хозяин приодел его в казачью форму — черкеску с газырями, темно — синие шаровары с красным кантом, барашковую кубанку с витым перекрестием по ее верху.
Последние указания судьям, горнисту, линейным… И вот уже ухо к уху, круп к крупу выстраиваются кони на старте, они нетерпеливо крутятся на месте, нарушают строй, предчувствуя, что им предстоит выложиться до предела на скорость бега. Наконец, относительное равнение было достигнуто и судья на старте, отмахнув флажком, зычным голосом, перекрывающим людской гомон, крикнул:
— Пошел!
И вся кавалькада ринулась вперед. Точно никто уже не подсчитывал, какое расстояние требовалось пройти. Нужно было проскакать по всему крайнему обводу площади, то есть весь квадрат, а это составляло в общей сложности побольше версты. Иван Украинский со своим вороным дейкинским рысаком находился ближе к внешней стороне круга и, естественно, ему доставалось расстояние хоть на малую часть, но все же больше, чем многим остальным всадникам, шедшим по внутреннему обводу. Крепко держа повод в руке, склонившись к гриве коня, Иван выжимал из него всю скорость, на какую он был способен. Поначалу вперед его вырвалось пять — шесть казаков. Но со средины дистанции он шел уже четвертым, а к концу ее, на финише Иван расслышал в гулком конном топоте отрывистый громкий голос судьи, поданный им для своего помощника: