Иван - я, Федоровы - мы
Шрифт:
Когда они уже отошли, Ваня оглянулся и в говорившем узнал командарма. Его лицо в красных отсветах от пылающей баржи казалось очень гневным. А руки командарма, что спеленатые младенцы, были перебинтованы.
Еще задолго до рассвета они добрались в штаб дивизии, укрывшийся в подвале сгоревшего дома. Ваня только вздремнул, как дежурный штаба крикнул: "Есть желающие идти в разведку в район Тракторного?" Вызвался Дымов. Он уже несколько дней не спал: видно, горе не отпускало его, и все рвался в бой. Лейтенант подобрал себе двух охотников. Ваню согласился взять до "ворот" - так разведчики называли выход из минных полей на оборонительной линии.
Снова
Дымов не смог углубиться в немецкую оборону: уже светало. Применив ту же тактику, что за Доном, он залег с разведчиками среди убитых накануне в контратаке наших пехотинцев. Так и пролежали разведчики весь день. А когда стемнело, стали рваться гранаты, началась перестрелка... В свете ракет Ваня увидел, как немцы, окружившие в овраге кухню, бросились врассыпную. Это наши "убитые" забросали их гранатами и обстреляли. Потом, как было условлено с Дымовым, Ваня, мигая фонариком, указывал разведчикам путь к "воротам". Помогал бойцам тащить толстого немца, а лейтенант прикрывал их автоматным огнем. Когда приволокли немца в штаб, у него зуб на зуб не попадал. Твердил одно: "Русские трупы ожили!.." И не сразу вырвали у "языка" сведения о немецких частях в этом районе.
В ту же ночь дивизия, получив пополнение, перешла на оборону Тракторного завода...
Два дня Ваня ходил какой-то торжественно-притихший, а на третий подошел к Филину с листком бумаги:
– Товарищ комиссар, разрешите обратиться?
– Одобряю, Федоров! Вступай в комсомол.
– Вы... откуда знаете?
– Да знаю уж. Давай заявление.
– Товарищ комиссар, - выпалил Ваня, - вам бы не Филин дать фамилию, а прямо Рентген.
– Жив останусь, после войны переменю, - засмеялся комиссар и приказал Дымову: - Готовь Федорова. Чтоб Устав назубок знал.
В первую передышку лейтенант позвал Ваню, вытащил из планшетки книжечку с потертыми на сгибах страницами и почти наизусть прочел. Урок закончил так:
– Запомни свои права и обязанности: бить фрицев до последнего! Если ясно - точка долитграмоте.
А на другой день пришел политрук из политотдела. Поговорил с Ваней, остался доволен его бойкими ответами.
– А как у тебя с дисциплиной, Федоров?
Ваня замялся, поглядел вопросительно на лейтенанта. Тот ответил:
– Ничего. Тянет на тройку.
Комиссар, бросив взгляд на пристыженного Ваню, заступился:
– Бывает и на пятерку.
– Бывает и на двойку, - беспощадно заключил Дымов.
Комиссар с политруком ушли. У Вани щеки пылали, что рябина на морозе. Лейтенант повернул его к себе:
– Не дуйся, братишка. И в комсомол вступишь, буду драить тебя с песком, пока человеком не сделаю.
Ване не терпелось получить такую же книжечку стального цвета, как у лейтенанта, но бои не прекращались. Лишь тринадцатого октября с полудня в районе Тракторного завода установилась необычная для Сталинграда тишина. Из политотдела комиссару позвонили.
"Как стемнеет, собрать комсомольское бюро. Будем Федорова принимать".
Раз такое дело, Ваня решил заняться своей обмундировкой: подшил подворотничок из сложенного вчетверо бинта; обнаружив в цехах Тракторного завода мазут, густо покрыл им ботинки; начистил пуговицы гимнастерки до ослепительного блеска. Черношейкин в развалинах одного дома нашел большие портняжные ножницы и подстриг его - получилось хотя
Для всех истребителей, кто воевал от Дона, прием Вани в комсомол был праздником. И день выдался солнечный, теплый, словно еще не ушло бабье лето. В воздухе, отдающем гарью, летали паутинки; все было спокойно, не верилось, что идет война. И герой сегодняшнего дня Ванюшка Федоров сроднился с бойцами. Кто-то из них обучал его военному делу, кто-то помогал добрым советом. Каждый отдал ему частицу своего сердца. Они гордились своим воспитанником. И хотя он был единственным у них сыном, рос неизбалованным и, по всему видно, неплохим человеком.
Черношейкин до войны вычитал где-то изречение восточного мудреца, что "легче сделать ученого, чем человека". И теперь усач развил свою теорию: "Если учить подлеца, он еще наитончайшим подлюкой станет. А если Ванюшка непорченый, то и наука ему идет впрок".
Сам же Ваня никак не мог дождаться вечера... Он сидел, окруженный бойцами из пополнения, и рассказывал им, как воевал с лейтенантом от самого Дона.
Но позвонили с командного пункта дивизии и передали приказ: срочно направить воспитанника части Федорова на левый берег. "Не вздумайте задерживать, - предупредили комиссара.
– Командарм Чуйков приказал всем дивизиям отправить воспитанников в ремесленные и суворовские училища. Он и своего любимца отправил".
Комиссар Филин с досадой передал трубку телефонисту... С каким трудом он в свое время упросил "железного капитана" оставить в части дерзкого парнишку. А теперь, когда тот провоевал с ними три месяца, остепенился, приходится расставаться. Дымов опустил голову - не ожидал, что так скоро настанет разлука.
– Хочешь не хочешь, Огонь, а приказ выполнять надо, - вздохнул комиссар.
Дымов решительно поднялся:
– Ладно, сам поговорю.
Он вылез из окопа у заводской стены, где находился телефонный аппарат, и зашагал по площади Дзержинского. Здесь располагался его противотанковый район - три пушки, девять бронебоек, охотники с горючкой в круглых колодцах и пулеметчики. Лейтенант угадал сразу, что Ваня должен быть в скверике у крайней левой пушки - оттуда доносился оживленный говор. Но Дымов направился сначала к правому орудию, постоял с сержантом Кухтой, поинтересовался у него, как обвыкаются новенькие, и затем уже подошел к скверику. За эти несколько выигранных минут он прикинул, с чего начать разговор, чтобы подготовить Ваню к самому неприятному.
Увидев лейтенанта, тот вскочил и подал бойцам команду:
– Встать! Смирно!
Дымов махнул рукой:
– Вольно! Братишка, ты мне нужен...
Ваня привык, что Дымов при других всегда называл его "рядовым Федоровым", и необычное обращение насторожило. Но сегодня все были с ним по-особенному ласковы и радушны.
Они пролезли сквозь пробоину в каменной стене и, очутившись на пустынной аллее, пошли мимо разбитых цехов огромного Тракторного завода. Лейтенант молчал, и Ваня вопросительно смотрел на него.
– Выпускали бы сейчас тракторы, - начал Дымов издалека, - хотел бы здесь работать?
– Как побили бы вражину, конечно, хотел бы, - не задумываясь, отчеканил Федоров.
– Ты у меня прямо заправский вояка!
– оглядел лейтенант ладного и подтянутого Ваню.
– Жаль, молод больно...
– Уж и молод! А сам-то...
– восторженно глядя на лейтенанта, сказал мальчишка.
Теперь лейтенанту еще труднее было огорчить Ванюшку, и он снова начал издалека:
– Если мы когда-нибудь расстанемся... Ты не забывай меня, братишка. Ладно?