Иван Змеевич и Краса Ненаглядная
Шрифт:
Ваня приложил к камню обе ладони и почувствовал прохладу, солнце не успело нагреть его. Как бы Ване хотелось услышать матушкин или отцов голос… Ведь всё время он только и жил, что их умом. Потом пользовался советами Ерошки, потом Краси, потом брата Дмитрия.
Волк топтался на месте, позёвывая.
— И кто только налево ходит? — спросил Ваня то ли волка, то ли камень, — нужно что ли кому-то женату быть? Пойду прямо. Раз я иду против Огненного Змея воевать, то значит это, что ждет меня там опасность и битва. Прямой путь — к острову Буяну!
—
Ваня строго посмотрел и сказал:
— Уж больно ты болтлив, волче. Как говорил мой дядька Ерошка, изо рта идут все грехи: домысливание, оклеветание, отчаяние, роптание, шептание, зазрение, прекословие, празднословие, гнев.
Волк кивал и соглашался, и если бы он мог, то наверняка бы расплылся в широкой улыбке. Было по всему видно, что все перечисленные грехи его любимые.
— Так ты едешь, Ваня, напрямки?
— Еду!
Сел царевич на серого скакуна, и через мгновение и следа не осталось от них. Только ковыль распрямился и снова улегся под сильным налетевшим степным ветром.
Долго ли коротко ли, а тропинка кончилась, и уперлась в частокол. Царевич спешился и подошёл к воротам. Постучал колотушкой, висевшей на ржавой цепи. Видно, заезжали сюда не часто.
— Кто такие и откуда? — послышался скрипучий голос, а небольшое оконце в воротах отворилось, — калики перехожие или скоморохи поганые?
— Нет.
— Купцы продажные или мудрецы облыжные?
— Да нет же!
— Повытчики скаредные или нищие ненаедные?
— Открывай, болтун! Царский сын прибыть изволил! — гаркнул волче, и окошко на двери захлопнулось. «Староста, староста!» — завопил недоверчивый стражник.
— Ваня, это деревня дураков, я тебе точно говорю. Живут тут пять поколений, жён и мужей со стороны не берут, от мира забором отгородились, — сказал волк, — пойдём отсюда.
Вскоре Ваня услышал топот ног, с лязгом растворили ворота, растащили их в стороны. Взору открылась деревенька, не бедная, но и не богатая, не большая, но и не маленькая.
Староста деревни, ослепший на один глаз, с бурыми клочками волос на неопрятной макушке, бухнулся Ване в ноги.
— Избавитель! Спаситель! — завопил он.
Жители деревни огляделись и последовали его примеру.
— Вы меня с кем-то путаете? — удивился Ваня, — Я — Иван-царевич, еду по своим надобностям, в лесу заблудился. Тропинка к вам вывела.
— Я тебя предупреждал, что они тут малохольные, — хмыкнул волк и стал красноречиво ковыряться в зубах.
— Не-е-е-ет, не путаем — хитро улыбнулся староста, не вставая с колен, — ибо пророчество было. Юнец вельми пригожий на сером скакуне явится на закате с юга. Принесет с собой избавление и умиротворение.
— Умер от варенья? — переспросил волк, — Ты, Ваня, тут ничего не ешь, пока я не попробую. Отравят наследничка, как пить дать, а потом скажут, что волчью сыть заваривал
— Как мы ждали избавителя, как мы ждали нового правителя! На зоре было на зореньке, подымался народ скоренько, лесу молился, дубовой корой причастился, слезами горькими умывался. Ой, приди-приди наше ясно солнышко, ой, взойди-взойди по-над реченькой, прогони тучи темныя, ночку длинную непробудную. Ой, приди-приди богатырь, государев сын, с палицей неподъемною, с мечом булатным, со стрелами калеными. Ослобони нашу сторонушку от Змея Огненного, проклятущего, благодетеля нашего ненаглядного, — запели бабы и девки.
— От благодетеля? — переспросил волк, вздыбив шерсть на холке, — мутные песни у вас, как я погляжу.
— Это на случай, если соглядатаи Змея Огненного подслушивают, — пояснил староста.
— Или Змей Огненный меж нами прячется, ведь он может кем угодно оборотиться, — поддакнула старушка.
— Или на случай, если богатырь Змея не одолеет, — высказал догадку и сам царевич.
Староста махнул рукой, и из избы выбежала шустрая девушка, неся на расшитом рушнике хлеб-соль.
— Отведай, богатырь, — пискнула она.
Ваня попытался откусить от каравая, но тот был таким черствым, что чуть коркой губы не оцарапал. Пришлось потрудиться и кусок отломить. В животе заурчало от голода.
— Извини, богатырь, — сказала девушка и поклонилась, — раз в месяц печём, больно накладно караваи-ждуны печь.
Ваня с кислым видом прожевал сухую корку и оглянулся на волка, тот переминался с лапы на лапу. Пришлось отдать остаток серому скакуну, тот проглотил каравай и сверкнул благодарными глазами. Староста пригласил царевича в избу, и, деловито потирая ладони, стал рассказывать о нелёгком житье-бытье хутора.
— Повадился к нам летать Змей Огненный. То овин спалит, то амбар. И требует платить дань, непомерную и великую.
— Какая же дань? — удивился царевич, подозревая, что речь идет о самой красивой девушке, которая предназначена для негодяя.
— Не, не то, что вы подумали… — вздохнул староста, — девку красную он и так возьмет, какую пожелает, — требует он от нас исключительно вторичного продукта. Но много, сто капей в полгода. В огроменной бочке.
— А на что ему этот… хм, — спросил царевич.
— Дык, удобрять молодильные яблони, — деловито пояснил староста, — а мы столько не производим, вот он и изгаляется над нами. Прилетает самолично, наводит страху и ужасу, что вельми способствует производству населением вторичного продукта.
Ване во временное пользование отдали избу старосты, а сам старик к зятю переселился. Чужое жилище встретило враждебной темнотой, кислым запахом гнилой капусты и крупными, как чернослив, тараканами. Царевич скривился и двумя пальцами зажал нос, что сразу заметил староста и позвал прежнюю девушку, которую покликал Властой, прибраться. Ваня вышел за порог и огляделся. С околицы к нему бежал его серый скакун, успевший околесить округу на четырех лапах.