Иванушка и граф
Шрифт:
Вот в город прибыли, Алёшка принялся всем рассказывать, что нет больше змея окаянного. Взяли люди Иванушку под руки, повели в палаты белокаменные. Камер-лакей дорогого гостя самому королю представляет.
А король в том царстве карлик был. Очень он своего роста стеснялся и на людях никогда не показывался.
Говорит Иванушке:
— Как нам тебя благодарить, храбрый рыцарь?
— Ничего мне не надобно. Люди вашего государства улыбаться стали — это и есть награда. А вот я могу тебя одарить — тем, о чём и мечтать не смеешь.
Достал он из кармана красное яблоко и подал королю-коротышке.
—
Съел король половину яблока, плечи его расправились, горб пропал, стал он высоким да статным красавцем. Теперь и на улицу не стыдно выйти, и по государству своему проехаться. На радостях пожаловал король каждому подданному по золотой монете.
Звал Иванушку остаться советником при дворе, но Иванушка отказался. Пожил недельку у короля и дальше в дорогу пустился.
Обманутый царь
Жил на краю деревни чеботарь по имени Харитон. Летом он лапти плёл, зимой бурочки валял тёплые. Заказчикам посолидней — черевички да сапожки кожаные тачал. А в свободную минуту игрушки из дерева мастерил. Это у него любимое дело было, задушевное. Своих детей чеботарь не имел, чужих игрушками одаривал.
Пошёл как-то Харитон за лыком в лес, смотрит — попала в капкан лисичка-чернобурочка. Лапу ей придавило, вытащить не может, скулит жалобно.
Освободил лисицу Харитон, принёс домой. Лапу чернобурочке полечил, туго обмотал, за печкой кумушку пристроил, чтоб выздоравливала. Сел игрушки мастерить. Их у него целая клеть насобиралась — и лошадки с наездниками, и куколки в платьицах, и зверушки разные, лесные и домашние. Как живые они у него выходили.
Пожила лисичка у чеботаря сколько-то дней. Лапу Харитон ей выправил, говорит как-то вечером:
— Завтра выпущу тебя на волю. Бегать можешь, как раньше, хорошо лапка срослась.
Наутро выходит он на крыльцо, а там целое собрание — тьма-тьмущая лисиц сидит вкруг двора.
Открыл Харитон дверь, чернобурочку к ним выпустил.
— Ступай, — говорит. — И в капкан больше не попадайся. Тебя вон друзья уж дожидают.
Тут лисичка возьми и заговори:
— Это свита моя, Харитонушка. За мной пришла. Ты не простую лисицу спас от погибели, а царицу лесную, спасибо тебе, мил-человек. За то награжу тебя.
Сказала так и исчезла с глаз вместе со своими лисьими подданными, как её и не бывало.
Подивился Харитон, домой вернулся.
Глядит, а игрушки-то его ожили! Медведь в барабан бьёт, мальчишка деревянный на жалейке играет, мелодию выводит, а куколки да зверята танцуют под ту музыку.
Харитон только руками развёл.
— Ай да лиска, а да затейница!
Стал он поделки свои необычные на рынке продавать. Вкруг прилавка у него всегда народ топчется. Специально со всех окрестных городов люди приходят посмотреть на те игрушки — вон свинка хрюкает, пятачком смешно водит, вон лошадка с повозкой по кругу скачет, там куколка песенку поёт, а тут Петрушка трепака пляшет. Богатеи готовы для своих детишек за таку хитру штуку гривну золотом заплатить. А тому, у кого денег нет — мог и за так отдать Харитон, не жадный был человек.
Вот как-то прознал царь про умельца, что безделицы неслыханные
С той поры заперся Харитон в доме своём, тайный царский заказ исполняет. А через месяц был готов болван деревянный — точный портрет царя да в человеческий рост! Раскрасил его мастер, волосики из пакли прилепил, в одёжку подобающую нарядил и к царю во дворец в карете повёз.
У царя того тоже было дело одно любимое, задушевное — собирал он в садах и лесах жуков да мотыльков всякой разновидности и описание им вёл. Жалко ему время терять на государственные утомительные дела — важные бумаги читать и подписывать. Скучно было речи перед гостями иноземными держать да балами командовать. Будет теперь болван царю помогать, обыденные монаршие дела вести.
Вот приезжает Харитон во дворец, изделие своё привозит. Сначала сам-один в залу нарядную входит и игрушку свою царю представляет. Так и так, говорит, знакомься, твоё царское величество, привёз я тебе твоё повторение. Потом болвана в залу пустили. Идёт болван гордой поступью, голову задрав, за ручку с царём как с равным поздоровкался.
— Вишь ты! — царь присвистнул. — Похож! Будешь теперь со мной рядом денно и нощно.
С тех пор стал царь болвана вместо себя с порученьицем посылать. Сначала по мелочи — на охоту с королём заморским, али на званый обед с князьями придворными, али на балы взамен себя, когда самому не танцуется.
А потом и до серьёзных дел допустил — соглашение какое заключить с Западным соседом али перемирие объявить с Восточным правителем.
Болван во вкус вошёл. Того казнит, того милует. Строгости с челядью завёл, затрепетал народ пред ним после указов неприятных. С заграничными соседями заменщик царский рассорился, всем подряд войной угрожает.
А ещё полгодика прошло — уж и царю не подчиняется. Строгим характером свиту на свою сторону переманил, так что натуральный царь, на занятие букашечное отвлёкшись, значимость свою и подрастерял.
Целыми днями настоящий император жучками-бабочками занимается и не видит, что нет у него теперь никакого престижу. Кукольный же царь всех в кулаке держит, сантиментов не допускает.
Прибежала как-то Марья-царевна.
— Царь-батюшка, очнись! Разве не видишь? Чурбан деревянный все старые правила порушил, об тебе балясничает, шутки насмешные строит, по дворцу ходит хозяином, безо всякого зазору трон твой занял!
Опамятовался царь. Позвал камер-лакея — пусть отчёт даст. Приходит тот и говорит:
— Не знаю даже, кто ты такой и есть. Подчиняюсь другому величеству, что с лица на тебя походит, но характером крепок, не забалуешь с ним, поначальственней будет.
Дошло до того, что прогнали царя из дворца взашей.
Вот потоптался самодержец маленько без еды, помёрз без крыши над головой, стал думать, дальше-то как быть? Да и вспомнил про мастера, что болвана вероломного изготовил, отыскал Харитона и жалуется ему.
— Так и так, — говорит — Ты мне куклу ту смастерил — твоя, стало быть, вина, что я всего на свете благоприятного лишилси. Меня, законного царя, охрана из родного дома вытолкала, крова лишила и поклоняются все теперь болвану с моим точным обличьем и несносным норовом!